Это вылазка в неизвестный мир. Лишь немногие яхтсмены смогли помочь нам морскими картами и советами: из Киркенеса по Баренцеву и Белому морям, через Беломорканал, Онежское и Ладожское озера до Санкт-Петербурга. Лишь пять лет назад разрешили иностранным яхтам плавать в российских водах, при этом на борту должен быть человек, говорящий по-русски. Это было нужно. Никогда еще во время путешествия на яхте мы не встречали так много поддержки — тем более что морская яхта «Герб Бремена» с мачтой высотой в 25,4 метра выглядела как вызов. Для нас приходилось открывать или поднимать все мосты.
В Киркенесе полиция подтвердила, что отсюда отплывают лишь одно — два судна в год, чтобы вдоль Кольского полуострова прибыть на парусах в Россию. Когда мы отплывали, небо было серым, в воздухе летало несколько чаек и барашки быстро бежали по воде. Позже, при выходе из Варангер-фьорда мы видели, как резвились в воде белухи. Мы видели их лишь издалека. Первая ночь на море была сырой и холодной, на следующий день также дул арктический северо-восточный ветер.
Мы мужественно переносили это, Баренцево море считается холодильной камерой земли, температура воды летом составляет пять градусов, а воздух прогрелся до восьми градусов. Мы плыли за пределами российской двенадцатимильной зоны в международных водах и обогнули Мурманск, не встретив ни одного судна. Лишь сизые чайки сопровождали нас в этой свинцово-серой водной пустыне. Настроение мы поднимали с помощью еды, приготовление которой в этой качке требовало некоторой ловкости.
После трех дней и ночей мы достигли Белого моря, которое было черным, как ночь, пока солнце на пару часов скрывалось за горизонтом. Вблизи суши поднялся сильный туман, вода была значительно холоднее воздуха, волны набегали и снова отступали. Видимость под колпаком тумана составляла около ста метров, пока не подул свежий ветер и не разорвал в клочья серую стену. Судно так сильно кренилось, что кухня оставалась холодной. Несколько раз мы пытались связаться с российской береговой охраной, но не получали никакого ответа. Лишь позже стало ясно, что они внимательно следили за нашим плаванием. Мы пересекли Полярный круг и прибыли в длинный въезд в Архангельск.
В широко разветвленном устье Двины проживают около 350 тысяч человек. На берегу видны краны, под погрузкой стоят грузовые судна, дымят трубы, огромное количество бревен сложены в кучи или в плоты. Сплавщики живут в хижинах на связанных вместе бревнах, на которых они приплыли на побережье из внутренних районов страны.
Таможенники и портовые власти встретили нас предупредительно, но тем не менее нас обвинили в незаконном пересечении границы. В Баренцевом море нам было обозначено место с точными координатами пересечения границы. Однако в неспокойном море мы на несколько миль отклонились от них. Мы наивно предполагали, что достаточно будет приблизительного расчета. Власти затребовали от нас уплаты штрафа в 400 евро, инструкция, мол, есть инструкция, и обосновали этот шаг бумагой на семи страницах. Мы имеем, мол, право заявить протест, сказала, усмехаясь после четырехчасовой процедуры, женщина в униформе и вздохнула по поводу продолжения нашего плавания: хорошо было бы, мол, если бы и мы могли объездить весь мир.
Один яхтсмен из Архангельска показал нам место стоянки в порту. Однако теплого душа не было ни здесь, ни на других причалах. Те иностранцы, которые путешествуют по России на яхте, ищут не душ, а приключения, усмехнулся наш спутник.
По разбитым улицам мы отправились пешком в центр, вдоль представительных зданий. Большинство горожан живут в блочных домах, но центр города выглядит живописно: мы дивились на богато украшенные деревянные виллы, традиционные дома богатых купеческих семей. Некоторые из них являются сегодня музеями. С трудом разбирали мы надписи на кириллице. Нам почти не встретились люди, говорящие по-английски или по-немецки — кроме женщины в турагентстве.
В Архангельск приезжают лишь сто туристов в месяц, главным образом русские, сказала она. При этом здесь так многое можно посмотреть. Мы посетили роскошные церкви и часовни, полные икон, и узнали, что целовать эти реликвии можно лишь тем, у кого не накрашены губы. Архангельск является городом архангела Михаила, который острым мечом сразил дьявола в образе дракона. Почти готова новая церковь в его честь. Поблизости одна женщина торговала розовыми, белыми и голубыми бюстгальтерами пятого и шестого размеров. Один мужчина продавал пять початков кукурузы и предлагал за деньги взвеситься на его весах.
В двадцати километрах находится музейная деревня Малые Карелы. Стволы великолепных домов были обработаны лишь с помощью топора, чтобы не повредить структуру дерева. Это касается также работ по сооружению куполов в виде луковиц. При строительстве домов, ветряных мельниц, церквей и колоколен мастера обходились без единого гвоздя. После обеда мы сопровождали отмеченный фейерверком старт «Соловецкой регаты» от Архангельска до Соловецких островов, печально известному архипелагу в Белом море.
