Что если американцы выйдут из НАТО, как иногда угрожает Дональд Трамп? Кто обеспечит европейскую безопасность? Идея единой европейской армии или ядерной Германии пока далека от реальности. Но есть еще гибридная борьба в киберпространстве, и с ней пока даже НАТО справляется плохо.
Североатлантический альянс появился после Второй мировой войны как уникальное решение старой проблемы в новой мировой ситуации. По словам первого генерального секретаря альянса Гастингса Исмея, задача НАТО — «не допускать СССР в Европу, обеспечивать в ней американское присутствие и сдерживать Германию». Также НАТО должен был решить проблему, которая не решалась несколько столетий — обеспечить Европе безопасность, то есть защитить ее так, чтобы она не становилась постоянным рассадником вооруженных конфликтов, распространяющихся на весь остальной мир.
После падения Западной Римской империи разные европейские силы пытались объединить Европу насильно под своим флагом. Эти попытки, как правило, проваливались, поскольку остальные не хотели добровольно подчиняться, но при этом ни у кого не было достаточно сил, чтобы подчинить себе всех против их воли.
Только после Второй мировой войны впервые в новой истории властная ось переместилась за пределы Европы — через Атлантику. Прежние колониальные державы, оказавшись на развалинах Европы, утратили свое международное влияние. Речь идет, прежде всего, о Великобритании, а также Франции, Италии и Испании. Германия была разорвана и занята оккупационными силами. Начала восхождение звезда новых держав (США и коммунистического Советского Союза). Вдруг они превратились в сверхдержавы.
Без жесткой руки ЕС
Главная, уникальная и гениальная идея НАТО — перенести европейскую военную силу за пределы Европы, возложив на заокеанскую державу, чтобы ни одному из европейских государств не пришлось бояться порабощения, а кроме того, чтобы европейцы не боялись сотрудничать. И действительно, возникновение НАТО положило начало тесному сотрудничеству в рамках экономических объединений, снятию пошлин и объединению норм. Этот процесс увенчался созданием Европейского Союза. Таким образом, НАТО с доминирующими США как гарантом европейской безопасности и Евросоюз — тесно связанные чаши весов, и одно без другого существовать не сможет.
Размышления о выходе Соединенных Штатов из НАТО или идея европейской армии подрывают основу этого тонкого равновесия. На практике это отбросит нас на одно столетие назад, и начнется борьба за то, какое европейское государство получит военное преимущество над остальными.
Чтобы любая армия была боеспособной, жизненно важно централизованное политическое руководство. Оно ставит перед армией четкие цели и снабжает всем необходимым. Вооруженные силы даже с самой передовой техникой и численным превосходством будут беззащитны, если политические лидеры не договорятся, когда и как их применять. В этом может быть проблема потенциальной европейской армии. ЕС слишком свободная конфедерация, и его силы будут совершенно небоеспособными, поскольку любое значимое решение потребует длительной процедуры согласования со всеми 27 национальными членами.
С другой стороны —Россия с Путиным во главе, который уверенно контролирует ситуацию внутри государства. Мы видим, что значительно меньшая и технически менее развитая армия отличается большей боеспособностью, если за ней стоит авторитарный диктатор, который без труда принимает быстрые решения и пускается в разные авантюры.
Где-то между — Соединенные Штаты Америки. Полностью демократическое и либеральное государство, которое, однако, благодаря политической двухпартийной и президентской системе, концентрирующей максимум политической исполнительной власти в руках верховного главнокомандующего, обеспечивает тот самый идеальный политический тыл, делающий армию высоко боеспособной даже в демократической среде. И эта боеспособность передается всему НАТО, поскольку американские вооруженные силы доминируют в альянсе на две трети.
Давайте пофантазируем. Как европейские силы могли бы обрести боеспособность, если бы США покинули НАТО?
