Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Корейцы Сахалина считают себя отдельной группой потомков вынужденных переселенцев, и многие из них мечтают уехать в Южную Корею. Долгие годы они борются за то, чтобы им предоставили право на получение южнокорейского гражданства, но даже после нового закона покинуть Россию не так просто, пишет автор.
Остров Сахалин, Россия — На далеком острове Сахалин на восточном краю России история расколотого и тоскующего самосознания отпечаталась даже на именах людей.
У некоторых там три разных имени: русское, корейское и японское. Каждое представляет свою главу в вековой истории насильственных переселений и войн.
Таэко Нисио получила свое имя от японских властей в 1939 году, когда в восьмилетнем возрасте приехала на входивший в состав империи Сахалин. В конце Второй мировой войны этот остров захватили Советы, и ее новые русские друзья стали называть девочку Таней. Но в самом начале госпожу Нисио звали Чён Чхэ Рён, и спустя восемь десятилетий она планирует, наконец, вернуться туда, где родилась — в Южную Корею.
Дочь Таэко Нисио Ким Гым Хи вспоминает, что когда им этой осенью позвонили из южнокорейского консульства, она воскликнула: «Мама, мы едем домой!»
Корейцы с острова Сахалин, застрявшие там из-за исторических перипетий, снова собираются в путь. В этом году в Южной Корее вступил в силу закон, позволяющий членам корейской диаспоры Сахалина в большем количестве возвращаться на свою историческую родину. Это момент запоздалого освобождения для корейцев, приехавших на остров много лет назад в качестве разнорабочих и ставших при советской власти людьми без государства.
Но история корейцев Сахалина, которых сегодня проживает на этом тихоокеанском острове длиной почти 1 000 километров 25 000 человек, это также очень русская история об эмиграции и о долгом эхе войны. Сеул в этом году расширил списки сахалинских корейцев, которые получат государственную поддержку после возвращения на родину, но большинство из них по-прежнему не обладают таким правом. Из-за этого тысячи людей вынуждены принимать мучительные решения о том, остаться или ехать, причем зачастую без семьи и близких.
«Снова будут распадаться семьи, — рассказала Пак Сун Ок, работающая директором правозащитной организации «Сахалинские корейцы» в главном городе острова Южно-Сахалинске. — Эту рану снова вскрывают».
Желающих задать вопросы о шансах уехать так много, что у входа в Корейский культурный центр повесили распечатанное объявление: «Информацию о переезде в Корею дает консульство». В самом центре Пак, поджав губы, хмуро смотрит на документ, только что размещенный в сети консульством Южной Кореи. Там говорится, что 350 человек получили разрешение на отъезд уже в этом месяце. В холле центра висят черно-белые фотографии, напоминающие о многолетней разлуке с родиной.
На одной из них старик с набитым рюкзаком оглядывается назад, нахмурив брови и открыв рот. Он машет шляпой, прощаясь с провожающимися и направляясь к ждущему на взлетной полосе самолету.
На протяжении 40 лет до и во время Второй мировой войны Япония контролировала южную половину острова Сахалин. Она завезла туда тысячи рабочих из Кореи. Советы захватили этот остров в августе 1945 года и разрешили японцам вернуться в Японию. Многие корейцы остались и стали жить в Советском Союзе без гражданства.
Кто-то позже переехал в коммунистическую Северную Корею. Но большинство корейцев было с юга, и они на десятилетия оказались отрезанными от дома и своих родственников, потому что на Азию опустился железный занавес.
Когда распался Советский Союз, а Москва установила отношения с Сеулом, Южная Корея разрешила вернуться тем сахалинским корейцам, которые родились еще во времена правления японцев. Это стало отголоском действий Израиля, который приветствовал у себя советских евреев, и немецкой программы репатриации для этнических немцев из бывшего Советского Союза.
Но в отличие от этих инициатив, южнокорейские правила распространялись не на все поколения. В 1990-х и 2000-х в Южную Корею переехали свыше 4 000 южнокорейцев из первого поколения. Зачастую они бросали созданные в России семьи. Пак вспоминает, что когда она поехала прощаться со своей сводной сестрой, крики и плач в аэропорту напоминали «похороны живых».
«Они хотели уехать на родину, чтобы умереть там», — рассказала о первой волне репатриации редактор сахалинской газеты на корейском языке Виктория Бя.
