В конце мая, в тот же день, когда Розанну Барр уволили с «Эй-Би-Си» за расистский твит о советнице Обамы Валери Джарретт, она обвинила Челси Клинтон в том, что та находится в браке с племянником Джорджа Сороса. «Челси Сорос Клинтон», — написала Барр в Твиттере, зная, что одной только комбинации фамилий будет достаточно для того, чтобы спровоцировать реакцию. В последовавшем беспорядочном обмене сообщениями младшая Клинтон похвалила благотворительную работу Сороса и его фондов «Открытое общество». На что Барр ответила самым что ни на есть унылым образом, повторив ложные утверждения, звучавшие ранее со стороны правых медиа-персон: «Пожалуйста, простите меня за некорректную информацию о вас в твиттере! Кстати, Джордж Сорос — нацист, который выдал двух своих собратьев-евреев, а после их смерти в немецких лагерях присвоил их имущество — вы знали об этом? Но ведь мы все ошибаемся, верно, Челси?»
Пост Барр быстро ретвитнули консерваторы, в том числе Дональд Трамп-младший, и это неудивительно. Среди правых радикалов Сороса ненавидят так же сильно, как Клинтонов. Имя Сороса вызывает «эмоциональные возгласы толп свирепых хищников», как сказал недавно в интервью «Вашингтон пост» один бывший конгрессмен-республиканец. Его считают дурным человеком, ведущим свою игру вне публичной сферы. Подобная антисемитская карикатура преследовала филантропа десятилетиями. Но в последние годы она превратилась в нечто, больше напоминающее злодея в стиле фильмов о Джеймсе Бонде. Даже для консерваторов, которые отвергают наиболее таинственные ультраправые кулуары, данное Брейтбартом описание Сороса как «глобалистского миллиардера», приверженного идее превращения Америки в либеральную пустошь, является бесспорной и очевидной истиной.
Несмотря на одержимость Соросом, его собственные мысли мало кого интересовали. Тем не менее, в отличие от большинства представителей класса миллиардеров, которые говорят банальными фразами и стараются не принимать активного участия в общественной жизни, Сорос — человек широких интеллектуальных интересов и запросов. Судя по книгам и многочисленным статьям, он является не потерявшим связь с реальным миром плутократом, а неоднозначным и последовательным мыслителем, приверженным идее продвижения мира в направлении космополитизма, при котором расизм, неравенство доходов, американская империя и отчуждение современного капитализма остались бы в прошлом. Он чрезвычайно проницателен в отношении границ рынков и могущества США как на внутреннем, так и на международном уровне. Иными словами, он представляет собой одно из лучших «произведений» меритократии.
Именно по этой причине неудачи Сороса столь красноречивы, ведь это неудачи не просто одного человека, а целого класса и целого пути к пониманию мира. С первых дней работы банкиром в послевоенном Лондоне Сорос верил в необходимость связи между капитализмом и космополитизмом. Для него, как и для большинства представителей его социальной группы и руководства Демократической партии, свободное общество зависит от свободных (хотя и регулируемых) рынков. Но эта условная связь оказалась ложной. Десятилетия, прошедшие после окончания холодной войны, показали, что без мнимого смертельного врага капитализм склонен к подрыву самой культуры доверия, сострадания и сочувствия, от которой зависит «открытое общество» Сороса, посредством концентрирования богатств в руках весьма ограниченного круга лиц.
Вместо глобальной капиталистической утопии, предсказанной в безмятежные 1990-е годы теми, кто провозгласил конец истории, сегодня во главе США стоит придурковатый наследник, обогащающий свою семью через разрушение «либерального международного порядка», который предназначался для управления спокойным, процветающим и единым миром. Хотя Сорос раньше других признал пределы гиперкапитализма, его классовая принадлежность не позволяла ему отстаивать радикальные реформы, необходимые для создания мира своей мечты. Система, позволявшая Джорджу Соросу скопить имеющееся у него богатство, оказалась непригодной для космополитизма.