Европа себя сама не защитит
Первый вариант — создать такое же политически централизованное государство, как Соединенные Штаты Америки. Какие-нибудь Соединенные Штаты Европы. Отдельные федеральные земли могли бы сохранить некоторую автономию, но главные полномочия передавались бы федеральному центру, скажем, Брюсселю. Как минимум это внешняя политика, костяк налоговой политики, военное командование и оборонный бюджет.
Европейскому парламенту пришлось бы перейти на систему малого числа общеевропейских политических партий, которые были бы настолько понятными, что могли бы представлять избирателей из разных с точки зрения географии и культуры регионов. Только такой парламент обеспечит стабильную политическую обстановку, сможет бесперебойно финансировать и ставить задачи перед вооруженными силами. Все это реализуемо, но не в ближайшем будущем. Такие большие страны, как Соединенные Штаты или Индия, интегрировались на протяжении веков, и Европейский Союз стоит только в начале этого процесса, который займет еще много времени.
Второй вариант — аналог НАТО, то есть военный пакт, сохраняемый одной сильной демократической державой, вокруг которой соберутся другие государства. Однако Великобритания, будучи островным государством, слишком оторвана от континентальной Европы, а кроме того, традиционно максимально ориентирована на США. Естественным властным центром тяжести Европы является связка Франция — Германия.
Германия — более густонаселенное и технологически и экономически более развитое государство, чем Франция. Если она возьмет на себя роль деятельного лидера европейского военного пакта, то ей придется сформировать костяк его вооруженных сил. А это означает тысячи танков и самых современных самолетов. Это означает — быть лидером в области ракетных и космических исследований. Но, что главное, это означало бы обладание стратегическими ядерными вооружениями. Тысячи ядерных баллистических ракет, которые сами по себе уже образуют достаточный сдерживающий противовес для тысяч подобных ракет, ожидающих на Востоке.
Это вооружение потребовало бы более четырех процентов ВВП на протяжении многих десятилетий. Если бы потребовалось вооружиться, например, за короткий срок, то процент еще вырос бы. Подобное изменение бюджетных приоритетов перевернуло бы с ног на голову весь прежний социальный консенсус, вызывав политическое землетрясение с неясными последствиями. Исторический опыт подсказывает, что объединяющим элементом для возмущенной общественности может стать некое националистическое объединение закона и порядка с аналогом «Америка прежде всего» Трампа или в немецком варианте «Deutschland über alles» от «Альтернативы для Германии».
И тут мы подходим к старой песне, которую Европа слышала уже много раз: кто захочет примкнуть к ядерной Германии да еще и под руководством силы, аналогичной «Альтернативе для Германии»?
Ни один из этих вариантов не реален. Нынешняя архитектура безопасности с участием НАТО как «объединения для американской обороны Европы» безальтернативна. Поэтому в интересах США и Европы сохранить статус-кво.
Однако все это справедливо в случае традиционных военных конфликтов. Но в последние 15 лет путинский режим поставил на новый уровень старые советские уловки и развернул против НАТО уникальное наступление, которое получило название гибридной стратегии. Нужно признать, что эта стратегия весьма эффективна и впечатляюща. Путинская Россия перехватила инициативу, на что НАТО реагирует неуверенно и с опозданием. Многие годы западные страны вообще не готовы были признать, что что-то происходит. Теперь мы уже перешли в следующую фазу, когда все уже согласились: враждебные операции ведутся, но мы еще не готовы признать их масштаб.
Дело в том, что гибридные операции — классический пример двойного дна. Их цель в том, чтобы даже после разоблачения не удалось установить, что же на самом деле происходило. Они никогда не выглядят враждебными военными операциями, но именно ими и являются.
Например, рассматриваются только такие сценарии российской оккупации прибалтийских стран НАТО, которые не привели бы к активации пятой статьи Североатлантического договора, предусматривающей обязанность остальных прийти на помощь тому члену, который подвергся нападению. То есть речь идет не о традиционном вторжении силами пехоты и танковых дивизий, а о целом спектре пропагандистских и полицейских акций, о манипулировании русскоговорящим меньшинством, о временном пребывании лиц без военной формы, которые могут прикидываться то активистами, то чьими-то родственниками, приехавшими погостить.
