Украинские эмигранты трех первых волн живут в основном в NYC на Манхэттене, в East Village. Живут по-разному. Кто-то успел стать домовладельцем, кто-то ютится в маленькой квартирке, кто-то получил профессию, кто-то является активистом союза «Cамопомощь», кто-то пишет научные труды, а кто-то работает дворником.
По выходным там можно играть в локальную Украину – ходить и слушать, как люди здороваются по-украински и расспрашивают друг друга о делах, договариваются встретиться в церкви, в украинском спортклубе, украинских барах или ресторанах, обсуждают общих знакомых, сплетничают.
Возникает некая маленькая Галичина, вырастает вокруг спокойный западноукраинский городок, какой-то Бучач или Дрогобыч. За две недели жизни там, особенно если афиши с твоим изображением висят на двери украинского кредитного союза, украинского музея и ресторана, сама уже здороваешься на улице с каждым третьим, рассказываешь как дела, обсуждаешь пока немногочисленных общих знакомых.
Неукраинские ньюйоркцы этого не оценят, даже те, кто тоже живет в East Village. Конечно, этот красивый приветливый мир женщин в жемчугах, с укладками и хорошим языком, степенных мужчин в пиджаках и шейных платках, имеет свои подводные течения, камни и подводные косы, которые находят на эти камни.
Есть столько конфликтов и споров на материальном, идеологическом или политическом фоне, столько зависти, сплетен, страшных историй об убийствах и изменах, как и... в любом другом камерном социуме.
Читайте такжэе: Дневники на Брайтон-Бич
Просто эти люди - живые и разные, как и любые другие люди. Манит то, что наружу выставляют только хорошее – приветствие и улыбки, взаимные услуги, взаимные скидки, маленькие подарочки и приятности, осуществленные здесь-и-сейчас.
Это было интро. Далее по-американски перед историей пишу дисклеймер: я выросла в русскоязычной семье, говорю русским языком, пишу им статьи, уважаю и иногда люблю русскую литературу, у меня много друзей-русских и никаких предубеждений относительно того, что все русские - плохие, а все украинцы, например, хорошие. И поэтому однажды, находясь в NYC, я поехала на Брайтон Бич.
То есть, поехала я, собственно, на Кони Айленд. Сказали – выйдешь из метро и иди к океану на запах. Так я и сделала. К океану надо было идти через закрытый еще с зимы луна-парк. Надо мной возвышалось обездвиженное чертово колесо, через его рамы пролетали белые чайки. На большом пустом паркинге стояло несколько старых пикапов. К забору кто-то прислонил красного карусельного коня с гордо поднятой головой и в голубой кокарде.
Я поднялась по деревянной лестнице и увидела океан. Вода была бесконечна, пляж – пустой, скалы темные, волны медленные, солнце лежало вокруг, как золотая пыль. Так хорошо. В таком настроении я прошла по борд-волку до самого Брайтон Бич. Это довольно далеко. С океана дует. Я замерзла.
Где-то посередине пути среди прохожих перестали встречаться черные и азиаты, а язык их бесед стал русским. Начали вместе с этим случаться слова «отжал», «п…ц», «телка», «кинул». Никто ни с кем не здоровался, впрочем, иногда люди через плечо и с большого расстояния переговаривались на ходу как-то так: ты тачку кончил? – Не, еще делаю.
Также по теме: Эмигрантам должны уделять больше внимания
Впереди «на первой линии» я увидела три ресторана – Волна, Татьяна и Татьяна Гриль. Пожилые мужчины при входе в Волну смерили меня взглядами, я заглянула внутрь и передумала входить, но они преградили мне путь назад.
– Хеллоу, – сказали.
– Здравствуйте, ответила я, облегчая им задачу. Я была развращещена East Village, где когда ты идентифицируешь себя как «своего» – все сразу относятся к тебе еще лучше, хотя и по умолчанию относятся к тебе хорошо, кроме того, хотелось познакомиться, расспросить, нового опыта.
– Так, а что ты такая важная? – Грубо спросил меня сразу мужчина, некоторые зубы у него были золотые, а на нем был пиджак, рубашка и треники, – Что как не своя? Звучало это как-то угрожающе. В течение трех минут у нас состоялась беседа, которая напомнила мне, насколько я не умею защищаться от говнистого хамского напора.
Я попыталась оправдаться и сказать, что я и не своя, а так, приехала почитать стихи и живу в East Village, а сюда пришла посмотреть на океан. Юрик был из Питера, двое других - забыла откуда. За три минуты меня убедили, что мне сейчас быстро найдут мужчину на сегодняшний вечер, что Киев - гавно, и East Village - гавно, что сразу надо сюда ехать, к своим. Какая-то престарелая рука, несмотря на мою природную быстроту, все-таки скользнула по голой ноге, потому что "ну что же ты так замерзла, козочка, в шортах!"
