В каком-то смысле все стало так демократично и прозрачно, как никогда ранее: нам уже не нужна никакая «Викиликс», чтобы заглянуть на грязные кухни мировой политики. Трамп шантажирует Зеленского, говоря, что поможет украинскому президенту в войне с Россией, если тот найдет компромат на семью его политического конкурента. Зеленский замыкается в себе и не знает, куда деть глаза, тем более что в «частной» беседе с американским коллегой успел наговорить всякого про Меркель. Его покровитель олигарх Игорь Коломойский приходит в ярость и объявляет, что раз так, то он позаботится о том, чтобы Украина вновь развернулась к России. Путину уже можно ничего не предпринимать.

Макрон в каком-то смысле делает то же самое, что Коломойский. Раз Трамп считает НАТО бессмысленной организацией и враждебно относится ко всему Евросоюзу, а в особенности к его главной движущей силе, Берлину, значит, французам стоит напомнить англосаксам о том, чего они всегда сильнее всего боялись: об объединении континента, появлении единого хора Франции, Германии и России. Если к этому коллективу присоединится Центральная Европа, исчезнет последнее препятствие для функционирования блока с немецким мотором, российскими ресурсами и всеми остальными странами, который единственный (наряду с Китаем) может стать угрозой для глобального доминирования США

Так можно интерпретировать интервью Макрона изданию «Экономист»: мозга у НАТО нет, он умер, значит, следует заняться параллельной военной структурой, то есть Европейской инициативой реагирования. Польшу пока туда не пригласили, а Италия присоединилась к проекту лишь тогда, когда Сальвини со своей антилиберальной риторикой перестал играть на Тибре первую скрипку. Пока это узкая, лишенная конкретики и, скорее, символическая инициатива, но Макрон придает ей большое значение и ясно дает понять, что может принять командование.

Запугивание сработало. На саммите НАТО Трамп изображал глубоко потрясенного человека и обвинял Макрона в том, что его высказывания были оскорбительными, будто бы не помня, почему разгорелся весь сыр-бор, кто рассказывал, что Альянс больше не нужен, кто жаловался на присоединение к нему какой-то там Черногории и рисковал одним из флангов, ведя грязную игру в Сирии.

Сейчас все бросились защищать НАТО, и если воспринимать звучащие заявления о единстве и сплоченности всерьез, можно решить, что эта организация сильна как никогда. Спор разрешен, Трамп и Макрон пожали друг другу руки, Восточная Европа услышала заверения, что ее восточные опасения понимают, одним словом — Альянс вернул себе былое величие. Никто старается не думать о том, что если на Сувалкском перешейке появятся «зеленые человечки» в военной форме без знаков отличия, то, вполне возможно, мы увидим картину, которую обрисовал в интервью еженедельнику «Политика» Фукуяма: Путин будет все отрицать, а Трамп созовет комиссию, которая начнет бесконечное расследование, выясняя, на самом ли деле они связаны с Россией и чего они добиваются.

Пока, однако, свежеотполированная броня НАТО сверкает и выглядит впечатляюще. Если, конечно, не обращать внимания на царапины, сделанные Турцией, которая шантажирует союзников тем, что может не одобрить планов помощи Центральной Европе в случае российского нападения. Но в любом случае стало лучше, чем было. Макрон мог бы предстать в образе «Винкельрида народов», который подставил себя под копья и еще раз вопреки воле самого Альянса сплотил его, если бы не то, что традиционно скептически относящаяся к Америке Франция просто пыталась перехватить инициативу в момент, когда США сконцентрировали свое внимание на Тихоокеанском регионе.

Босния: европейская лаборатория

В целом, действия Макрона легко понять. Германия ведет себя осторожно, понимая, что наследие прошлого не позволяет ей официально выступать в роли лидера Европы, а Великобритания уже прощается. Кто еще остается? Не погрязшая же в собственной глупости Польша. Французский президент решил прокричать то, что все видят, но боятся произнести даже шепотом: король голый. Более того, сверкая голым задом, он движется в неверном направлении.

Взять, например, Боснию, которую он назвал бомбой замедленного действия. Сараевская пресса вскипела от негодования и напомнила Парижу, что у того самого есть проблемы с социальной стабильностью, указывая на бунт «желтых жилетов» и исламских террористов, которые действуют во Франции активнее, чем в Боснии.

