Часть I. Большевистское нашествие
Распад Российской империи стал следствием неудач Петрограда в Первой мировой войне, а также спровоцировал две революции — Февральскую и Октябрьскую. Империя трескалась по швам, от России откалывались не только страны, чьи народы провозглашали независимость (в частности, Польша, Финляндия и Грузия), но и территории, которые сейчас являются частью Российской Федерации — это Кубань, Сибирь и Урал. На путь к независимости встала и Украина.
В день публикации текста отречения от престола царя Николая II и вскоре последовавшего отказа его брата Михаила перенять власть в Киеве была создана Украинская Центральная Рада — политический орган, который стал следствием объединения украинских федералистов и приверженцев независимости.
Председателем совета заочно избрали Михаила Грушевского, который как раз находился в России, вернувшись из неволи. Украинская Центральная Рада вызвала его в Киев телеграммой.
19 марта 1917 года в столице будущей Украинской Народной Республики (УНР) собралась огромная манифестация. На улицу вышла четверть жителей Киева, на то время это около 100 000 человек: воины, студенты, гимназисты, рабочие, члены украинских организаций.
Колонна шла по Владимирской, Фундуклеевской (ныне — Хмельницкого) и дальше по Крещатику. С балкона здания городской думы (она стояла там, где сейчас находится Майдан Независимости) руководители Рады произносили речи.
«Весь Киев, можно сказать, выступил: одни в процессиях, другие — на них смотреть. <…> Желающие считали хоругви — насчитали что-то более 300 самых национальных. <…>, — вспоминал Михаил Грушевский. — Для сенсации гарцевал на лошадях с несколькими младшими старый Садовский — все в казачьих костюмах. Толпы зрителей или присматривались с тротуаров, с балконов, окон, или шли рядом с процессиями. <…> Сымпровизировал и я короткую речь. Говорил я о большой волне, пришедшей и положившей на наше поколенье большой исторический долг».
Наконец, по итогам Украинского национального конгресса УЦР (Украинский Центральный Совет — прим. ред.) стала своеобразным парламентом, было подтверждено председательство Грушевского, а Владимира Винниченко и Сергея Ефремова назначили его заместителями.
Центральная Рада пыталась вести переговоры с Временным правительством России. Киев сначала объявил, а затем фактически отменил автономию Украины Первым и Вторым Универсалами соответственно. В Центральной Раде постоянно велись дискуссии между приверженцами независимости и автономистами — то есть сторонниками независимой Украины и желающими просто иметь больше прав в составе федеративной России.
Но события потекли в другом русле после того, как в октябре (ноябре по новому стилю) 1917-го в России произошел большевистский переворот. Через две недели после этого — 20 ноября 1917 года — Центральная Рада Третьим универсалом провозглашает автономию.
«Тяжка й трудна година впала на землю Російської республіки. На півночі в столицях іде межиусобна й кривава боротьба. Центрального Правительства нема й по державі шириться безвластя, безлад і руїна. Наш край так само в небезпеці. Без власти, дужої, єдиної, народньої Україна також може впасти в безодню усобиці, різні, занепаду… І ми, Українська Центральна Рада, твоєю волею, в ім'я творення ладу в нашій країні, в ім'я рятування всеї Росії, оповіщаємо: однині Україна стає Українською Народньою Республікою», — провозглашалось в Третьем Универсале.
Такое развитие событий не устраивало большевиков, захвативших власть в Петрограде. Ленин был настроен вернуть полный контроль над Украиной. Но прежде чем идти в наступление войском, Петроград пытался изменить ход событий в свою пользу малыми силами. Так, по инициативе большевистских организаций был созван Всеукраинский съезд советов крестьянских, рабочих и солдатских депутатов в Киеве, но он взял, да и поддержал Центральную Раду.
