Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Observador (Португалия): взгляд на Афганистан русского православия

© РИА Новости Алексей Даничев / Перейти в фотобанкСвященнослужитель во время богослужения в Казанском кафедральном соборе в Санкт-Петербурге, открывшемся после карантина
Священнослужитель во время богослужения в Казанском кафедральном соборе в Санкт-Петербурге, открывшемся после карантина - ИноСМИ, 1920, 01.09.2021
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Русское православное сообщество, все более миссионерски настроенное, совершенно не благосклонно смотрит на присутствие в России религиозных групп, которые могут угрожать его активности и престижу, пишет католический теолог. Он размышляет на тему, как РПЦ и ее паства относятся к тому, что сегодня происходит в Афганистане и регионе в целом.

Я не специалист ни в международной политике, ни в вооруженных конфликтах, ни в международных отношениях, ни в геостратегии и т.п. Я всего лишь католический теолог и благодаря своим исследованиям, связанным с православной духовностью и мистицизмом, интересуюсь также русским православным сообществом (РПС). Поэтому, и только поэтому, я пишу эту статью.

Можно задаться вопросом, почему я не рассматриваю ситуацию вокруг Афганистана с точки зрения католицизма. Причина проста: я считаю, что те, кто говорит на португальском языке (и по понятным причинам составляет наиболее ожидаемую целевую аудиторию Observador), уже знакомы, или легко могут ознакомиться, с позицией католической церкви по этому вопросу. Можно даже узнать ее точку зрения по более широкой проблеме «мирового кризиса беженцев». РПС же обладает тесной и болезненной исторической связью с народами бывшего СССР, вторгавшимися в Афганистан. И мнение РПС относительно того, что происходит сегодня в этой стране или в других странах в следствие этих событий, менее известно, а значит, как мне кажется, больше подходит для обсуждения.

Однако, для дальнейшего сравнения, наверное, не будет лишним напомнить основные аспекты позиции католической церкви. В отличие от некоторых других организаций, католическая церковь отказывается игнорировать и не называть «слона», который также лежит в основе происходящего в Афганистане, речь идет об исламе. Католическая церковь считает, что диалог — это единственный путь к миру и безопасности афганского народа. Со стороны католиков, этот диалог должен опираться на три основных принципа. Во-первых, быть полностью лишенным заинтересованности обратить в свою веру. Во-вторых, диалог должен вестись в соответствии с идеей мирового братства людей. И, наконец, твердо основываться на двух убеждениях, многократно высказанных Папой Франциском. Эти убеждения важны, пусть они и не являются ни авторитетными, ни обязательными, ни окончательными или безошибочными. А речь вот о чем: ничего в исламе не призывает к терроризму, истинный ислам и правильное прочтение Корана подразумевают решительное противостояние любым формам насилия (апостольское обращение 253).

В рамках этих трех принципов католическая церковь смело утверждает, что к приему мигрантов и беженцев никто не должен относиться со страхом и враждебностью, встречать мигрантов следует с искренней и теплой неравнодушной добротой. Более того, католики должны руководствоваться чистым евангельским духом, полным бескорыстной любви, гостеприимства, достойной поддержки и человеческого содействия, которое с уважением смотрит на обогащающие нас различия.

Обращаясь к позиции РПС, нужно отметить, что отношения между этим сообществом и российскими светскими властями весьма знаменательны и интенсивны. В конце концов, эти отношения являются не столько отношениями религии и государства, сколько отношениями между религией и политикой внутри государства, идея которых восходит к римско-византийскому императору Юстиниану I. Таким образом, это шаткое равновесие сил, действующее в более широкой государственной рамке, связывает два противоположных друг другу подхода.

Так что это за два подхода? С одной стороны, у нас есть ясное и нормальное признание разделения религии и государства на Западе. Это принятие восходит, в частности, или к различным волнам социокультурной светскости и секуляризма, начало которым было положено в эпоху Возрождения, или к более поздней католической Новой Теологии, которые различными путями подчеркивали независимость положений «кесарю кесарево» и «богу богово». С другой стороны, несмотря на различные попытки Запада распространить это размежевание, мы часто сталкиваемся с тем, что в странах, которые называют себя мусульманскими и где само мусульманское божество считается верховным кесарем, политическая, религиозная и военная сферы связаны.

История России, отмеченная радикально атеистическим варварством советского режима, не может позволить иного, и российский народ, как правило, признает роль РПС в современном понимании своей национальной идентичности. Этим объясняется весьма взаимовыгодная связь между государственной системой и РПС. Государственная система использует РПС в качестве столпа единства и стабильности для консолидации своих действий как всеохватывающих. В свою очередь РПС, направленное внутрь страны и с географической точки зрения привязанное к российской территории, использует эту систему как способ сохранить и усилить свою роль и значимость.

