Май — это тот месяц, когда москвичи пытаются устранить дефицит витамина D щедрой дозой летнего солнца за рубежом. Но в этом году covid поменял все расчеты, и впервые за долгое время в моду вошел внутренний туризм. Самым последним писком моды сегодня стали горы Дагестана, куда я первым делом отправился после окончания зимы.
Дагестан, уютно устроившийся на самой южной границе России, славится богатой историей, растянувшейся на несколько тысячелетий. Он знавал много рождавшихся по соседству цивилизаций, включая христианство, а сейчас и ислам, ставший для него основной религией.
В последние годы этот регион не совсем справедливо ассоциируют с войной и действиями боевиков. Это была главная причина, по которой я туда поехал. Но все начинает меняться.
Сегодня в малоизвестные места, такие как Чох, откуда открываются потрясающие виды на кавказские горы, и в соседний аул-призрак Гамсутль, расположенный на изумительной горной гряде, устремились огромные толпы туристов из России. И местное население быстро приспосабливается к новым требованиям.
Заброшенные прежде здания превращаются в импровизированные гостевые дома. В Чохе полным ходом идет строительство шикарного пятизвездного отеля и вертолетной площадки.
Я остановился в менее роскошном месте под названием Этнодом. Этому отреставрированному зданию на горном склоне 150 лет.
Арки и поблекшее великолепие этого гостевого дома напоминают о знаменитой истории Чоха. Сначала это был перекресток на Шелковом пути, а затем богатый царский форпост. Но потом Чох перешел на другую сторону, и был почти полностью разрушен во время кавказских войн в середине 19 века.
Высокий и широкоплечий Заур Цохолов — тот человек, который дал этому зданию и селу Чох новую жизнь. Он говорит, что к этому его подтолкнула мечта вернуть родному селу былую славу.
В 2008 году, когда этот предприниматель вернулся из Москвы (местные говорят «из России»), его село было совсем в другом состоянии. Лишь в немногих домах горел свет. Местный колхоз прекратил свое существование. Жители бежали из Чоха при первой возможности, а о туристах не было и речи.
Теперь, если вам в летнее время удастся получить комнату для ночлега в его гостевом доме, это можно считать большой удачей.
На сельской площади кое-кто жалуется, что приток туристов привел к изменениям в местном образе жизни и привычках. Люди становятся более торопливыми, более замкнутыми. Более русскими, как сказал один человек. Не знаю, какая здесь доля правды, но замкнутости там я не увидел.
За несколько дней моего пребывания в Чохе местные открыли передо мной все возможные двери, ведущие в их сельскую жизнь. Я присутствовал на стрижке овец, а в четыре часа утра наблюдал за тем, как коров перегоняют с равнин на высокогорные летние пастбища. Мне даже позволили подоить корову.
Видео моей неуклюжей попытки, показывающее, как корреспондент The Independent потерпел полное фиаско на этой работе, а потом получил удар копытом от животного, которое было не в восторге, быстро разошлось по селу благодаря приложению WhatsApp, вызвав у местных бурное веселье.
Позже мне объяснили, что по местным патриархальным обычаям доить корову — постыдное занятие для мужчины (по какой-то странной причине эта директива неравных возможностей не распространяется на дойку овец).
Цохолов, который вопреки всем своим прогрессивным идеям о возрождении Чоха остается консервативным горцем, с трудом скрывает изумление, услышав о моих подвигах в доении. Но потом он смотрит видео и начинает хохотать. Что-то изменилось. Может, это мой городской идиотизм положил начало местному феминизму? Пока непонятно.