— Была у них такая задумка — «мирным» способом подорвать Центральную Раду изнутри, провести перевыборы и получить там большинство, а потом уже делать, что захочется, — рассказывает директор Музея Украинской революции Александр Кучерук. — Для этого они организовали Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, предложили провести Всеукраинский съезд советов. Оказалось, что советы на местах были проукраинские, они не были пробольшевистские, и когда прошли эти выборы, когда собрались депутаты, делегаты (а это проходило в современном здании Филармонии, тогда — Купеческого собрания), то оказалось, что из этого огромного количества депутатов большевики имели только около 17%.
Позже большевики пытались устроить восстание. Так, утром 30 ноября (12 декабря) красные отряды собирались захватить завод Арсенал, мосты через Днепр, телеграф и вокзал — все по тому же сценарию, что и в Петрограде (до этого Россия предложила Киеву добровольно передать власть большевикам).
Но красные очаги обнаружили накануне мятежа, а отряды, в которые в целом входило около семи тысяч повстанцев, — были подавлены. В тот же день потерпело неудачу и большевистское восстание в Одессе. В то же время те же большевики, которые не смогли взять власть в Киеве, отправились в Харьков:
— Они увидели полный проигрыш и решили — «не по-нашему, так мы от вас уходим». И эта группа села вечером на поезд и поехала в Харьков. А в то время в этом регионе была создана «своя» «Л/ДНР» — Донецко-Криворожская Республика, где наполовину силой, наполовину хитростями, наполовину демагогией захватили власть, и достаточно пробольшевистским был Харьковский совет. <…> Делать такую чистую, открытую агрессию (так, как сейчас на Донбассе) русские тогда не могли, и тогда они придумали такую вещь: была создана полумарионеточная эта структура, которая называлась Украинская Народная Республика рабочих и крестьян, во главе с Народным секретариатом, — рассказывает Александр Кучерук.
24 декабря в Харькове начался альтернативный Всеукраинский съезд рабочих и солдатских депутатов, в котором участвовали и депутаты от крестьянства. а на следующий день, под защитой красных отрядов, большевистский съезд провозгласил Украину советской республикой, избрал состав ее Центризбиркома, а с Россией установил федеративные отношения. Через несколько дней был сформирован так называемый Народный комиссариат, то есть свое правительство. Таким образом в Украине параллельно установилось две власти: Центральная Рада и Народный комиссариат.
— Была своеобразная мимикрия — например, флаг они себе сделали красным с сине-желтой вставкой вверху. Скажем, правительство Украинской Народной Республики назывался «Генеральный секретариат» — свой они назвали «Народный секретариат». Затем у них выходил их официальный Вестник Украинской Народной Республики рабочих и крестьян, когда у нас выходил вестник свой. Так маскируясь, издавая популистские лозунги «Земля — крестьянам, фабрики — рабочим», — они явно были рассчитаны на самую простую публику, это дело очень хорошо и легко в себя вбирала и впитывала. Но мы знаем, чем это заканчивалось, — отмечает директор Музея Украинской революции Александр Кучерук.
В это время создается Красная гвардия Донбасса, так называемая «военная сила Советов рабочих депутатов», фактически же — большевистские отряды. Они занимают Луганск, затем Горловку, Макеевку, Краматорск, Дружковку, Константиновку, Мариуполь, Алчевск, Лозовую-Павловку и Дебальцево.
Тем временем Совет народных комиссаров РСФСР за подписью Ленина, Троцкого и Сталина выслала Киеву ультиматум — легализовать все большевистские отряды в Украине, а также прекратить формирование украинской армии. Однако ответа советская Россия не ожидала и объявила Украинской Народной Республике войну, а у украинских границ начали концентрироваться красные отряды.
— Тогда они говорили, что «мы помогаем рабочим и крестьянам Украины, поскольку в Украине идет противостояние, здесь внутренняя борьба». Фактически оно очень корреспондируется с современными историями, — говорит Кучерук.
— «Гражданская война»?
— Да. «А мы хотим помогать, потому что мы партия рабочих и крестьян». И под этой маркой были организованы все эти структуры, отряды (это еще не была регулярная армия). Ясно, что все это было за деньги, но были и идейные люди. Короче говоря, оттуда двинулось это войско.