Здесь же нарисовался молодой носатый официант, который сказал: Юрик, что ты девушку трогаешь, она же тебя засудит, давай так Юрик, ты мне триста баксов, у тебя же есть, а я с ней быстро договорюсь, чтоб не засудила, да, маленькая?
И он тоже попытался потрогать меня за ногу. Пока я выкручивалась, приятель Юрика взял у меня из рук айфон – что, так у тебя карта, да? Хотелось сорваться и бежать прочь. Будет честно сказать, что я редко бываю такой беззащитной. Вместе они затолкали меня в ресторан Волна.
Читайте также: Жители Брайтон-Бич не хотят в путинскую Россию
В ресторане Волна было похоже на советский новый год: на столах - пюре, селедка, шампанское, водка, хлеб. Неприятно пахло едой. Я как-то отвертелась от своей «компании», которая тянула меня к общему столу, и забилась в угол, радуясь уже тому, что забрала айфон назад. На меня тут же двинулся официант. Я попросила большой кофе, и зал замер. Как на американскую школьницу, которая пришла на выпускной в плохом платье, все эти юрики с золотыми зубами насмешливо посмотрели на меня из-за своих столов с пюре и водкой.
Де-ву-шка, – с нажимом, гордо сказал официант, – здесь только кушать, то-лько ку-шать. Кофе пей на улице.
Я убежала, смеясь уже на ходу. Я не представляла себе, кто, почему и как может захотеть там кушать. По дороге я видела Дом обуви, вывески «Раки» и «Квас», магазин Морячок и кафе Пельменная, приглашение на работу женщины для изготовления салатов, двух толстых девушек с колясками, которые не могли разъехаться на тротуаре и кричали друг на друга русском матом, дядю в шлепанцах, одетых на носки, женщин с лаковыми сумками и в бархатных спортивных штанах (а я думала, это уже прошедший тренд) и много пьяных людей средь бела дня.
Ближе к метро начали снова встречаться азиатки в хороших простых платьях и без макияжа и черные женщины, высокие и стройные, в джинсах и футболках, или даже черные женщины, но толстенные, в стразах и с серьгами до плеч – все равно на них отдыхал глаз. Я спряталась в Старбакс – на нем единственном не было русской вывески. Нога почему-то горела там, где меня потрогал Юрик, вообще все это было как какое-то маленькое моральное изнасилование с последующим изгнанием из круга людей, которые, в отличие от меня, могут покушать в ресторане Волна.
Также по теме: В США арестован сенатор, связанный с эмигрантами из СССР
В NYC есть много русских. Экскурсоводов, футболистов, гениальных поэтов, музыкантов, ученых, программистов. В Квинсе, Гарлеме, на Манхэттене, на Статен Айленд, где угодно. В конце концов, в людях с Брайтон Бич кто-то тоже умеет видеть красоту, не раз и не два попадались мне благородно и романтично воспетые такие вот люди с золотыми зубами и в шлепанцах на носки, которые лезут тебя облапать и предлагают тебе мужчину не потому, что они плохие, а потому что просто существуют в такой системе координат.
В конце концов, в фильме «Дима», который снял на Брайтоне Толик Ульянов, документируя день жизни толстого, аморфного, пьяного и абсолютно бесполезного в этом мире (по моему мнению) эмигранта Димы, тоже просматривается какая-то особая красота ущербности, низости - настоящая, живая красота уродливых людей. Я - слабая и, может, недостаточно люблю этот мир. Брайтон Бич - уродливый, безобразный - уродлив по моему мнению.
Я не застала поздний совок. Мне было 5 лет, и все, что окружало меня в то время, мне страшно нравилось. Люди, которые застали его в более сознательном возрасте, говорят, что в тот день я просто сходила в поздний совок на экскурсию, и это не страшно, но мне трудно поверить, что когда-то так жила целая здоровенная часть суши, и все они потом не вымерли от ужаса. Очевидно, со мной в жизни происходило только хорошее, поэтому меня травмируют такие мелочи.
Брайтон считают русским и еврейским районом. Но дело не в русских или евреях или грузинах или еще бог знает в ком, кто сплотился там под русскоязычными вывесками. Дело в том, что они там в основном почему-то злые, невоспитанные, страшно неприятные. И я так и не нашла ответа для себя, в чем корень той неприятности. Им плохо живется?
Так многим плохо живется. По-моему, в такой атмосфере живется еще хуже. Это змея, которая ест сама себя, бесконечное чудовище. Если нельзя запретить им объединяться, держаться всем вместе и укреплять эту змею – лучше держаться от них подальше. Американцы, выросшие в NYC, которым я рассказывала эту историю, со мной полностью солидарны.
Перевод: Антон Ефремов.
