«Древнерусское государство», «древнерусские книжники», «древнерусский бог», «древнерусские курганы», «древнерусские былины»… Обычно используя эти термины в русскоязычных текстах, которые, по авторским замыслам, направлены против имперских амбиций России, в частности против попыток присвоения более тысячи лет истории Руси, мы тем самым — вопреки собственным намерениям! — лишний раз утверждаем правомерность этих амбиций. Сейчас «русское государство», а когда-то было «древнерусское», от которого или под польским влиянием, или в результате немецко-австрийских интриг отпочковалась (и довольно поздно!) некая Украина. А Беларусь — так вообще неизвестно, отпочковалась ли. Ведь даже патриотические украинские издания на русском языке обычно пишут: «Белоруссия». Россия, везде Россия!
И возразить здесь что-то трудно. Ведь и литературный русский язык, которым в тех или иных случаях пользуются в Украине, требует использования именно таких речевых форм, которые были названы выше. И целого ряда подобных. Поэтому иногда доходит до полуанекдотичных ситуаций. Скажем, в изданиях, которые выходят на двух языках, автор статьи критикует попытки присвоения Россией истории Древнерусского государства и отмечает, что Русь — это совсем не Россия; а в переведенном тексте читаем «Древнерусское государство», чем де-факто подтверждаются российские претензии…
Но кто сказал, что украинские граждане должны использовать тот литературный язык, который нормирован в Москве по-имперски настроенными чиновниками от филологии не с целью точно отразить в понятиях реальный мир, а для утверждения известных великодержавных амбиций?
Стоит так поставить вопрос, чтобы увидеть пути выхода из того культурно-политического дискурса, который нам когда-то навязали и продолжают навязывать, добавляя к нему все новые и новые составляющие. Как по мне, стоит прислушаться к мнению писателя Андрея Куркова: «Русский язык — это один из языков Украины и один из языков украинской культуры… Давно надо было открыть Институт русского языка при Академии наук Украины и исследовать его как феномен, существующий только на украинской территории. То есть украинский вариант русского языка. Тогда можно менять правила, фиксировать особенности». Есть сомнения в необходимости создания целого академического института, но отдел или центр, который будет исследовать «украинский русский», чтобы нормировать его и способствовать законодательному закреплению этих норм в Украине, в том числе и в русскоязычных СМИ, нужно. В идеологическом плане это поможет вырвать языковой инструмент из лап империи, будет ее возглавлять Путин, Рогозин, Кадыров или даже Ходорковский, в этом смысле не имеет особого значения, ведь русский язык в его господствующем социолекте является одной из основ имперско-тоталитарного дискурса, направленного не только наружу, но и внутрь России (чего стоит только общепринятое словосочетание «подавляющее большинство»!).
Тем более что высокая российская культура подсказывает другие, неофициальные нормы.
Скажем, нормы официального русского языка требуют писать «на Украине». А между тем Пушкин писал: «В Украйну Карл поворотил». И не только он. «Она уехала в Украину, я собирался в ссылку», — писал Герцен. Есть и другие примеры употребления классиками российской культуры выражения «в Украине». Де-факто его сегодня используют не только почти все русскоязычные СМИ Украины, но и некоторые оппозиционные авторы из России, не желая находиться в пределах имперского дискурса. Так почему бы не нормировать это в «украинском русском»? Так же, как и уже употребляемое многими СМИ написание «Беларусь» вместо «Белоруссии». А почему надо идти за российскими языковедами и писать «Киргизия» или «Туркмения»? Я понимаю, что империалистическое ухо режут самоназвания этих государств — «Кыргызстан», «Туркменистан», но мы не империалисты, не так ли? Собственно, процесс создания «украинского русского» идет; скажем, такие понятия, как «Верховная рада» или «Киеврада», — это уже не просто украинизмы, это закрепление на лексическом уровне явлений, которые отличаются от похожих на них в России…
А склонение украинских фамилий? Сейчас его нет, но оно существовало в русском литературном языке XIX века, хотя и не совпадало с украинским склонением. Не стоит ли восстановить его и найти наилучшую форму?
И, наконец, о «древнерусских временах». Вспомним: свод законов того княжеского государства называется в наших медиа «Русская правда». На самом деле этот свод законов назывался так: «Правда роусьска». Поэтому не случайно у российского академика Дмитрия Лихачева, выдающегося знатока культуры древних русичей, профессионального филолога, возникла идея: ввести в русский язык для обозначения феноменов, связанных с Русью и теми временами, слово «русьский», «русьская», «русьское». Это, настаивал он, необходимо для речевого различения Руси и России, поскольку речь идет о принципиально разных феноменах. Однако официальные языковеды его не послушали: как можно! мы потеряем пять сотен лет истории! Не имело значения, что Лихачев, историк культуры и филолог мирового уровня, досконально знал свой предмет — политическая целесообразность оказалась превыше всего…
С моей точки зрения, это тоже очень весомый аргумент в пользу нормализации своего неимперскоговарианта русского языка, в котором речевые идеологические манипуляции будут отсутствовать и который не будет обслуживать «русский мир».
…А вспомним знаменитое стихотворение Леонида Киселева (из того периода, когда он еще писал на русском), который заканчивается констатацией того,
Что все на свете — только песня
На украинском языке.
Обратите внимание на еще одно действующее, но не нормированное существенное отличие «украинского русского» от имперско-русского; обратите внимание на ударение в стихотворении Леонида Киселева (и в других тоже): «украúнский», а не «укрáинский».
Конечно, все написанное выше — это не исчерпывающий список аргументов и фактов в пользу нормализации «украинского русского». Конечно, изложенные здесь идеи будут восприниматься очень и очень по-разному. Но, как по мне, по крайней мере одно является безоговорочным: с какой стати русскоязычные украинцы должны пользоваться речевыми конструкциями, призванными закрепить на уровне подсознания российский имперский дискурс, принадлежность к «русскому миру»?