Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Cовременная экономика Китая еще недавно находилась на экстраординарной траектории. Программа восстановления баланса обещала уникальное развитие. Но политическая экономия автократии окатила ледяной водой всех нас, кто когда-то был несгибаемым китайским оптимистом.
Последние 25 лет я был прирожденным китайским оптимистом. Впервые я пришел к такому мнению в разгар азиатского финансового кризиса 1997–1998 годов. Так называемое “экономическое чудо” в Восточной Азии было разрушено, и Китай повсеместно изображался как последняя “костяшка” домино, которая упадет в то, что тогда считалось первым кризисом глобализации. В тот период, после чего я объездил весь регион в качестве главного экономиста Morgan Stanley, я быстро оценил силу рыночных экономических преобразований в Китае. Итак, в марте 1998 года я высказал совсем иную точку зрения на страницах Financial Times, опубликовав свою первую статью о Китае “Страна восходящего дракона”.
Если в двух словах, мой аргумент заключался в том, что Китай вытеснит Японию в качестве нового двигателя посткризисной Азии. Япония барахталась в последствиях после взрыва “пузыря”, тогда как ориентированный на реформы Китай обладал необходимыми средствами, решимостью и стратегией, чтобы противостоять валютному заражению разрушительного внешнего шока и поддерживать быстрый экономический рост.
По мере того, как Китай продвигался вперед, чему способствовало его вступление во Всемирную торговую организацию в конце 2001 года, а Япония погрузилась во второе потерянное десятилетие, китайская экономика взлетела как ракета. Это стало началом необычайного путешествия для меня как китайского оптимиста с Уолл-Стрит. Весной 1998 года я провел день в Сиэтле с тогдашним министром финансов Китая Сян Хуайчэном. Он прочитал мою статью в FT и хотел обменяться мнениями по экономике Китая и США. Он просил меня рассматривать Китай не столько с точки зрения традиционных государственных предприятий (ГП), сколько через призму быстро развивающейся предпринимательской субкультуры, движимой поселково-волостными предприятиями (ПВП).
Сян был достаточно любезен, чтобы организовать последующий тур по нескольким ПВП в провинции Фуцзянь. Наиболее впечатляющим был визит в Hengtong Group, в то время быстрорастущий производитель высококачественных оптоволоконных и телекоммуникационных кабелей. Компания Hengtong, оснащенная самыми современными технологиями из США и Германии и укомплектованная удивительно большим количеством выпускников колледжей, была полной противоположностью давно закостенелым государственным предприятиям Китая.
Этот опыт подогрел мой аппетит. Я углубил свое исследование кажущегося парадоксальным динамизма смешанной экономики Китая, когда недавно реформированные и все более ориентированные на рынок госпредприятия начинают размещать акции на международных рынках капитала, балансируя с быстро растущим частным сектором. Сможет ли Китай избежать хронических проблем, от которых давно страдают другие смешанные системы, включая Японию? Этот же вопрос задал бывший премьер Вэнь Цзябао. Я впервые встретился с ним в конце 2002 года, за несколько месяцев до его избрания премьер-министром при президенте Ху Цзиньтао. Его интерес произвел на меня большее впечатление, чем его навыки стратега, которыми отличался его предшественник Чжу Жунцзи.
Но у Вэнь хватило мужества начать дискуссию по одной из самых сложных проблем Китая: на публичной пресс-конференции в марте 2007 года он предупредил, несмотря на то что внешне экономика сильна, она рискует стать “нестабильной, несбалансированной, нескоординированной и неустойчивой”. К большой чести Вэнь, он сформулировал парадокс “Четырех не” всего за несколько месяцев до начала кризиса субстандартного ипотечного кредитования в Америке, кульминацией которого стал мировой финансовый кризис 2008–2009 годов.
В этот момент моя позиция китайского оптимиста Китая удвоилась. Устойчивость смешанной системы – наследие “реформ и открытости” Дэн Сяопина – послужила ключом к тому, что по моему мнению, станет мощным изменением баланса китайской экономики. “Четыре не” Вэнь можно решить только путем структурного перехода от экспорта и инвестиций к росту, ориентированному на потребителя, от производства к услугам, от избыточных сбережений к поглощению сбережений путем инвестирования в давно несовершенную систему социальной защиты, а также путем перехода от иностранных к местным инновациям.
Гибкий, смешанный, все более динамичный частный сектор Китая в состоянии сделать все это и даже больше. В годы, после провозглашения Вэнь Цзябао, пятилетние планы Китая были приведены в соответствие с этой программой восстановления баланса. Доводы в пользу структурной трансформации в систему, в большей степени основанную на рыночных принципах, становились все более очевидными. Оптимисты, вроде меня, уверовали в свою правоту.
Затем пришел Си Цзиньпин. Поначалу казалось, что китайский лидер пятого поколения сделан из одного теста, что и ориентированный на реформы Дэн. Особенно обнадеживал масштабный комплекс реформ, предложенный на Третьем пленуме 18-го съезда партии в конце 2013 года. Но вскоре после этого в стратегию ребалансировки начали вкрадываться неприятные трения.
В 2017 году Си открыл 19-й съезд партии регрессией к марксистской идеологии, которая сразу же стала известна как “Мысли Си Цзиньпина”.
Смещение баланса в сторону потребителя не получило должного внимания. Антикоррупционная кампания стала сводиться не столько к изгнанию правонарушителей из партии, сколько к устранению политических соперников Си и укреплению его власти. А геостратегическая сила Си вырвалась из сдержанной позиции Дэн (“затаись и жди”) и привела к крупному конфликту с Соединенными Штатами.
Но 2022 год стал последним тревожным звонком для китайских оптимистов. Великодержавный гамбит Си привел Китай к “безграничному партнерству” с Россией. Упрямая настойчивость Си на несостоятельной политике “нулевого COVID” выявила скрытое течение инакомыслия, которого не наблюдалось ни в одном поколении. 20-й съезд Партии в октябре был не столько о претензиях Си на беспрецедентный третий срок на посту генерального секретаря, сколько о его зацикленности на безопасности в том, что он назвал угрожающим миром “опасных, бурных морей”.
В условиях сокращения численности населения трудоспособного возраста, Китаю, который до недавнего времени являлся величайшей историей роста в мире, необходимо ускорить рост производительности, чтобы вернуть себе эту мантию. Вместе с тем, повышенный акцент Си на безопасность, власть и контроль подрывает производительность в то время, когда Китай нуждается в ней больше всего. В результате экономическое чудо может только пострадать.
Китай приблизился к земле обетованной. Его современная экономика находилась на экстраординарной траектории. Программа восстановления баланса обещала еще большего. Но Си нарушил это обещание. Политическая экономия автократии окатила ледяной водой всех нас, кто когда-то был несгибаемым китайским оптимистом.
