По мнению французских СМИ, Ангела Меркель — «императрица» Европы. Конечно, Европы свободной от абсолютистских и авторитарных тенденций, но в которой она олицетворяет один проект. Ее недавние слова о необходимости придания глобализации человеческого лица, адресованные изданию taz, определенно понравились ее французскому союзнику Эммануэлю Макрону.
Две книги
Интересно сопоставить две крупные фигуры, олицетворяющие женскую власть, Марию Терезию и Ангелу Меркель. Успех биографии Марии Терезии, написанной немецким историком Барбарой Штольберг-Риллингер (Barbara Stollberg-Rillinger), как и внимание, которое к ней привлекла французский философ Элизабет Бадинтер (Élisabeth Badinter) своим эссе «Женщина у власти» («Le pouvoir au feminine»), объясняются не только 300-летним юбилеем австрийки, но, пожалуй, и статусом, которого Меркель достигла в Европе. Без Ангелы фигура Марии Терезии вызвала бы меньший интерес.
Мария Терезия, которая родила 16 детей, для многих своих подданных была матерью-защитницей. Бездетная Ангела Меркель часто, но только не в Греции(!), рассматривается как олицетворение милостивой власти, которая бережно руководит Европой. Не называют ли и ее также «мамой»?
Трагические судьбы
Как ни парадоксально, письма Марии Терезии показывают нам, как сильно она боялась каждых родов. По сравнению с этим, сражения ее армий, потери целых провинций из-за действий враждебных государств ее практически не трогали. Этот инстинктивный страх, усиленный трагическими судьбами в ее семье, — например, гибель ее сестры Марии Анны, которая умерла в ужасных муках от инфекционного заражения во время родов, — занимал центральное место в жизни женщин того времени.
Об этом свидетельствуют письма женщин из высшего света, которые они тогда писали. В некоторых, как в мае на презентации своей книги в книжном магазине Hartlieb в Вене заметила Бадинтер, говорится «только об этом». В тех письмах выражается озабоченность, сможет ли женщина из круга их знакомых пережить роды, благодарность богу, если все прошло хорошо, в них проявляется сочувствие, если это оказалось не так, они всегда наполнены тревогой, что это может случиться и с ними самими. Письма Марии Терезии полны страха перед связанным с родами риском, страха за своих беременных дочерей и невесток. Роды для нее, как писала принцесса Палатинская, немецкая невестка Людовика XIV, стали «ужасной профессией».
Мы не знаем, что тогда об этом думали женщины из народа. Но фольклор самых разных культур свидетельствует о вездесущности этого страха: королева ли или крестьянка — никому не удавалось его избежать.
Потому что, как напоминает Бадинтер, в XVIII веке роды для женщин были, как «войны»: они оставались здоровыми или покалеченными или не выживали после них так же, как и мужчины, вступавшие в бой. Материнская смертность во Франции тогда достигала 11-12 смертей на тысячу родов. Сегодня по всему миру она в 100 раз ниже и, конечно же, еще ниже в индустриально развитых странах. Чтобы сегодня увидеть «покалеченных», которые страдают от вызванных родами свищей, ранее столь многочисленных, что в XIX веке в Нью-Йорке для них была основана больница, придется поехать в Черную Африку или Афганистан.
Чуждый страх
Ничто не стало нам таким чуждым, как этот страх, который доминировал среди женщин в течение большей части истории человечества. Революционный прорыв в медицине позволил нам о нем позабыть. Канадский историк Эдвард Шортер (Edward Shorter) проработал эту тему в книге «История женского тела» (A History of Women's Bodies) (в 1987 году была издана издательством Piper под названием «Женское тело как судьба»). Тогда она не была воспринята хорошо, тем более что она противоречила продвигаемому большинством феминистических движений образу естественной и торжествующей женственности.
Неприятный запах
Однако отталкивающие подробности о XVIII веке, представленные этим специалистом, как, например, запах от женщин во время менструации — как и у сотен миллионов женщин в Индии и Африке сегодня, у них были только тряпки для сбора менструальной крови — или о металлических крючках, «инструментах» акушерок, с помощью которых в крайнем случае можно было извлечь ребенка по частям, рисуют совсем другую картину вместо этого идиллического образа.
По мнению Шортера, женщины на самом деле очень долгое время были «слабым полом», униженными и отягощенными женскими болезнями. «Женщина — больное, двенадцать раз нечистое дитя!» — писал еще поэт-романтик Альфред де Виньи (Alfred de Vigny). Некоторые ученые тогда даже всерьез считали, что женщина не в состоянии пробежать и 100 метров, чтобы не упасть замертво. Улучшение их физического состояния (благодаря прогрессу медицины) воодушевило женщин в XX веке на борьбу за свои политические и социальные права.
Моральный авторитет
Можно представить себе ту пропасть, которая разделяет Марию Терезию и Ангелу Меркель: первая, пожалуй, могущественнейшая женщина своего времени, дрожала перед каждыми родами; последней не пришлось рожать, чтобы добиться материнской ауры, которая основывается на политическом и моральном авторитете. Обе эти «императрицы» демонстрируют нам, как сильно изменилось положение женщин в Европе.
Йолле Штольц долгие годы работала корреспондентом в Вене.