Российский Совнарком признал советскую власть в Украине, а большевистские войска захватили главные железнодорожные узлы. «Потерять Украину — потерять голову», — считал Ленин. Фактически под контролем «советов» находилась большая часть Левобережья. Из России на восток Украины прибыло двадцатитысячное подкрепление из солдат и матросов.
25 декабря харьковский советский вождь Владимир Антонов-Овсеенко (которого, к слову, в 1930-х сами Советы расстреляют как троцкиста) объявил о наступлении на Киев. В Центральной Раде понимали, что пора собирать войско, но готовых встать в его ряды оказалось меньше, чем ожидалось.
Из доклада генерального секретаря военных дел Николая Порша от 26 декабря 1917 года: «Армия с каждым днем разваливается. Военные части уменьшаются, как большевистские, так и украинские. Чтобы иметь в своих руках силу, надо приступить к организации новой армии: 1) добровольного характера; 2) платной и 3) платить деньги тем существующим уже военным частям, которые признают власть Генерального секретариата и подчиняются всем его предписаниям. Кроме того, надо вести систематическую политико-культурную работу среди войска, чтобы защитить его от большевистской заразы».
9 января 1918 года Центральная Рада издает Четвертый Универсал. Если раньше в Киеве были сомнения относительно того, объявлять независимость или только автономию, то военная агрессия России открыла глаза на реальное положение дел: «Ми, Українська Центральна рада, обрана з'їздами селян, робітників і солдатів України, на те пристати ніяк не можемо, ніяких війн піддержувати не будемо, бо український народ хоче миру і мир демократичний повинен бути якнайшвидше. Але для того, щоб ні руське правительство, ні яке інше не ставали Україні на перешкоді, установити той бажаний мир, для того, щоб вести свій край до ладу, до творчої роботи, до скріплення революції та волі нашої, ми, Українська Центральна рада, оповіщаємо всіх громадян України: Однині Українська Народна Республіка стає самостійною, ні від кого незалежною, вільною, суверенною державою українського народу. Зо всіма сусідніми державами, як то Росія, Польща, Австрія, Румунія, Туреччина та інші, ми хочемо жити в згоді й приязні, але ні одна з них не може втручатися в життя самостійної Української Республіки», — отмечается в Четвертом Универсале.
11 января 1918 года большевики устроили восстание в Екатеринославе (ныне Днепр), а 15 января — в Александровске (ныне Запорожье). Южная Украина для УНР фактически была утрачена. 19 января большевиками была оккупирована Полтава.
Группой войск, которые шли на Киев, командовал Михаил Муравьев — неоднозначная личность даже для большевиков, одиозная и жестокая. Выпускник Казанского юнкерского училища, в 20 лет Муравьев участвовал в дуэли, где впервые убил человека. За это Муравьева осудили на два года (впрочем, довольно быстро помиловали).
Затем он принимал активное участие в войнах — сначала в русско-японской, далее — в Первой мировой; присоединился к движению социал-революционеров (эсеров). После Февральской революции свои военные услуги предлагал Временному правительству, а после Октябрьской — большевикам. Украинцев ненавидел.
«Наша боевая задача — взять Киев. Жалеть киевских жителей нечего, они терпели гайдамаков — пусть знают нас и получат отплату. Никакого сожаления к ним! Кровью заплатят они нам. Если надо, то камня на камне не оставим», — говорил Муравьев на митинге в Бахмаче.
Позже, уже заняв Киев, муравьевская армия уничтожит пять тысяч городского населения. В городе кое-где будут встречаться надписи «Смерть украинцам!».
Часть II. Бой
Войска большевиков подступали к Киеву по железной дороге. Захватив Бахмач, Муравьев готовился взять украинскую столицу. Впереди была железнодорожная станция Круты, на которой красные не планировали долго задержаться. На подступах к Киеву они уже контролировали два железнодорожных направления — бахмачское и полтавское. Защитники Бахмача понесли огромные потери, остатки военных частей УНР отступили к небольшому селу Круты.