Ключевые моменты биографии Сороса хорошо всем известны. Он родился в 1930 году в Будапеште в еврейской семье среднего класса под именем Дёрдя Шварца (в 1936 году отец сменил фамилию во избежание антисемитской дискриминации), до Второй мировой войны наслаждался спокойным детством, а после нацистского вторжения в Венгрию он и его семья были вынуждены принять христианскую веру и жить под вымышленными именами. Каким-то чудесным образом они пережили войну, избежав той участи, что постигла более двух третей венгерских евреев. Задыхаясь от жизни в коммунистической Венгрии, в 1947 году Сорос иммигрировал в Великобританию, где поступил в Лондонскую школу экономики и познакомился с австрийским философом Карлом Поппером, который оказал на него колоссальное интеллектуальное влияние.
В 1956 году Сорос переехал в Нью-Йорк и продолжил карьеру в области финансов. В конце 1960-х, проведя более десяти лет на различных должностях на Уолл-стрит, он основал фонд «Квантум», один из наиболее успешных хедж-фондов всех времен. Когда фонд скопил ошеломляющую прибыль, сам Сорос стал легендарным трейдером; наиболее известным эпизодом его биографии стало то, что в ноябре 1992 года он заработал более миллиарда долларов и «сломал Банк Англии», сделав ставку на резкое удешевление фунта стерлингов относительно немецкой марки.
Сегодня Сорос является одним из богатейших людей мира и наряду с Биллом Гейтсом и Марком Цукербергом стал одним из самых политически влиятельных филантропов США. Но в отличие от Гейтса и Цукерберга Сорос всегда называл источником своего вдохновения академическую философию. Мышление и благотворительная карьера Сороса построены вокруг идеи «открытого общества» (термин разработан и популяризирован Поппером в классической работе «Открытое общество и его враги». Согласно Попперу, открытые общества гарантируют и защищают разумный обмен, в то время как закрытые заставляют людей подчиняться власти, будь то религиозная, политическая или экономическая.
С 1987 года Сорос опубликовал 14 книг и ряд статей в «Нью-Йоркском книжном обозрении», «Нью-Йорк Таймс» и других изданиях. Данные работы не оставляют сомнений в том, что, как и в случае со многими добившимися известности в 90х левоцентристами, определяющим интеллектуальным принципом Сороса является его интернационализм. С точки зрения Сороса цель современного существования человека заключается в создании мира, определяемого не суверенными государствами, а глобальным сообществом, субъекты которого понимают, что в свободе, равенстве и процветании заинтересован каждый. По его мнению, создание подобного глобального открытого общества является единственным путем к преодолению человечеством реальных проблем изменения климата и ядерного распространения.
В отличие от Гейтса, чья благотворительность сосредоточена в основном на проектах вроде искоренения малярии, Сорос действительно хочет преобразовать национальную и международную политику и общество. Пока неясно, способно ли его видение пережить волну господствующего в США и Европе антисемитского, исламофобского и ксенофобского правого национализма. Одно ясно наверняка: остаток своей жизни Сорос проведет в попытках убедиться в том, что именно так и произойдет.
Свою благотворительную деятельность Сорос начал в 1979 году, когда после некоторых размышлений решил, что денег у него достаточно, и он может посвятить себя тому, чтобы изменить мир к лучшему. Для этого он создал фонд «Открытое общество», который быстро перерос в транснациональную сеть. Хотя он и предпринял попытку финансирования академических стипендий для чернокожих студентов в подвергнутой расовой изоляции Южной Африке, главной заботой филантропа стал коммунистический блок в Восточной Европе; к концу 80-х он открыл филиалы фонда в Венгрии, Польше, Чехословакии, Болгарии и в самом Советском Союзе. Подобно Попперу Сорос считал страны коммунистической Восточной Европы конечной моделью закрытых обществ. Если бы ему удалось открыть эти режимы, он мог бы продемонстрировать миру, что деньги могут — по крайней мере, в некоторых случаях — помочь мирному преодолению тирании без необходимости военного вмешательства или политической диверсии — излюбленного инструментария лидеров холодной войны.