На следующий день мы хотели последовать за яхтсменами. Еще несколько столетий тому назад монахи построили там монастырь. Они жили за счет добычи соли и пожертвований деревенских жителей, сооружали мастерские, работали на мельницах и варили квас. Монастырь был богатым, но цари использовали этот остров для того, чтобы сооружать крепости и ссылать туда политических заключенных. Побегов не было ни разу. В советское время религиозные корни были полностью вырваны: Ленин приказал построить на Соловках трудовой лагерь на три тысячи заключенных, при Сталине их стало восемьдесят тысяч. Около половины из них погибли.
Прежде чем отплыть, мы заново запаслись провиантом. Ветер и волны успокоились, несколько чечеток заблудились на борту и некоторое время плыли вместе с нами. Этой ночью раскаленное красное солнце скрылось в Белом море, чтобы вновь сияя вынырнуть лишь через несколько часов. Местами мы огибали запретные военные зоны, вновь появились белухи. Мы достигли острова с монастырем около часа ночи, а когда проснулись, шел дождь.
Соловки являются одной из туристических жемчужин российского севера. Здесь в течение года бывает свыше 37 тысяч паломников и туристов. Часть вывезенных в Москву во времена ГУЛАГа сокровищ монастыря вновь возвращена, около трети утеряна, также и потому, что большевики велели переплавить золото и серебро. Трапезная монастыря, в которой размещалось до 700 заключенных, все еще представляет собой белое пустое помещение. Однако оба собора сверкают золотыми украшениями.
Однако эти иконы новые, рассказывает наш гид, они просто напечатаны, а не нарисованы. Рассмотреть поближе нам не дала решительная уборщица. Около двадцати монахов поддерживают сегодня духовную жизнь на Соловках, в бывшей сторожевой башке гнездятся ласточки.
За территорией монастыря одна выставка напоминает о заключенных лагеря. Нас потрясли прежде всего фотографии о строительстве Беломорско-Балтийского канала, который должен был способствовать торговле и сделать возможными военные операции. Тысячи заключенных, оснащенных лишь лопатами и тачками, должны были вырыть в русле мелкой речушки Выг канал длиной в двести двадцать километров. Шлюзы они строили из дерева с помощью топоров и самых примитивных инструментов. Это был тот самый канал, по которому мы плыли.
Мы за несколько дней записались на прохождение необходимых шлюзов. Ранним утром мы достигли шлюза № 19 с выходом на Онежское озеро. Первоначальные деревянные стены заменены бетоном, ворота сделаны из стали. Фотографировать запрещено, прокричала нам ворчливая служащая. Позже мы причалили около портового ведомства Беломорска. Мы заказали два такси, чтобы изучить этот небольшой город. Поскольку краеведческий музей был закрыт, то одна женщина из культурного центра подробно и восторженно рассказала нам о культуре поморов, коренных жителей этой местности. Их жизнь была полностью подчинена ритму моря и временам года, они охотились также на белух, но это было давно.
Мы ни в коем случае не хотели пропустить петроглифы, которые были вырезаны от трех до пяти тысяч лет назад в нижнем течении Выги на отшлифованных глетчерами камнях: олени, лодки, охотники с гарпунами или луком и стрелами, киты — и, возможно, единственные в мире изображения людей на лыжах. Петроглифы, которые с трудом можно было различить, немного отполировали — вероятно, чтобы улучшить настроение посетителей.
Шлюз № 18, защищенный колючей проволокой, как и шлюз № 19 находился в зоне безопасности и охранялся по меньшей мере одной женщиной в солдатской форме с автоматом Калашникова, и так же это было и на следующих шлюзах. Некоторые из них скрипели на первобытный лад. После того как мы миновали шлюз № 16, канал расширился. Мы бросили якорь, приготовили еду из наших богатых запасов и испекли хлеб для завтрака.
Следующее утро мы начали, вдоволь наплававшись, вода прогрелась до 18 градусов, наконец мы снова почувствовали себя чистыми. Пока проток был узким и забетонированным, мы передвигались на моторе, но как только это стало возможно, мы подняли парус. Перед шлюзом № 10 на склоне расположилась деревня с выкрашенными в розовый цвет домами, вдоль берега проходила железнодорожная линия, за ней дымила электростанция. Порой из-за деревьев на берегу выглядывала фабричная труба. По обеим сторонам канала располагались дачи и лодочные домики. После десятого шлюза канал снова превратился в озеро, и мы бросили якорь между островами. Было так тихо, что мы слышали, как вдалеке лаяла собака.