"В то время кто контролировал железную дорогу, тот контролировал военную ситуацию, — отмечает директор Музея Украинской революции Александр Кучерук, — Так как все передвижения, все бои были связаны с железной дорогой. Достаточно часто бои или какие-то узловые события происходили на железнодорожных станциях — тот самый Бахмач, Жмеринка, Фастов, Белая Церковь".
Отрядами, которые отступали, командовал сотник Федор Тимченко. Чтобы и в дальнейшем сдерживать врага, украинцам требовалось подкрепление, но мобилизовать достаточно сил для того, чтобы иметь возможность дать отпор по всем фронтам, не удавалось. Украинские части армии Российской империи массово украинизировались — впрочем, участвовать в защите новообразованной республики они не спешили, и содержать военных Центральной Раде было не на что.
— Армия — это определенное количество [средств], где 3-5% от государственного бюджета. А у нас еще не было своего бюджета, потому что мы только провозгласили независимость 22 января 1918, и только с этого момента, собственно, и начиналось окончательное формирование государства во всех смыслах. Только в январе можно было говорить о создании своей армии. Те войска, которые возвращались с фронта (война же вот-вот должна была закончиться на Восточном фронте), массы этого полудезертирского-полуанархического войска двинулись сюда. Они никого не слушались. И таких примеров было много: например, едет какой-то полк — «мы украинский полк имени гетмана такого-то». Не один такой был случай, такой полк с фронта не доезжал сюда, он где-то растекался и исчезал.
«Тогдашнее украинское правительство безнадежно упустило момент национального подъема, который охватил массы украинского воинства, когда можно было создать настоящую украинскую армию, — вспоминал участник боя под Крутами Игорь Лосский. — И только в момент, когда катастрофа была уже неизбежна, некоторые из государственных украинских мужей спохватились и начали спешно создавать новые части.
Центральная Рада выглядела растерянной. 1400 бойцов первый генсек военных дел Симон Петлюра бросил на полтавское направление, надеясь отбить Полтаву, а за ней и Харьков. А вот с стороны Чернигова Киев был совсем незащищенный. Александр Кучерук рассказывает:
— Наша разведка считала (насколько она могла тогда работать), что основные силы и пойдут на Харьков-Полтаву. Во-первых, у большевиков там якобы была широкая база для сочувствия, а в Бахмаче будет меньше [сторонников]. Но и у большевиков была разведка. Когда они поняли, что украинцы понимают развитие событий, что их раскусили — тогда произошло так, что они в определенной степени изменили передвижение своих войск. А с другой стороны, украинские войска, которые можно было собрать в то время, пошли на Харьков-Полтаву, чтобы там остановить [большевиков], а здесь поставить определенные части — чисто для контроля.
На усиление бахмачских отрядов решили бросить фактически добровольцев. Хотя украинизированные отряды неохотно вступали в противостояние с большевиками, совсем другая ситуация была в революционном Киеве. Здесь, в сердце УНР, царил патриотический подъем, особенно среди молодежи. Движущей силой национального движения были рабочие и студенты. Гимназисты и учащиеся первых курсов восхищались Украинскими сечевыми стрельцами и хотели принять участие в защите УНР:
— Вся эта революционная стихия, возможно, самой романтичной была в глазах студентов. А наиболее показательными частями в Киеве, в Украине, в то время были Сечевые стрельцы. Это самые организованные, наиболее дисциплинированные, униформированнные воинские части. Ну, и само понятие «сечевые стрельцы» — звучало! Вся эта студенческая молодежь, гимназисты, старшеклассники хотели какого-то участия — не только ходить на митинги. И кто это были? Это была молодежь 17-19 лет, а настроения их надо было умножить на романтику революции. И вот в университете собирается молодежь и организует группу по созданию студенческих военных подразделений Сечевых стрельцов. И при этом был такой студенческий максимализм — «кто не запишется в Сечевые стрельцы, с теми и разговаривать не будем», это полная обструкция и так далее. И вот на этой волне где-то 600 человек вступили в это подразделение. Понятно, что обстоятельства были разными — кто-то не мог по состоянию здоровья, кто-то заболел, кто-то испугался, а кого-то и мама не пустила, — отмечает директор Музея Украинской революции.