В 1984 году Сорос основал в Венгрии свой первый иностранный фонд, что послужило образцом всей его деятельности в тот период. В течение десятилетия он предоставлял стипендии венгерской интеллигенции, дабы заманить их в США; обеспечивал библиотеки и университеты ксероксами; и предлагал гранты театрам, библиотекам, работникам умственного труда, художникам и экспериментальным школам. В своей вышедшей в 1990 году книге «Открывая советскую систему» Сорос писал, что его фонд помог «разрушить монополию догмы [в Венгрии] путем предоставления альтернативного источника финансирования культурной и общественной деятельности», который, по его оценке, сыграл решающую роль в крахе коммунизма.
Использование Соросом слова «догма» указывает на два определяющих элемента его мышления: яростную веру в то, что идеи формируют жизнь в большей степени, чем экономика, и уверенность в способности человечества к прогрессу. По словам Сороса, именно характерный для закрытых обществ догматический образ мышления не позволял им приспосабливаться к превратностям истории. Вместо этого, «по мере изменения фактических условий», люди в закрытых обществах были вынуждены придерживаться становившейся все менее убедительной атавистической идеологии. Сорос утверждал, что когда эта догма оказывалась чересчур очевидно оторванной от реальности, происходила ниспровергающая закрытое общество революция. А открытые общества, напротив, были динамичны и способны корректировать свой курс всякий раз, когда их догмы оказывались далеки от реальности.
Когда в 1989-1991 годах Сорос стал свидетелем падения советской империи, возникла необходимость ответить на важнейший стратегический вопрос: чем было заняться его фонду теперь, когда закрытые общества Восточной Европы стали открываться? Накануне распада Советского Союза Сорос опубликовал исправленную версию книги «Открывая советскую систему», в которой раскрыл свою новую стратегию: он посвятит себя созданию постоянных институтов, которые поддержали бы идеи, вдохновляющие антикоммунистические революции, формируя при этом практику функционирования открытого общества для освобожденных народов Восточной Европы. Наиболее важным из них стал открывшийся в 1991 году в Будапеште Центрально-европейский Университет (CEU). С помощью финансирования Сороса он должен был положить начало новому, транснациональному, европейскому миру — и стать тренировочным полигоном для новой, транснациональной, европейской элиты.
Как он мог гарантировать свободу вновь открытых обществ? Сорос достиг совершеннолетия в эпоху «плана Маршалла» и на собственном опыте испытал всю широту американской души в послевоенном Лондоне. По его мнению, данный опыт показывает, что ослабленные и истощенные общества нельзя восстановить без значительных иностранных инвестиций, которые облегчили бы предельно тяжелые условия и обеспечили бы минимальную материальную базу для процветания верных представлений о демократии и капитализме.
По этой причине в конце 80-х-начале 90-х Сорос неоднократно утверждал, что только неожиданное спасение благодаря помощи Запада может сделать Восточный блок демократическим на постоянной основе. «Людям, прожившим всю жизнь в тоталитарной системе, — говорил он, — необходима помощь извне, чтобы воплотить свои стремления в реальность». Сорос настаивал на том, чтобы США и Западная Европа предоставили странам Восточной Европы значительную денежную помощь и доступ к общеевропейскому рынку, а также способствовали таким культурным и просветительским связям между Западом и Востоком, что приличествуют плюралистическому обществу. Сорос открыто признавал, что как только это будет сделано, Западная Европа должна будет принять Восточную в европейское сообщество и предотвратить тем самым дальнейшее перераспределение континента.
Замысловатые призывы Сороса остались без внимания. Начиная с 1990-х годов, он объяснял появление клептократии и гипернационализма в бывшем восточном блоке отсутствием у Запада дальновидности и политической воли в этот решающий момент. «Демократии, — сетовал он в 1995 году, — страдают от недостатка моральных ценностей. Известно, что они не желают предпринимать каких-либо действий, если их прямые жизненные интересы не подвергаются определенной угрозе». С точки зрения Сороса, Запад провалил имеющую всемирно-историческое значение задачу, показав тем самым свою непредусмотрительность и безалаберность.
Но именно отсутствие политической воли и сдерживало Запад в тот момент. В эпоху «шоковой терапии» западный капитал действительно стекался в Восточную Европу, но инвестировался в основном в частную промышленность, в противовес демократическим институтам и построению общества широких масс, что помогло коррупционерам и противникам демократии захватить и сохранить власть. Сорос определил ключевую проблему, но не смог понять, как именно логика капитализма, ставившая прибыль во главу угла, может подорвать его демократический проект. Он оставался слишком увлечен завоеванной системой.