Поэтому не должно удивлять, что, с точки зрения российской администрации, «богу богово» неразрывно связано с «кесарю кесарево», или, как довольно часто считается, кесарь и бог — это партнеры в более широком двойственном понимании этого правительства. Не стоит удивляться и тому, что такое правительство защищает теологию РПС посредством, например, критики западной теологии. В июне этого года так и поступил Сергей Лавров, когда сказал, что подобное богословие пропагандирует бисексуальность и небинарность Христа. Критика возникает и при попытках гибридным путем защитить древние привилегии Московского патриархата перед лицом растущих автокефальных амбиций православных сообществ Украины, Белоруссии, Молдавии и Румынии, близких устремлениям и динамике Константинопольского патриархата.

Верно и обратное. Не нужно удивляться широко распространенной и очень заметной практике религиозного благословения военных действий России, служащих Вооруженных сил России и даже вооружения (несмотря на относительную схожесть с действиями многочисленных западных военных диоцезов (церковно-административная территориальная единица в католической, англиканской и некоторых протестантских церквях — прим. ред.), есть и значимые различия, особенно учитывая разные традиции богословия). Более того, несмотря на крайнюю осторожность, верхушка русского православного сообщества поддержала не просто вакцинацию против covid-19 в целом, а конкретный правительственный план вакцинации во всем многообразии его аспектов. Эту поддержку, однако, не разделяют некоторые харизматичные фигуры РПС (например, архимандрит Порфирий Шутов), по-прежнему обеспокоенные ограничениями, которые правительство наложило на некоторые столь дорогие русскому народу религиозные мероприятия.

После падения советского режима, которому предшествовало состоявшееся в 1988 году празднование тысячелетия крещения Руси, основные заботы РПС, возглавляемого тогда патриархом Московским аристократом Алексием II, были направлены на восстановление недвижимого культурного наследия. Происходило нечто во многом аналогичное произошедшему с исламскими сообществами Балкан после начала распада Югославии. В то время как помощь Запада направлялась на (вос)создание медицинских, культурных и образовательных систем, мусульманская поддержка шла на строительство и восстановление и увеличение количества мечетей. Другими словами, задачей было распространить религиозные центры, которые могли бы послужить источником мировоззрения, регулирующего использование остальной структуры.

Уже при нынешнем патриархе Московском Кирилле фокус действий РПС, хотя и не оставил полностью заданные Алексием II цели, но сместился на пояснение основ РПС (стоит только взглянуть на текст «Основы социальных концепций Русской православной церкви»), его выход в интернет и появление новых служащих. Отказываясь от личного участия священнослужителей и монахов в политическом процессе, РПС с каждым разом все громче выражает свое мнение, пытаясь убедить в своей неоспоримой исторической, моральной и социальной ответственности. Подтверждение успеха этих шагов можно найти в том факте, что Владимир Путин, повторяя общие чаяния российского народа, в 2020 году смог добавить в пересматриваемую Конституцию России положение о вере в бога как неотъемлемом аспекте сознания Российской Федерации.

Принимая во внимание сложную ситуацию, сложившуюся на Северном Кавказе, и помня о погибших в Афганистане и в Сирии военных, ни российское правительство, ни РПС не отрицают проблемы, которые может принести с собой потенциальный поток афганских беженцев. С самого начала они не скрывают, что 99 процентгв афганцев поддерживают введение шариата (исламского закона), и все, кроме потенциальных нарушителей, желают ввести его в строгой форме. Это можно сравнить с тем, как если бы кто-то, кроме виновных и их ближайших родственников, хотел бы, чтобы уголовное законодательство в Португалии применялось бы нестрого.

Другими словами, ни РПС, ни российское правительство не игнорируют тот факт, что эти мигранты принесут проблемы масштабной социальной структуре, в которую они вольются. Проблемы будут многообразны и серьезны, даже если поверить, что среди этих мигрантов, вероятно, мотивированных религиозным положением ислама о переезде с целью давата (религиозного прозелитизма), не будет террористов, вдохновленных следующими приписываемыми Мухаммеду словами: «Мне была оказана помощь страхом» (Сахих аль-Бухари 2977).

Столкнувшись с этими проблемами, решать их лучше всего выбрав менее опасное из двух решений.

Первое — отказ и, вероятно, подавление устремлений афганских мигрантов к исламу полностью ортодоксальному или ортодоксально понимаемому; по этой причине не было осуждений неортодоксального, как считается на Западе, понимания исламской религии талибами*. Второе — юридическая и социальная интеграция этих устремлений, которые, во многих аспектах, идут вразрез и с устремлениями российского государства, и с наиболее базовыми правами человека; по этой причине в 1990 году исламские страны подписали «Каирскую декларацию», которая ограничивает перечень этих прав в соответствии с правилами шариата.