Если говорить откровенно, бойцы из ребят были так себе — большинство и оружия в руках никогда не держали, не говоря уже о специальных знаниях. Но возвышенную молодежь это не останавливало. Даже наоборот — было стыдно не вступить в армию:
— И Петлюра, и все понимали, какие воины из этих ребят, — продолжает Кучерук. — И было специальное решение, которое позволило создать этот студенческий курень. Было проведено определенное обучение: как стоять, как поворачиваться и тому подобное. Да, этого было мало. Все понимали, что воины из них никакие, но решили как-то использовать их энергию и силу. И их тогда направили в сторону Крут, Бахмача, чтобы они несли какую-то более охранную функцию. Стоять, например, у складов, проверять билеты и т. д. Вообще, это было нужно. С одной стороны, использовать их подъем, и с другой — иметь какую-то практическую помощь.
Студенческий курень прибыл на станцию Круты. На это время здесь были 116 сечевиков и 100 вольных казаков и воинов куреня Смерти, которые отступили из Бахмача. Мой собеседник объясняет необычное название:
— Тогда мода была на такие громкие названия. У одних была эмблема — череп и кости, у других были черные флаги, была такая трагически революционная символика.
Студенты — около 300 человек — прибыли в Круты 28 января, уже после потери Бахмача. Имеющихся воинов вряд ли хватало для сдерживания большевиков, количество которых превосходило в разы. Чтобы замедлить противника, украинцы разобрали железную дорогу.
В одной из телеграмм Михаила Муравьева говорится: «Путь на Киев, казалось бы, открытый, но противник, отступая, подрывает мосты и дороги, создает нам большие трудности. В данный момент я стою перед Крутами, которые не взял только по вышеуказанным причинам. Противник, отступая, ближе к Киеву, начинает оказывать ожесточенное сопротивление».
Крутяне пытались привлечь подкрепление из Нежина — там как раз находился курень имени Тараса Шевченко, который состоял из 800 воинов. Их участие могло бы хоть немного уравнять силы. Убеждать шевченковцев поехал сотник Федор Тимченко. Но доводы о защите Киева не помогли — курень Шевченко встал на сторону большевиков и решил не оказывать сопротивления россиянам.
Оставалось организовывать защиту теми силами, которые были. С правого фланга препятствием выступал само железнодорожное наступление, с левой окопалась студенческая сотня. Студенческий курень разделили на четыре взвода по 30 душ.
Три из них посадили в окопы, а четвертый, который состоявший из тех, кто совсем не умел стрелять, и молодых, поставили в резерв: взвод остался на самой станции, там же находилась 4 юношеская сотня — из 60 юнкеров. Александр Кучерук рассказывает:
— И где железная дорога, на определенной такой насыпи — полтора-два метра, — стоит станция. Чтобы обороняться, с обеих сторон дороги были вырыты окопы, где засели наши воинские части. Это был январь месяц, погода была примерно, как сейчас, неприятная: не очень холодно, но влажно, солнца не видно, облачность и довольно короткий световой день.
«После обеда сотник Б. приказал мне и трем парням пойти в разведку на село, лежавшее в трех верстах от наших окопов, в направлении ст. Плиски, — вспоминал участник боя под Крутами Михаил Михайлик. — Подойдя близко к неприятельскому расположения, мы обнаружили, что враг имеет два бронепоезда хорошей конструкции, гаубичную батарею, до тысячи пехоты и до тысячи пятисот матросов-балтийцев. Таким образом, на нашем отрезке было до трех тысяч штыков врага, хорошо заосмотреного с технической стороны. А у нас… Часть (250 душ) юношеской школы, сорок человек Свободного казачества, которое в большинстве состояло из темных элементов — российских старшин и т. п., неизвестно почему оказавшихся рядом с идейной молодежью — юношами и студентами».