Пока прибалтийские государство взывали бы о помощи, а западные страны гадали, что же там происходит, цели операции были бы достигнуты: доверие к Североатлантическому альянсу серьезно пошатнулось бы, единство разрушилось бы, а у восточноевропейских стран не осталось бы других вариантов, как только договориться с Россией о новом способе сосуществования с позиции слабейшего.
Нападение или лишь невинная ложь?
Однако это пример все же крайнего военного сценария. Большинство гибридных операций намного разнообразнее. Например, хорошо известны пропагандистские акции в киберпространстве, которые настолько массированные и продолжительные, что могут довести общество почти до гражданской войны. Они провоцируют сепаратизм в регионах, выход государств из международных организаций и пактов, классовые и религиозные беспорядки… Они способны произвести парализующий эффект сопоставимый с оккупацией, но при минимальных затратах.
С каждым годом технологии гибридных кибернетических операций все совершенствуются. Теперь они ведутся не из какого-нибудь петербургского Института по изучению интернета, откуда четыре сотни наемных троллей влияют на европейские и американские дискуссионые форумы. Это уже прошлый век.
В преддверии последних американских президентских выборов в 2016 году российская сторона создавала в социальных сетях тысячи фиктивных аккаунтов и с их помощью пыталась повлиять на общественное мнение в пользу республиканцев и Дональда Трампа. Два года ушло на то, чтобы найти этому подтверждения. Когда наконец воцарился консенсус насчет того, что выборами и в самом деле манипулировали, начался бесконечный этап подстраховки и предотвращения повторения истории. Но русские не повторяются. У них есть новые стратегии, и общее у них с прежними только то, что когда мы разоблачим их, будет уже слишком поздно.
Сегодня мы не видим их трюки насквозь. Их окружает масса догадок и предположений. В этом их суть. Теперь русские делают ставку не на фальшивые аккаунты, которые администраторам соцсетей все чаще удается идентифицировать и обезвреживать, а на так называемые нарративы и пятые колонны из местных сочувствующих, которые неосознанно их перенимают и распространяют.
Нарративы — это своего рода микроистории, обобщения, специфические взгляды на вещи. У нас есть какая-то проблема, а нарратив нам коротко подсказывает, как на нее смотреть, что по этому поводу думать. Скажем, сложное переплетение краткосрочных и долгосрочных миграционных потоков между Европой и остальным миром один из нарративов обобщил так: «Это координируемое элитами мусульманское вторжение!» А инцидент в Керченском проливе в 2018 году, когда русские захватили проплывающие украинские корабли, преподнесли как «решительный российский ответ на украинскую провокацию».
Сейчас Россия уже сформировала в своих «целевых странах» многочисленные сообщества сочувствующих. Однако (вот они — причуды гибридных трюков) эти люди отнюдь не всегда сочувствуют России. Более того, некоторые из них могут даже крайне негативно к ней относиться. Эта уловка основана на принципе теории игр. Есть у нас главный закулисный актер Х с целью Х1. Есть несколько мелких актеров А, В, С и так далее, у которых есть их частные цели А1, В1, С1… Некоторые из этих частных целей, например А1 и С1, прямо или косвенно способствуют цели Х1, а В1 мешает ее достигнуть. Тогда актер Х при поддержке А и С блокирует актера В и движется к своей цели Х1 более эффективно, чем если бы добивался ее открыто и напрямую.
Полезные идиоты
Давайте заменим абстрактные буквы конкретными примерами. Польская общественность крайне негативно настроена к России ввиду исторического опыта. Особенно это касается польских националистов. Однако России не нужна симпатия Польши. России нужно, чтобы Польша выбивалась из структур Европейского Союза, и тогда позиция России на переговорах с ним будет выгоднее.
