«Если это город-призрак, то мы — зомби», — рассуждает Игорь Кишмария, житель Акармары, шахтерского поселка во времена Советского Союза, а ныне — кучки разрушенных построек, почти не видных из-за пышной растительности абхазских гор. Всего лишь полсотни человек живут в Акармаре, городе-спутнике Ткуарчала, центре угольной промышленности, основанного в этом районе Кавказа в сороковые годы (у автора — «в тридцатые», город был основан в 1942 год).
Старик собирает ежевику вдоль заброшенных железнодорожных путей; туристы фотографируют остатки здания вокзала; коровы пасутся напротив бывшей углеобогатительной фабрики. По обочинам шоссе, пересекающего Ткуарчал и ведущего в Акармару, растут одичавшие гортензии, мох покрывает ступени, ведущие в пышные парки, и из окон бывших жилых домов, от которых остались только каменные каркасы, высовываются ветви деревьев. Стайка детей плещется в горном ручье, несколько взрослых гонят коров между пустых коробок домов и решительно протестуют, когда их пытаются сфотографировать как любопытную деталь повседневности «города-призрака».
В последние годы Абхазия стала любимым направлением фотографов и художников разных стран в погоне за панорамными видами «погибших цивилизаций». Ткуарчал, Акармара и окрестности — просто находка для искателей призрачных, исчезнувших миров.
В 1942 году, когда Донецкий угольный бассейн на Украине оказался в руках фашистской Германии, СССР начал системную добычу местного каменноугольного кокса, и Ткуарчал был объявлен «городом». Абхазия, имевшая тогда статус автономии в составе советской республики Грузии, на сегодняшний день признана независимым государством Россией и еще тремя странами, но не Тбилиси, который безуспешно пытался удержать ее силой после распада СССР. С той войны, начавшейся 14 августа 1992 года, прошло 25 лет.
На угледобывающие предприятия в Ткуарчал приехали инженеры и специалисты из других регионов СССР, среди них было много русских и украинцев. Уголь добывали в открытых карьерах, обогащали и отправляли в доменные цеха в Грузии. Пленные немецкие солдаты отстроили город, где в семидесятые проживало — и весьма достойно — 25 тысяч человек. «Это был интернациональный город и самый крупный промышленный центр в Абхазии», — говорит Кишмария. В восьмидесятые же экономическое сотрудничество между советскими республиками прекратилось, и город опустел.
Шахты сегодня «заполнены газом и затоплены», — говорит Кичмария, электрик по профессии и безработный, как и все его немногочисленные соседи из Акармары. До недавнего времени здесь работало турецко-абхазское предприятие, пытавшееся возобновить добычу угля. Его экспортировали в Турцию по Черному морю, обходя грузинские пограничные пункты. Теперь будущее туманно. Игорь мечтает о том, чтобы приезжало больше туристов, чтобы они видели, как желтый автобус забирает с утра акармарских детей в школу в Ткуарчале, а вечером привозит обратно. «Мы живы! — восклицает он. — Хорошо, что интерес к нам растет, но лучше, если приезжие будут снимать жизнь, а не Апокалипсис. Вы, иностранцы, видите руины, а для нас руины — это то, что осталось от нашего города, когда здесь был клуб, танцы, кино, дом культуры», — говорит он. И добавляет: «Хотя мы знаем, что советское время не вернется».
Недавно неподалеку снова открылся санаторий с родоновыми водами, и группы отдыхающих отваживаются добраться на джипах к труднодоступным водопадам по соседству. Чкадуа признается, что ему тяжело возвращаться в родные места, но зимой он хочет впервые свозить в Акармару 11-летнего сына Лукку «посмотреть на снег» и увидеть места своего детства глазами мальчика. «Это был действительно тупик в прямом смысле, потому что за поселком были только неприступные горы, и в переносном, потому что у нас не было никакого иного будущего, но это был очень красивый тупик, на переднем крае империи», — вздыхает Чкадуа. Пока что Акармара — это метафора конца СССР и победы дикой природы над делом рук человеческих.