Юные воины стали двумя флангами. Между ними — на пути — поставили пушку, которую накануне привезли поездом. Всех бойцов, по приблизительным подсчетам, было от 400 до 800.
Михаил Михайлик писал: «В [Студенческом] курене преимущественно была молодежь, которая не была при армии, а часть даже не умела стрелять. Эти силы должны были защищать важнейший отрезок фронта — путь на Киев».
Большевики начали наступление утром, защитники Крут открыли ответный огонь. В ход пошла также пушка, которую привезли на бронепоезде. Красные отряды штурмовали Круты несколько раз и каждый раз терпели неудачу. Попытки прорвать Круты продолжались весь день. Во время одного из наступлений пушка защитников была повреждена.
«Утром красные начали свое наступление в сомкнутых колоннах, — вспоминал сотник Гончаренко, — Выглядело так, если бы шли на параде, забыв примитивные средства безопасности… Передние части красных, идя в сомкнутых колоннах, очевидно, были уверены в нашем бегстве, а со станционной службы по аппарату на их вызовы никто им не отвечал. Только красные приблизились на расстояние выстрела, мы их приветствовали сильным огнем 4 сотен и 16 пулеметов».
— Те, кто наступает, всегда несут большие потери, чем те, что обороняются. Все-таки защита — отстреливается; а они наступают открыто <…>. И большевистские войска понесли довольно заметные потери: по их же подсчетам, в этих боях погибло более 300 человек.
Тем не менее сдерживать наступление было трудно. Неблагоприятная погода и сырая грязь на земле почти не позволяли продвигаться. Держать связь между различными флангами фронта не удавалось из-за насыпи, что в результате стало роковым для части защитников.
У красных было много пулеметов, поэтому крутовцы начали нести потери как ранеными, так и убитыми. Влажный январский воздух наполнился стонами раненых воинов.
«В этом великом напряжении юноша Валентин Атамановский (студент Университета Св. Владимира) подал мне телеграмму, из которой я узнал, что Шевченковский полк из Нежина выступил на соединение с наступающими на нас большевиками, — из воспоминаний сотника Аверкия Гончаренко, — То есть, наступает на нас с тыла. Атамановский был очень отважный, а что самое важное было в нем ценного — это всегда прекрасный юмор. В эту решающую минуту он начал сравнивать наш бой с боями шведов и наших с московитами под Полтавой… Но не было времени. Надо было ему сказать об истинном состоянии нашего положения: наступление большевиков не прекращается, Шевченковский полк есть в двухчасовой езде от нас, полный состав наших раненых бойцов нуждается в уходе. Все, что осталось, не имело возможности в течение целого дня из-за частых атак противника на малейшее передышку. Итак, должен вывести их из боя без дальнейших потерь в людях и приготовиться для соединения с Черными Гайдамаками в команде Симона Петлюры, которые были уже на ст. Бровары».
— И вот уже начинает темнеть, и становится понятно, что не удержаться. И тогда дается команда — всем сесть на бронепоезд с платформы и отступать. С этой стороны железной дороги часть услышала, а с другой стороны часть не поняла, не знала об отступлении и продолжила отстреливаться — они и попали в плен, — рассказывает Кучерук.
Медлить было нельзя. Сотник Аверкий Гончаренко приказал отступать, и бойцы быстро начали загружаться на поезд. Условия для ухода якобы складывались удачно: казалось бы, наступление красных как раз стихло, к тому же заметно темнело. Но большевики заметили маневр украинских отрядов и сразу перешли в наступление на правый фланг.
Отступление происходило в условиях хаоса, и часть бойцов просто не услышала команды сотника. Тех, кто замешкался, ждал плен и жестокая расправа.
Часть III. Когда прекратились выстрелы
30 января 1918 года Круты полегли. К слову, как выяснили историки, именно 30 января состоялся бой под Крутами, а не 29-го, впрочем, памятную дату оставили. Из трех десятков украинских пленных одного офицера застрелили сразу; остальных закрыли в военном эшелоне, снаружи поставили стражу.