Несмотря на то что в России приняли около тысячи афганцев, имеющих российское гражданство, Владимир Путин не скрывает, что других мигрантов не примет. Он даже заявил, что готов применить силу (пусть и не в самом Афганистане), если они, разместившись в ранее входивших в СССР странах Центральной Азии, преступностью и терроризмом будут угрожать стабильности этих стран или самой России. Юрий Жданов, президент российской секции Международной полицейской организации, признал, что это вполне возможно.

Военные учения, прошедшие недавно в Узбекистане, в районе, между прочим, близком к границе с Афганистаном, а затем в Таджикистане, явно говорят о намерениях Кремля. В любом случае, по мнению специального представителя президента России по Афганистану Замира Кабулова, Россия до сих пор полагает, что силы «Талибана»*, годами готовившиеся к происходящему сейчас перед нашим невидящим взором, как минимум частично посвятят себя урегулированию текущего кризиса. И это урегулирование не предполагает возрождение в стране террористических группировок, таких как «Аль-Каида»* и других ее еще более жестоких ее разновидностей.

Однако на всякий случай, используя средства, выделенные на уже упомянутые учения, Владимир Путин уже попытался вывести из Афганистана сотни российских и дружественных граждан, некоторые из которых с 2003 года наслаждались активным присутствием РПС на некоторых литургических мероприятиях, проводившихся в стране. В стране на территории российского посольства, кстати, хотели построить храм, и это при том, что афганская конституция 2004 года провозглашает Афганистан исламской республикой, где запрещено публично проповедовать христианство или проводить крещение. Чтобы избежать тюремных заключений и (на случай реализации приписываемого Мухаммеду положения: «Убейте того, кто заменит свою религию», Сахих аль-Бухари 6922) жестоких убийств на почве перехода афганских мусульман в христианскую веру, основная часть религиозных мер РПС, как и мер католической церкви, ограничивалась поддержкой в социальной сфере и образовании.

Со своей стороны, РПС, все более миссионерски настроенное и внимательное к событиям, выходящим за рамки его внутренней жизни, совсем не благосклонно смотрит на присутствие религиозных групп, которые могут угрожать его активности и престижу в российском обществе. По большей части оно совсем без радости отнесется к растущему присутствию групп, враждебных по своей сути и потенциально обладающих многомиллионной финансовой поддержкой на реализацию давата, который мы уже упоминали ранее. Такая реализация подразумевается через меры социальной помощи, которые при поддержке подавляющего большинства россиян сегодня считаются своеобразной обязанностью РПС.

В любом случае, по словам митрополита Илариона Алфеева, энергичного эрудита, отвечающего за внешние связи РПЦ, создание гуманитарной среды для интеграции мигрантов — это совместная задача РПС и российской светской администрации. Однако, по мнению священнослужителя, делать это нужно, не забывая о том, чтобы помочь мигрантам адаптироваться к обычаям и традиционным ценностям регионов, куда они приезжают, и интегрироваться в них. А это, учитывая стремление достичь цели, которую Иларион считает общей для РПС и российского правительства, настоящий союз в рамках Российской Федерации, позволяющий поддерживать в стране длительный мир.

В следствие выше сказанного, в недавнем документе, подготовленном Высшим советом Русской православной церкви, говорится, что задача союза между РПС и российской политической сферой состоит в том, чтобы объяснить приехавшим в Россию, какова эта страна, ее культура, построенная на ценностях РПС и его миссии в социальной, публичной и культурной жизни страны. Только так, по мнению упомянутого ранее Илариона Алфеева, можно избежать случившегося в других точках мира: фрагментации власти, сформированной на основе местных ценностей, и прорыва из образовавшегося политического вакуума ужасающего терроризма.

Жизнь в Афганистане после подавляющего и ужасного фиаско Байдена не проста ни для кого, за исключением, наверно, талибов. Однако христиане — одно из наиболее забытых и наиболее преследуемых меньшинств страны. В июне этого года посольство США в Афганистане разместило на своей странице в Твиттере изображение радужного флага (приоритеты…), но, похоже, мало кто обеспокоен судьбой тех афганцев, которые носят в сердце Христа. Если бы они были бродячими кошками или собаками, как те животные, которых хочет вывести из Афганистана Пен Фартинг (Pen Farthing), то все, наверное, было бы иначе.

В любом случае, если Россия, центр упомянутого баланса, стремится стать «Третьим Римом» (и, вероятно, считает себя единственным будущим Римом), вскоре мы намного больше узнаем о ее позиции по Афганистану, будь то от российского правительства или русского православного сообщества.

Александре Фрейре Дуарте — католический теолог, исследователь Центра исследований истории религии при Католическом университете Португалии.

* террористическая организация, запрещенная в России.