Под впечатлением событий холодной войны Сорос посвятил себя изучению международных проблем, помешавших созданию глобального открытого общества. После Азиатского финансового кризиса 1997 года, когда крах валюты в Юго-Восточной Азии вызвал мировой экономический спад, Сорос написал несколько книг, посвященных двум основным угрозам, которые угрожали, по его мнению, открытому обществу: гиперглобализации и рыночному фундаментализму, обретшим господство после краха коммунизма.
Сорос утверждал, что история мира после холодной войны, а также его личный опыт как одного из самых успешных трейдеров в области международных валютно-финансовых отношений продемонстрировали, что нерегулируемый глобальный капитализм подрывает открытое общество в трех различных направлениях. Во-первых, поскольку капитал мог перемещаться куда угодно во избежание налогообложения, западные страны были лишены тех финансов, что необходимы для обеспечения граждан общественными благами. Во-вторых, поскольку международные кредиторы не подвергались особому нормативно-правовому регулированию, они часто прибегали к угрожавшей финансовой стабильности «необоснованной практике кредитования». И наконец, поскольку эти реалии увеличивали внутреннее и международное неравенство, Сорос опасался, что они подтолкнут людей к неким «актам отчаяния», которые могут нанести ущерб жизнеспособности глобальной системы.
Сорос намного раньше большинства своих коллег-левоцентристов увидел проблемы в основе обеспечиваемой деньгами и либерализованной «новой экономики» 1990-х и 2000-х годов. В большей степени, нежели любой из его либеральных соратников, он признавал, что охват наиболее крайних проявлений капиталистической идеологии может привести США к продвижению такой политики и практик, которые подорвут демократию и поставят под угрозу стабильность внутри страны и за рубежом.
По мнению Сороса, единственный способ спасти капитализм от самого себя заключался в том, чтобы создать «глобальную систему принятия политических решений», которая жестко регламентировала бы сферу международных финансов. Однако еще в 1998 году Сорос признал, что США являются главным противником глобальных институтов: к тому моменту американцы отказались от признания решений Международного суда ООН и подписания Оттавского договора о запрете противопехотных мин, а также в одностороннем порядке ввели экономические санкции тогда и там, где сочли нужным. Тем не менее Сорос надеялся, что каким-то образом американские политики согласятся с необходимостью возглавить коалицию демократических государств, приверженных идее «содействия развитию открытых обществ [и] укреплению международного права и институтов, необходимых с точки зрения глобального открытого общества».
Но у Сороса не было плана по изменению растущей враждебности американских элит к тем формам интернационализма, которые не шли бы на пользу их собственной военной мощи и не давали бы им прямых и видимых экономических выгод. То был значительный пробел в мышлении Сороса, особенно с учетом его настойчивого стремления к главенству идей в контексте поощрения исторических изменений. Однако вместо обдумывания данной проблемы он просто заявил, что «перемены должны начаться с изменения отношений, которое постепенно трансформируется в изменение политики». Статус Сороса как члена гиперэлиты и его убежденность в том, что, несмотря на все трудности, история движется в правильном направлении, сделали его неспособным в полной мере учесть те идеологические препятствия, что стояли на пути интернационализма.
Милитаристская реакция администрации Джорджа Буша-младшего на теракты 11 сентября вынудила Сороса переключиться с экономики на политику. Все в идеологии администрации Буша было для него воплощенным злом. Как Сорос заявил в своей книге «Мыльный пузырь американского превосходства» (2004), Буш и иже с ним «руководствуются постулатом примитивной формы социального дарвинизма: жизнь — это борьба за выживание, а главный инструмент в борьбе за выживание — сила». Если до событий 11 сентября «нормально функционирующие институты нашей демократии не позволяли проявлениям фальшивой идеологии выходить за определенные рамки», то после них Буш «сознательно нагнетал страх, который в конце концов охватил всю страну», чтобы заставить замолчать оппозицию и заручиться поддержкой контрпродуктивной политики воинственной односторонности. С точки зрения Сороса утверждения а-ля «вы либо с нами, либо на стороне террористов» перекликались с риторикой нацистов и СССР, которую он надеялся оставить позади, в Европе. Сорос благоразумно беспокоился относительного того, что Буш ввергнет Штаты в «состояние постоянной войны», для которого характерны иностранное вмешательство и притеснения внутри страны. Таким образом, президент представлял угрозу не только миру во всем мире, но и самой идее открытого общества.
