Турецкий авторитарный лидер Реджеп Эрдоган набрасывается на «процентное лобби», обвиняя его в экономическом кризисе у себя в стране, диктатура Никарагуа мобилизуется против собственного народа, а социалистическая утопия Венесуэлы все глубже погружается в хаос. Удивительно, что на фоне всего этого мы очень часто слышим, что определяющим политическим сценарием нашего времени является «кризис демократии». И когда из-за постоянных экономических неудач Владимир Путин вынужден идти на крайне непопулярную меру в виде пенсионной реформы, еще больше удивляет то, как много людей объясняют этот мнимый кризис коварством и могуществом России.

Да, следует признать наличие признаков того, что политические системы, основанные на принципах согласия, дают сбои и работают не совсем так, как должны. Речь, в частности, идет о росте экстремизма и антисемитизма в британской Лейбористской партии. О развале основ политической системы в погрязшей в скандалах Бразилии. О твердом намерении Виктора Орбана создать в Венгрии «нелиберальную демократию», а также о деструктивных и вызывающих поляризацию в обществе шагах администрации Трампа. Если говорить в более широком плане, по данным «Фридом хаус» (Freedom House), за время с 2006 года состояние гражданских и политических свобод ухудшилось в 113 странах и улучшилось лишь в 62 странах.

Но неудачи и провалы в авторитарных государствах зачастую гораздо серьезнее, чем проблемы, волнующие профессиональных паникеров и кликуш либерального Запада. В демократическом мире нет кризисов, сопоставимых с экономическим кризисом в Иране, жуткими условиями в Сирии или потрясениями и неразберихой в демократической Республике Конго, где работе по ликвидации эпидемии Эболы препятствуют вооруженные повстанческие группировки.

Даже Китай, который часто называют образцом нового авторитаризма, не выдерживает главных испытаний на эффективность управления. Китайские цензоры удаляют в интернете изображения Винни-Пуха — некоторые говорят, что этот медведь «с очень низким коэффициентом умственных способностей» имеет опасное и провокационное сходство с Си Цзиньпином. Но в том, что касается более важных вопросов, власти, судя по всему, парализованы.

Китайские лидеры знают, что их страна страдает от масштабного избыточного инвестирования в сферы строительства и производства, что ее рынок недвижимости — это пузырь, на фоне которого тюльпановая лихорадка в Голландии кажется умеренной, что и обычный долг, и долг в теневой банковской системе слишком велики и растут слишком быстро. Но, несмотря на то, что Компартия централизует власть и подавляет инакомыслие, в вопросах, касающихся затратной и трудной работы по переводу экономического развития Китая на устойчивые рельсы, она колеблется. Китайские власти пытаются решить некоторые из этих проблем, но часто отступают, когда появляются отрицательные последствия реформ, и влиятельные круги начинают оказывать сопротивление.

Авторитарные лидеры без полномочий в сфере реструктуризации экономики — это не то, к чему должен был привести китайский коммунизм. Ни Китай, ни другие крупные диктаторские режимы не предлагают модель, способную изменить мир так, как это делает на протяжении двух последних столетий либеральная демократия. Исламистская демократия Эрдогана является фикцией; боливарианский социализм Уго Чавеса приводит лишь к голоду и насилию. Саудиты принимают срочные меры по реформированию своей монархии, существующей на нефтедоллары, пока не произошел ее крах, а Куба пожинает плоды своего социалистического проекта, потерпевшего исторический крах. XXI век — это эпоха многих событий, но только не «весны автократов».

Те, кого больше всего заботит демократия, как правило, основное внимание обращают на роль авторитарных государств, особенно России, в дестабилизации слабых демократий. Россия явно стремится продвигать свою злодейскую повестку дня, используя сомнительные средства. И то, что ей удалось вызвать такую тревогу среди западных элит, свидетельствует о том, что ее старания были не совсем напрасными. Но уничтожить демократию за рубежом Путин не способен — так же, как не способен возродить застойную экономику России.

В мире действует сила бесконечно более могущественная, чем российские хакеры, — волна творческого разрушения, известная как информационная революция. От Аляски до Азербайджана, от Пхеньяна до Перу интернет разрушает общественную и деловую иерархию, автоматизация преобразует экономическую жизнь, а социальные сети меняют способ производства и распространения новостей. И поскольку в мировой истории в режиме реального времени разворачивается одно из самых неконтролируемых событий, чреватое важными последствиями, в серьезном положении находятся и демократии, и диктаторские режимы, переживая спад.

Глобальные потрясения происходят в неподходящее время с точки зрения продвижения демократии. В конце XX века появилось большое количество новых демократических стран. Многие из них все еще довольно нестабильны. Страны с глубоко укоренившимися демократическими институтами и ценностями, скорее всего, преодолеют трудности — подобно тому, как британская и американская демократии пережили Великую депрессию. В худшем положении, возможно, окажутся страны со слабыми институтами и бурной историей, поскольку они подвергаются давлению со стороны новых сил.

На самом деле вопрос заключается не в том, сможет ли Россия своими секретными операциями подорвать демократию во всем мире. Речь идет о том, смогут ли демократические общества использовать в своих интересах энергию, высвобождаемую в ходе информационной революции, не поддавшись ее разрушительному воздействию. Было бы серьезной ошибкой не обращать внимания на злобные намерения и действия Путина. Но еще хуже было бы зациклиться на России, игнорируя при этом более серьезную угрозу.