— Этим ребятам досталось — их там и пытали, и мучили, и издевались. Это даже не столько пытки были, сколько издевательство, — говорит директор Музея Украинской революции Александр Кучерук.
Когда солнце встало, поезд большевиков с пленниками подогнали к станции Круты. Воинов вывели из вагона и отвели на 300 шагов.
— Это были представители практически всей Украины: и галичане, и буковинцы; понятно, что надднепрянцев было больше. Среди них был один член Центральной Рады, погиб, — Владимир Шульгин, брат Александра Шульгина, будущего министра иностранных дел. Владимир Шульгин входил в самый первый состав Центральной Рады от студенчества, — отмечает мой собеседник.
19-летний ученик Второй украинской гимназии Григорий Пипский начал петь «Ще не вмерла України…». Прозвучала пулеметная очередь.
— Их расстреляли там. Одному удалось сбежать — он бежал в соседнее село. Они бросились за ним, через сколько-то километров догнали и убили. И, собственно, уже на второй день не позволяли их даже похоронить. Это даже не варварство, а элемент характера, — чтобы тебе было плохо и ты все время это видел. Что-то подобное было, когда боролись с Украинской повстанческой армией (организация, запрещенная в России — прим. ред.), когда убитых привозили в село или городок и выставляли на площади, чтобы на них смотрели — «вот, ваши фашисты». Примерно так и женщин. Но уже когда большевики двинулись дальше, крестьяне их всех похоронили. Они какое-то время там побыли, и когда большевиков уже выгнали, было принято решение Центральной Рады, чтобы солдат Студенческого куреня Сечевых стрельцов перезахоронить, — говорит директор Музея Украинской революции.
Падение Бахмача, а за ним и Крут, открыло большевикам путь на Киев. Красные захватили украинскую столицу, устроив там побоище с убийствами и казнями.
Из воспоминаний Муравьева: «Мы идем огнем и мечом устанавливать советскую власть. Я занял город, бил по дворцам и церквям… Бил, никому не давая пощады! 28 января Дума (Киева) просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а может и тысячи, были безжалостно убиты… Так мы мстили. Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг — быть беспощадными!».
К счастью, оккупация длилась недолго. Вследствие длительных переговоров руководства УНР с Австро-Венгерской, Германской и Османской империями, а также Болгарским царством, 9 февраля 1918 года был подписан Брест-Литовский мирный договор. На территорию Украины вошли австро-германские войска, которые полностью вытеснили большевиков.
— Был подписан Брестский мирный договор, УНР договорилась с австрийскими немцами о помощи, и украинские войска вместе с немецкими и австрийскими начали вытеснять большевиков. И, буквально через некоторое короткое время, они даже куда-то туда — по хутор Михайловский — вылетели, и власть УНР была восстановлена фактически на всей территории государства, — рассказывает Кучерук.
О ребятах вспомнили после того, как украинская власть вернулась в Киев. Была создана специальная комиссия, которая отправилась в Круты на опознание тел. Привезли их так же — по железной дороге. Санитарка Красного Креста Харитя Кононенко отправилась на вокзал встречать гробы. Здесь, для опознания, собрались родственники и близкие погибших.
«Наконец привезли в Киев 28 гробов. Кто-то из наших пошел во дворик узнать кто именно был среди убитых, — писала одноклассница одного из погибших Харитя Кононенко. — Вечером вернулись расстроенные бледные со страшными впечатлениями. Трупы были там повреждены, они были в таком состоянии, что опознать кого-нибудь было почти невозможно. Из наших осередчан Соколовского признала его мать, некоторые узнал Миса, был еще один труп, думали, что Кольченко, но уверенности не было, что это именно он, потому что глаза были выколоты, лицо так изуродовано, что только по маленькому шраму на руке можно было догадаться что это он». Своего товарища Харитя узнала по вышиванке. Иногда это был единственный способ, потому что тела и лица были изуродованы.
— И она обратила внимание, что почти у всех лица были искажены, избиты. [Большевикам] было мало расстрелять, они еще и изуродовали тела, — говорит историк Александр Кучерук.