Все это правда, однако каждый раз, когда я въезжаю в эту страну хоть с сербской, хоть с хорватской стороны, какой-нибудь человек в официальной форме радостно спешит мне сообщить, что Боснии не существует. В хорватской части звучат жалобы на выстроенный вокруг боснийских мусульман государственный проект, принимать участие в котором приходится хорватам, хотя они не видят никаких причин этим заниматься. В Республике Сербской с аналогичными речами выступают сербы. И это не мнение каких-то националистов, сепаратистов или людей, которых можно было бы назвать радикалами. Оно присутствует всюду, как хлеб насущный, как воздух, которым там дышат. Каждый боснийский серб, взрослый и ребенок, знает: общего у него с Сараево — лишь портреты Тито в домах и любовь к группе «Биело дугме». А кроме этого абсолютно ничего.

А ведь Босния и Косово были флагманскими проектами Запада на Балканах. Это видно даже на расстоянии: достаточно взглянуть на их гербы и флаги. В них отражается европейская эстетика так, как в гербах республик СССР и членов Восточного блока, отражалась эстетика советская. Там были колосья и трансформаторы на фоне гор, дары природы, серпы и молоты, а здесь — звезды, синий задник и, может быть, контур страны, как на постсоветском флаге Белоруссии. Никаких национальных символов, орлов, клыков, когтей, ничего, чем могли бы воспользоваться националисты. Те, однако, создали собственные символы: в Косово сербы и албанцы живут под двуглавым орлом (одни под белым, вторые под черным), а в Боснии национальный флаг вывешивают только местные мусульмане. Хорваты и сербы, у которых есть свои национальные государства, где они не живут, используют собственные стяги (разумеется, превосходящие по размеру боснийские). Босния и Косово должны были стать лабораториями, местами, где воцарится идеальное европейское согласие, а народы станут мирно жить бок о бок. Ненависть оказалась такой сильной, что дело ограничилось масштабным притворством: «все у нас ОК».

С другой стороны, как такая лаборатория могла стать успешной, если и в Боснии, и в Косово Запад занялся не экономическим развитием, уравниванием шансов или формированием стабильного среднего класса, а раздуванием бюрократии и административных органов, а также внедрением все более нежизнеспособных решений? Их символом выступает система президентства, в которой три совместно управляющих государством человека должны принадлежать к разным народам, что лишь углубляет раскол на этнической почве, а не позволяет его преодолеть.

Если бы Босния или Косово были хотя бы средоточием западных стандартов жизни, если бы туда ехали за работой, если бы они продвигали западную модель на Балканах, как грузины — на Кавказе! Грузия стала чем-то вроде образца для подражания, когда благодаря реформам Саакашвили она стала выделяться на едином постсоветском фоне, состоящем из ее соседей. Наоборот, именно Боснию и Косово массово покидают жители, которым приходится оставлять боснийские и косовские горы ради хлеба, просто ради хлеба.

Зачем в таком случае эти государства существуют? Затем, чтобы демонстрировать провал западного проекта на Балканах? Если да, то задумка удалась. В разговорах с жителями Сербии или Македонии часто звучат такие слова: может, в этом ЕС смысла мало? Взгляните на Боснию, это просто смехотворно.

Россия предает Балканы

Разумеется, критикуя боснийскую стабилизацию, сложно не попасться в ловушку, подготовленную на Балканах Россией: именно она поддерживает Сербию, которая с удовольствием взяла бы под свое крыло сербов из Боснии и Косово, если бы это не нарушало международный порядок. Впрочем, она может рискнуть, нарушить его, но куда ей потом податься? К России? Белград знает, что там ему искать нечего: далеко, денег мало, и пусть даже Путин отличный приятель, с которым можно сфотографироваться, когда дела примут другой оборот, он окажется циничным расчетливым игроком. В крайне сдержанном интервью журналу «Шпигель» сербский президент Александр Вучич был вынужден признать, что россияне шпионили за своими союзниками и друзьями сербами, и оказался в том же положении, в каком Зеленский из-за Трампа.

Перед той же дилеммой стоит Сербия. Она чувствует, что ЕС ее предает, но Россия для нее тоже не вариант. Если бы она им была, ни Скопье, ни Белград долго бы не раздумывали. Раз Балканы не могут рассчитывать ни на Европу, ни на Москву, то на кого же им положиться? Мусульмане, албанцы и боснийцы, могут, на худой конец, обратиться к Турции, но снова возникает вопрос как, в каком формате?