Цель польских ультранационалистов — культурная гегемония, которой они хотят достичь, изолировав страну от внешних воздействий. Российскому игроку это на руку, и поэтому Россия косвенно поддерживает польских националистов, которые ее ненавидят, рядом нарративов о мусульманском вторжении, брюссельском неомарксизме, упаднической культуре на Западе, угрозе для белых гетеросексуальных мужчин и даже об антироссийском патриотизме. В общем, обо всем, что помогает польским антироссийским националистам. Их подъем и то, что они добиваются своих частных целей, помогает в достижении целей российских. При этом польские националисты готовы на крови поклясться, что не имеют с Россией ничего общего, и подняли бы на смех того, кто усмотрел бы в них агентов Кремля.
Этот метод менее заметен и более эффективен, чем тысячи фальшивых аккаунтов, IP-адреса которых и массовость создания можно отследить. Местные активисты же стараются от души и ни за что не признают, что ими манипулируют. Они отстаивают данные нарративы как свои собственные и распространяют их, заявляя о своем праве на свободу слова.
Описанная схема — чрезвычайно упрощенный школьный пример. Настоящие гибридные операции — это хитроумно сплетенная паутина с множеством уровней и участников. Над такими операциями работают сотни гражданских экспертов, в том числе психологи, маркетологи, лингвисты, политологи, ИТ-специалисты. Помимо разведки, в них участвуют многие государственные, частные и некоммерческие организации. Их отличительный признак — секретность и непрозрачность. Даже глядя прямо на них, мы не способны разглядеть, что перед нами — иностранная пропагандистская операция или всего лишь мнение группы соотечественников. Враждебная атака на сеть наших больниц или всего лишь кибернетический вандализм? Контролируемая из-за рубежа пятая колонна или только местные ополченцы из дилетантов? Сколько людей, столько и мнений.
В ежегодных отчетах западных разведслужб говорится, что во имя своих целей Россия реализует эту гибридную тактику во всех странах НАТО и Европейского Союза, странах Восточной Европы и других уголках мира. Ведь по сравнению с традиционными военными и политическими средствами эти операции дешевле и эффективнее. Разумеется, это подстегивает и другие авторитарные режимы, такие как Китай, Северная Корея и Иран. Гибридная борьба — инструмент более слабых против сильных, как и терроризм.
Ясно, что НАТО, будучи военным пактом, родившимся в послевоенной обстановке и рассчитанным на традиционные острые стратегические конфликты, не готов к этим постмодернистским играм в прятки. Образно выражаясь, генералы не знают, куда в ходе подрывных кампаний в киберпространстве им нацелить ракеты и артиллерию.
Война уже идет
В такой же ситуации НАТО оказался после атаки на нью-йоркских Близнецов, когда впервые была активирована пятая статья. Началась затяжная и трудная война с исламским терроризмом. НАТО хорошо подготовлен к симметричным боям с государствами, поэтому довольно быстро сумел положить на лопатки режимы в Афганистане и Ираке. Однако борьба с самими террористами превратилась в бесконечный кошмар.
Будучи лидерами НАТО, Соединенные Штаты напрягли все силы и были вынуждены по сути их реорганизовать. Они создали новые, более современные подразделения для быстрого реагирования и городских боев, реорганизовали разведку для сбора нового типа информации и создали беспилотные летательные аппараты, способные точно поражать малые цели с минимальным ущербом для гражданских объектов. Тем не менее добиться удалось не всех намеченных целей, процесс затянулся и подорожал. Выясняется, что в борьбе с терроризмом эффективны не традиционные вооруженные силы, а сочетание полицейских, политических и разведывательных мер.
Так же НАТО реагирует и на гибридные тактики государств. Альянс хочет реорганизоваться, создать специальные отделы по борьбе с кибернетическими и гибридными угрозами, чьей работы, однако, несмотря на все улучшения, будет недостаточно. В симметричном бою все средства на виду, и можно применять то же оружие, что и противник. В ассиметричном террористическом или гибридном бою это по определению невозможно.