Многие из оставшихся преуспели в капиталистической России, потому что на Сахалине начался энергетический бум, наладилась торговля с Южной Кореей и Японией, а также появились высокодоходные коммерческие связи с Северной Кореей. Один бизнесмен по имени Ли Ку Юл показал в своем сахалинском офисе серебряные и золотые медали, которыми его наградил президиум Верховного народного собрания Северной Кореи. Его главный совет собирающимся в Пхеньян российским соотечественникам: «Никогда не критикуйте своих хозяев».
Сегодня корейской культурой пропитался весь Сахалин с его полумиллионным населением. На острове повсюду можно найти корейские рестораны, а в придорожных магазинах продают кимчи. Пресвитерианской церковью руководит южнокорейский пастор, и складывается такое ощущение, что в России, скептически относящейся к коронавирусу, это единственное место, где внутри помещений все надевают маски. В государственной школе искусств есть корейское отделение, и там некоторые представления ставят по северокорейским сборникам песен, правда, с измененными словами.
«Иногда это просто по-настоящему красивая мелодия, и мы не рассказываем детям, что песня о Великом Вожде, — рассказывает Юлия Син, заведующая корейским отделом. — Мы можем выбирать, что брать из Северной, а что из Южной Кореи, и создавать нечто новое».
Но сейчас возобновилась драма семей, разделенных эмиграцией и репатриацией, которую усилило закрытие границ из-за коронавируса. Новый закон разрешает более молодым сахалинским корейцам переезжать в Южную Корею, если они ухаживают за стариками из первого поколения. Но ограничения остаются: ухаживать за престарелым может только один человек вместе со своей супругой (супругом). Поэтому братья и сестры вынуждены договариваться, кто из них будет переезжать. Кроме того, с ними не могут поехать их взрослые дети.
«Многие люди из-за этого спорят, ссорятся», — рассказал 33-летний банковский служащий Сергей Ли, который как волонтер разносит престарелым членам диаспоры продукты. Часть расходов ему возмещает Южнокорейский фонд.
У Южной Кореи для россиян безвизовый режим, и есть прямые рейсы на Сахалин. Но во время пандемии расставание ощущается намного сильнее. Российские границы открылись для южных корейцев только в августе, а Южная Корея для большинства вновь прибывших ввела 10-дневный карантин.
Тесть и теща Сергея Ли намерены воспользоваться новым законом и переехать в Южную Корею, оставив внуков на Сахалине. Сам Ли говорит, что он уезжать не планирует, потому что у него русский менталитет и он гордится Россией. Одной из черт такого менталитета он называет смелость и решимость высказать свое мнение, когда не согласен со старшими.
Директор организации «Сахалинские корейцы» Пак говорит, что пока никуда уезжать не собирается, вопреки слухам о том, что она планирует покинуть Россию. Редактор газеты Бя не соглашается на уговоры родителей, которые зовут ее в Южную Корею. Она высоко ценит свою работу и не хочет уезжать. Специалист по кадрам Лиде Сан Бок говорит, что хотела бы уехать в будущем, но ее старшая сестра уже подала заявление, решив стать опекуном матери.
Сахалинские корейцы на протяжении многих лет борются за то, чтобы диаспоре предоставили право на получение южнокорейского гражданства. Выходцы с Корейского полуострова расселились по всему бывшему Советскому Союзу, однако корейцы Сахалина считают себя отдельной группой потомков вынужденных переселенцев. А южнокорейские законодатели не спешат предоставлять сахалинским корейцам особые права. И даже когда в прошлом году случился прорыв благодаря влиятельным депутатам из партии большинства, которые поддержали новый закон, в него все равно внесли жесткие ограничения.
89-летняя Нисио рассказала, что мать привезла ее из юго-западной Кореи в префектуру Карафуто, как в то время называли южный Сахалин, где дядя Нисио работал в угольной шахте. 20 лет назад она хотела вернуться в Южную Корею, но отказалась от своих планов, потому что в то время болела ее дочь Ким, и мать не решилась ее оставить.
По новому закону сейчас они могут вдвоем уехать из России и стать постоянными жителями Южной Кореи. Правительство предоставит им квартиру и, как надеется Ким, телевизор. Это любимое увлечение госпожи Нисио, обожающей южнокорейские драмы.
Ким полагает, что им разрешат взять с собой два чемодана по 20 килограммов каждый. Этого им вполне достаточно.
«Я очень счастлива, — сказала госпожа Нисио на ломаном русском языке, готовясь к прощанию с Сахалином. — Потому что там родина, родина!»