Македония в итоге позволила Греции себя унизить (а унижений на Балканах не забывают) и добавила к своему названию определение «Северная», что многие ее жители сочли оскорблением. В течение долгих лет она считалась лидером по внедрению системных изменений, которых требовал Евросоюз, но недавно Макрон заблокировал дальнейшие переговоры о присоединении с ней и с Албанией.

Гегемон в Европе

Некоторые видят в этом очередную попытку подлизаться к Путину. В конце концов француз, как он сам признался в интервью «Экономист», старался использовать Орбана и при его посредничестве наладить контакт с Кремлем, а также, поскольку венгерский премьер поддерживает связи с Варшавой, с Польшей. В этом контексте становится понятно, почему некоторое время назад Орбан заявил, что он «понимает опасения поляков и стран Балтии, которые должны получить какие-то особые гарантии безопасности», сделав одновременно оговорку о необходимости тем не менее нормализовать отношения с Россией. Макрон в своем интервью повторил эту фразу практически слово в слово. О том же, только уже не упоминая гарантий, давно говорят Путин и Медведев, которые рисуют перспективы появления «единой евразийской зоны безопасности от Владивостока до Лиссабона».

Интересно, под пятой какого гегемона окажется Польша (а то, что она окажется под чьей-то пятой, станет неизбежным, если она не создаст Междуморья, о котором столько болтает): полбеды, если немецкого, полбеды, если американского. Европейский был бы предпочтительнее всего, а вот российский… В Польше одни бьют тревогу, другие, которых гораздо меньше, пожимают плечами, считая, что все это пустые страхи поляков и прибалтов, тоже принявших болтовню Макрона близко к сердцу. С другой стороны, можно ли до второго пришествия избегать тем «что делать с Россией» и «что будет после санкций»?

В интервью, которое взбаламутило мир, Макрон говорил о подходе, лишенном наивности: он упрекал Россию в авторитаризме, подчеркивал, что именно тот наряду с исламским фундаментализмом в первую очередь угрожает европейским ценностям, отмечал, что процесс втягивания Москвы в орбиту влияний Запада (она, по мнению французского президента, неизбежно туда попадет, испугавшись превратиться в вассала Китая) займет по меньшей мере десятилетие.

Возможно, он говорил все это лишь потому, что так положено, а на самом деле думал о Москве и Петербурге с теплотой, однако, вне зависимости от этого, нашему голому европейско-натовскому королю стоит задаться вопросом, чего он хочет добиться в конфронтации с Россией. Донбасс — это точка в которой обе стороны не знают, что делать дальше. Украина (о чем, конечно, никто не заявит официально) не хочет вновь получить в своих дверях российский сапог, а Россия не собирается вновь нарушать международное право и рисковать введением очередных санкций, в особенности после того, как она вложила огромные деньги в интеграцию Крыма (скоро ее могут ждать новые расходы в связи с вассализацией Белоруссии).

С Крымом ситуация вроде бы кажется понятной: это просто украинская территория, которую оккупирует Москва, но Путин не может ее отдать (это все равно, как если бы Вторая Польская Республика решила вернуть аннексированное Вильно Литве): столицу сотрясут обвинения в измене, а бояре могут в конце концов оказать неповиновение. Кроме того, сами жители полуострова не будут особо рады возвращению под начало Киева: во-первых, они в большинстве своем ассоциируют себя с Россией, а не с Украиной, во-вторых, их пугает, что украинцы начнут сводить счеты, а в-третьих, как бы то ни было, мало кому захочется снова переживать сложный процесс интеграции, а также переворачивания общества и экономики с ног на голову. И еще одно: кто после Путина? Пока сложно назвать такого политика или политическую силу, которая бы гарантировала, что она поведет Россию именно в ту сторону, в какую хочет Запад.

Намерения Макрона

Так что король не только гол и растерян. Прежде всего он беспомощен. Со многими тезисами Макрона сложно согласиться, а принимать за чистую монету его намерения, в особенности находясь здесь, в Центральной Европе, еще сложнее. Однако он по крайней мере начал задавать вопросы, на которые никто раньше не пытался найти ответы, а если мы хотим что-то сделать с Европейским Союзом, подтолкнуть его вперед, нам непременно придется на них ответить.