Гибридные операции разворачиваются, прежде всего, в информационном киберпространстве, которое в России, Китае и Египте находится под полным контролем режима. Он может его «отключить», идентифицировать авторов материалов, избирательно контролировать потоки данных из-за рубежа. На Западе по политическим причинам такое невозможно.
Дело в том, что Запад базируется на либеральных принципах свободы слова, ограничении государственного контроля и защите личных данных. Все это делает западное киберпространство в какой-то мере анархичным и нерегулируемым, что дает большое системное преимущество авторитарным режимам, которые этим бесцеремонно пользуются. Ведь они могут себе позволить вещи, которые Запад у них дома себе не позволяет.
Западные мировые лидеры в унисон твердят: «Мы хотим избежать новой холодной войны». Но именно тут кроется суть проблемы. Против Запада уже давно ведется холодная война в одностороннем порядке. До сих пор сам он отказывался ее вести, тем самым обостряя себе на беду.
Государственный надзор за каждой национальной сетью не выход. Нужно создать общую платформу для всех стран, которые хотят, соблюдая определенные правила, пользоваться одним киберпространством. То есть зону свободного интернета можно обнести виртуальной стеной, а те государства, которые не умеют себя в нем вести, останутся «за бортом». Эта платформа, назовем ее Западной, с самого начала была бы самой большой. Она охватывала бы Европу, Северную Америку, Австралию, Японию, Южную Корею — в общем все те страны, которые мы привыкли называть Западом.
К «Западной платформе» вскоре присоединилось бы большинство развивающихся стран, поскольку это единственный разумный путь экономического развития. Очень быстро и самопроизвольно возникло бы доминантное киберпространство. Не войти в него означало бы экономическое самоубийство. Несомненно, этого добивались бы Россия и Китай, благодаря чему можно было бы заставить их открыть собственные киберпространства и вести себя цивилизованно в остальных.
Присоединиться к платформе можно было бы совершенно добровольно. Главное, конечно, — соблюдать правила. Нет сомнений, что именно вокруг них развернулась бы самая жестокая гибридная дезинформационная борьба, в которой соперники выставляли бы друг друга Большим братом, ограничивающим свободу.
Поэтому нужно понимать, что анархия не свобода. Напротив, анархия вредит свободе и уничтожает ее. Свобода — это возможность делать определенные вещи, а другие не делать. Какие вещи делать, а какие нет, чтобы свобода вообще появилась, определяют правила. Без правил свобода невозможна. Скажем, чтобы у меня была свобода передвижения, остальные должны быть лишены возможности мешать моим передвижениям.
От анархии — к свободе
Интернет — новый феномен, которому всего около 30 лет. Он стремительно развивается, и многие проблемы, с ним связанные, объясняются неясными правилами, невидимой границей между ложью и мнением, позицией и фактом, уголовным преступлением и правом на частную жизнь, враждебной гибридной кампанией и свободой слова.
Все это скорее мешает свободам, чем помогает. Вопрос, кто станет арбитром, который решит, где что, в демократических обществах уже давно решен. Это независимые суды. Это парламент, выбранный на свободных выборах. Это независимые институты, которые обладают своей долей власти. Всегда кому-то приходится решать и устанавливать правила.
В либеральных демократиях, в отличии от авторитарных режимов, этот процесс прозрачен и, несмотря на все недостатки, относительно объективен. Поэтому можно ожидать, что правила «Западной платформы» расширят возможности для свободы слова, защиты персональных данных и честной конкуренции, в отличие от других платформ. Ведь в ее создании и становлении будет участвовать не политбюро одного диктатора, а широкий спектр независимых институтов и гражданское общество.
Судя по всему, архитектура «Западной платформы» в киберпространстве может быть более устойчивой к гибридным угрозам, чем традиционный военный пакт НАТО. Могла бы она его заменить? Конечно, нет. Кибернетическая платформа — только ответ на один из современных вызовов. В области конвенционального и ядерного оружия НАТО по-прежнему играет большую роль. Альянс следит за тем, чтобы гибридным агрессорам снова не пришло в голову перейти к традиционным танкам и самолетам.