«Милый, дорогой товарищ, что сделали из твоего веселого, неунывающего лица звери? Где твои глаза полные рвения и захвата — юношеского задора. Нет, ничего нет! Один страшный синий струп, а на месте голубых живых глаз две страшные дыры… <…> За все время нашего знакомства я не помню Кольченко без бодрой, беззаботной улыбки. Говорливый, энергичный, решительный. Перед уходом на фронт, прощаясь со мной и моей подругой он тоже смеялся: „Девчоночки, мы вернемся победителями". Не суждено — вернулись но не победителями!» — писала Харитя Кононенко.
Хоронили 19 марта. В два вечера колонна с гробами направилась с железнодорожного вокзала прямо к Центральной Раде (ныне это Киевский дом учителя). Здесь состоялся траурный митинг, участие в котором приняли первые лица УНР. Слово взял и Михаил Грушевский: «Вот в этой волне, когда провозятся их гробы перед Центральной Радой, где в течение года ковалась украинская государственность, с фронтона ее здания сдирают российского орла, позорный знак российской власти над Украиной, символ неволи, в которой она прожила двести шестьдесят с лихвой лет. Видно, возможность его содрать не давали зря, видно, она не могла пройти без жертв, ее надо было купить кровью. И кровь пролили эти молодые герои, которых мы сейчас провожаем!».
Далее шествие двинулось уже на кладбище — правда, без политиков и журналистов. Крутян пронесли по Фундуклеевской (нынешней Хмельницкого), далее по Крещатику и Александровской (тогда такое название имели улицы Сагайдачного, Грушевского и Владимирской спуск, который их объединял).
Фотографии с того дня свидетельствуют, что в специально вырытом рву в четыре ряда стояли гробы с воинами. Простые деревянные гробы, окрашенные в голубой цвет. Ребят провожали пышно, в процессии участвовали священники, студенческий хор и военный оркестр. Людей было столько, что сосчитать было невозможно. В разговоре со мной Александр Кучерук отмечает:
— Это огромная манифестация, которая шла по бульвару Шевченко во Владимирский собор, по Богдана Хмельницкого, затем по Крещатику.
О месте захоронения до наших дней дошли оборванные воспоминания и стихотворение Павла Тычины Памяти тридцати. «На Аскольдовой могиле похоронили их…» — в те времена Аскольдова могила была киевским некрополем для избранных, где хоронили выдающихся личностей, представителей интеллигенции и военнослужащих.
Харитя Кононенко писала: «Хоронили на Аскольдовой могиле. Дорога была дальняя, но никто из наших осередчан не привстал в пути — все дошли до конца. На краю пропасти вырыта широкая яма. Уже стемнело, когда опустили туда первый гроб, за ним второй, третий. Застучали комья глины по крышкам и глухим стоном отозвались в наших сердцах. Прощайте дорогие друзья-товарищи! Мы, остались жить положим всю нашу жизнь, весь наш труд на то, чтобы прославить то, за что вы сложили свои головы, — чтобы наша бесталанная — мать Украина победила извечных врагов и сама воцарилась в своем доме!»
С окончательным приходом Советского Союза кладбище закрыли, а в 30-х годах вообще уничтожили. Надгробия и памятники разрушили, некоторые отправили в художественное училище — для рисования с натуры, и лишь единицы перенесли на Лукьяновское кладбище. Поэтому сейчас неизвестно, где именно похоронены крутовцы. Памятный знак на месте Аскольдовой могилы на аллее Героев Крут стоит достаточно символично. Директор Музея Украинской революции Александр Кучерук говорит:
— В народном, человеческом, общественном сознании это стало чем-то чрезвычайным, это стало подвигом. Этот юношеский романтизм, этот юношеский подъем, это легло на национальную матрицу как нечто святое. <…> Эти ребята, эта молодежь, они погибли не за зарплату, должности или чины — они погибли за идею. Идея была чистой, святой, прозрачной — независимость Украины.
Воспоминания очевидцев тех событий опубликованы с сохранением авторской орфографии и пунктуации.