Тем не менее Сорос был уверен, что «экстремистская идеология» Буша не соответствует «убеждениям и ценностям большинства американцев», и ждал победы на президентских выборах 2004 года Джона Керри. Она, по его мнению, должна была подстегнуть «глубокое переосмысление роли Америки в мире», вследствие чего граждане откажутся от односторонности и примут идеи международного сотрудничества.
Но Керри не победил, и филантроп впервые усомнился в политической дальновидности простых американцев. После выборов 2004 года Сорос пережил нечто вроде кризиса веры. В своей книге 2006 года «Эпоха ошибочности» Сорос объяснил переизбрание Буша тем, что США были «оптимистичным обществом, не желающим иметь дело с неприятной реальностью». Американцы, как признавал Сорос, скорее окажутся «введены в глубокое заблуждение администрацией Буша», чем столкнутся с неудачами Афганистана, Ирака и войны с терроризмом. Находясь под влиянием рыночного фундаментализма и его одержимости «успехом», продолжал Сорос, американцы готовы были принять заверения политиков в том, что страна может выиграть нечто столь же абсурдное, как война с терроризмом.
Победа Буша убедила Сороса в том, что как открытое общество США выживут только в том случае, если американцы начнут признавать важность правды; в противном случае они продолжат поддерживать войну с терроризмом и сопутствующие ей ужасы. Оставалось неясным, однако, то, как именно Сорос мог заставить американцев передумать.
Финансовый кризис 2007-2008 годов побудил Сороса переориентироваться на экономику. Крах не удивил его, он счел его предсказуемым следствием рыночного фундаментализма. Скорее он убедил его в том, что мир вот-вот станет свидетелем завершения «длительного периода относительной стабильности, основанной на роли США как доминирующей силы и доллара как основной международной резервной валюты» (цитата из его книги 2008 года «Новая парадигма финансовых рынков»).
Предвидя упадок США, Сорос стал связывать надежды на глобальное открытое общество с Евросоюзом, несмотря на свой прежний гнев в адрес его членов за неспособность полностью принять Восточную Европу в 90-е. Признавая наличие у ЕС некоторых серьезных проблем, он тем не менее считал его организацией, страны которой добровольно «согласились на ограниченное делегирование суверенитета» с целью общеевропейского блага. Таким образом, она представляет собой региональную модель мирового порядка, основанного на принципах открытого общества.
Однако надежды Сороса на ЕС быстро разбились о три подорвавших его стабильность кризиса: углубляющуюся международную рецессию, кризис в связи с наплывом беженцев и реваншистское нападение Владимира Путина на нормы международного права. Полагая, что в теории западные страны могут эти кризисы смягчить, Сорос пришел к выводу, что, повторяя неудачи постсоветского периода, они вряд ли объединятся для этой цели. В последние 10 лет Сорос разочаровался отказом Запада простить долг Греции, неспособностью выработать общую политику в отношении беженцев и нежеланием рассмотреть возможность усиления санкций против России, оказав необходимую Украине материальную и финансовую поддержку после аннексии Путиным Крыма в 2014 году. Он был также обеспокоен тем, что многие страны ЕС, начиная с Великобритании и заканчивая Польшей, стали свидетелями возрождения считавшегося затерянным в истории правого этнонационализма. После того, как в 2016 году Британия проголосовала за выход из организации, он убедился в том, что «распад ЕС [был] практически необратим». Евросоюз не сыграл ту роль, что возлагал на него Сорос.
Сорос не понаслышке знал о том, что представляет собой расистский авторитаризм, который в последнее десятилетие угрожал не только ЕС, но и европейской демократии в целом. Начиная с 2010 года, филантроп неоднократно спорил с премьер-министром Венгрии Виктором Орбаном, сторонником авторитарной власти и противником иммиграции. Недавно Сорос обвинил Орбана в «попытке воссоздать тот вид мнимой демократии, которая преобладала в период между Первой и Второй мировыми войнами в Венгрии». В начале этого года Орбан провел бóльшую часть своей успешной предвыборной кампании в попытках демонизировать Сороса, оперируя антисемитскими образами и утверждая, что Сорос тайно замышлял отправить в Венгрию миллионы иммигрантов. Орбан также угрожал закрытием Центрально-Европейского университета, который члены его правительства насмешливо называют «университетом Сороса», а в прошлом месяце парламент принял новое направленное против иммиграции законодательство, известное как пакет законов «Остановить Сороса».
Орбан угрожает открытому обществу одной только Венгрии, а Дональд Трамп угрожает ему в более широком смысле. Сорос приписал победу Трампа пагубным последствиям для американского общества рыночного фундаментализма и мирового экономического кризиса. В декабре 2016 года Сорос заявил, что США избрали своим президентом «мошенника и потенциального диктатора» по одной причине: «избранные лидеры не смогли удовлетворить законные ожидания и стремления избирателей, и эта неспособность привела к разочарованию избирателей в основных разновидностях демократии и капитализма».
По словам Сороса, вместо справедливого распределения порожденного глобализацией богатства «победители» не смогли «компенсировать потери тех, кто проиграл», что привело к резкому увеличению неравенства и гнева внутри страны. Считая, что «Конституция и институты США… достаточно сильны, чтобы противостоять перегибам со стороны исполнительной власти», Сорос при этом опасался, что Трамп создаст союзы с Путиным, Орбаном и другими сторонниками авторитаризма, а это практически сведет на нет возможность построение глобального открытого общества. Очевидно, что в Венгрии, США и многих других странах, привлекших внимание и инвестиции Сороса, его проект забуксовал.
Дальнейшие планы Сороса неясны. С одной стороны, некоторые из его последних действий свидетельствуют о его движении в сторону левого фланга, особенно в области реформы уголовного правосудия и помощи беженцам. Недавно он создал фонд содействия кампании окружного прокурора Филадельфии Ларри Краснера и поддержал трех кандидатов в окружные прокуроры Калифорнии — все они выступали в поддержку реформы уголовного правосудия. Он также выделил 500 миллионов долларов на смягчение глобального кризиса в связи с наплывом беженцев.
С другой стороны, некоторые из его действий указывают на то, что Сорос остается приверженцем традиционной Демократической партии, пусть и не имеющей достаточной квалификации для решения лежащих в основе нынешнего кризиса проблем. Во время предвыборной борьбы 2016 года он открыто выступал в поддержку Хиллари Клинтон. А недавно он раскритиковал потенциального кандидата в президенты от Демократической партии Кирстен Джиллибранд за то, что та призвала Эла Франкена уйти в отставку в связи с обвинениями в сексуальных домогательств к радиоведущей Лин Твиден. Продолжив финансировать действительно прогрессивные проекты, Сорос внесет существенный вклад в идею открытого общества; а решив защищать тривиальных демократов — поспособствует дальнейшей деградации американской общественной жизни.
На протяжении всей своей карьеры Сорос осуществил ряд мудрых и интересных проектных мероприятий. С демократической точки зрения, однако, способность одного богатого человека оказывать воздействие на государственную политику чрезвычайно мала. Сам Сорос признал, что «связь между капитализмом и демократией в лучшем случае незначительна». Проблема миллиардеров вроде него в том, как именно они распоряжаются этой информацией. Открытое общество предполагает мир, в котором все признают человеческую природу друг друга и взаимодействуют на равных. Но расклад, при котором большинство людей пытается урвать последние куски исчезающего пирога, не предусматривает возможности создания того мира, в котором хотел бы жить Сорос и многие из нас. В настоящее время космополитические мечты Сороса остаются именно такими. Почему? Да потому, что открытое общество возможно только в том мире, где никто — будь то Сорос, Гейтс, Девос, Цукерберг, Баффет, Маск или Безос — не может стать столь же богатым, как он.
Дэниел Бесснер — преподаватель в области международных отношений в Вашингтонском университете, автор книги «Демократия в изгнании».