Теперь канал наконец превратился в огромное озеро с островами, заросшими лесами, такими низменными, что корневища деревьев были сырыми. Мы впервые почувствовали бескрайнюю ширь России, которая состояла лишь из лесов и озер, местностей с дуновением вечности, где можно заблудиться — или найти себя. Позже мы узнали, что поднялся уровень воды, а территория была окружена плотинами и протоками — иначе бы протока была недостаточно глубокой.
Шлюз № 9 поднял нас еще выше. Закончилось лесное одиночество, стали попадаться рыбаки и более крупные судна. В шлюзе № 8 мы поднялись в последний раз, последние из общей сложности ста двух метров. Затем, через семь шлюзов мы спустились к Онежскому озеру.
Мы причалили к деревушке Повенец, где восполнили наши запасы продовольствия в небольшом магазине. Переводчик в мобильнике оказал нам добрую службу, когда мы спрашивали о вещах, которые не были выложены на витрине. Многие деревянные дома в деревне Повенец были покрыты заплатами из картона или пластика, между ними — мокрая от дождя земля. Константин, бывший морской капитан дальнего плавания, как заместитель директора системы каналов пригласил нас к себе на чай, закрыл после обеда контору и поехал с нами в соседний город Медвежьегорск. Поля, заросшие борщевиком, окружали дорогу. Руководство трудового лагеря ГУЛАГ для строительства канала находилось в Медвежьегорске. Дом, в котором проживали старшие офицеры и инженеры, сегодня является музеем.
«Песок, камень, дерево и люди — из этого состоит Беломорский канал», — сказал директор музея Сергей. Мы осмотрели старое здание вокзала и влезли на списанный паровоз «Иосиф Сталин», находившийся на запасном пути. Позже мы поднялись с Константином сквозь мокрые заросли холма на забетонированные входы и подземные камеры: бывшие позиции финских войск, которые вторглись во время второй мировой войны в Советский Союз вместе с немецким вермахтом. Здесь проходила линия фронта, с холма открывается хороший вид на Онежское озеро.
Еще вечером мы взяли курс на излюбленную цель путешественников на этом озере: музей под открытым небом на острове Кижи с его уникальным ансамблем деревянного зодчества. Издалека появились отливающие серебром купола в форме луковок собора высотой в 37 метров, силуэт из сказки, в которой волшебники еще определяют радости и печали людей. Все места были заняты круизными кораблями. Туристов ожидали судна на подводных крыльях — «Ракеты» — из-за чего мы должны были бросить якорь в бухте и причалить к берегу на ялике.
Когда-то Кижи принадлежали зажиточным крестьянам, совместно с другими деревенскими общинами они собрали деньги, чтобы соорудить эти шедевры плотницкого искусства, собор, часовни и дома. А также и мельницы. Согласно одной легенде, старший плотник после окончания работ швырнул свой топор в Онежское озеро и сказал: «Такой церкви никогда не было, и второй такой никогда не будет».
Затем дальше в Петрозаводск, в столицу Республики Карелия, где все еще видна со всех сторон стоящая на постаменте самая большая статуя святого: Владимир Ильич Ленин. Монументальные здания свидетельствуют о значении этого города, мы проходили мимо министерств, театров, отелей и ресторанов, в меню которых были блюда из мяса медведя и лося. Мы заправились в промышленном порту, а когда хотели заполнить емкости водой, то начальник порта отсоветовал нам. Городская вода, мол, плохая, в определенной зоне Онежского озера имеется самая лучшая питьевая вода. Позже мы запаслись более чем 500 литрами воды из озера.
Под моросящим дождем мы достигли извилистой реки Свирь, которая соединяет Онежское и Ладожское озера. Мы пересекли Ладожское озеро под низко висящими серыми облаками до истока Невы и проплыли мимо Шлиссельбурга, крепости, возрастом в семь веков, которую Петр Великий отвоевал в 1702 году у шведов. Она была его «ключом» к Балтийскому морю, а также «ключом» для жителей блокадного Ленинграда во Второй мировой войне. По скованной льдом Неве, через Шлиссельбург и замерзшее Ладожское озеро могло, по крайней мере частично, снабжаться продуктами голодающее население, и многих удалось эвакуировать. В то время путь, по которому мы прибыли, назывался жителями Ленинграда «дорогой жизни».
В конце пути мы попали также еще и в российское телевидение. Перед первым мостом на Неве, по которому проходит автострада из Петербурга в Мурманск, течение очень сильное, мост был уже почти поднят, однако светофор все еще показывал красный цвет. Наш шкипер решил сделать крюк, чтобы нас не захватило течение. Как раз в тот момент, когда он взялся за руль, светофор переключился на зеленый, но было уже слишком поздно, и он завершил свой маневр. Позднее мы узнали, что его действия были запечатлены в передачах нескольких телеканалов. В то время как комментаторы гадали, зачем потребовался такой маневр, в конечном счете возникло только одно объяснение: речь шла, мол, о приветствии водителям, которые из-за «Герба Бремена» стояли в очереди.
Две ночи мы провели в южном яхтенном порту Санкт-Петербурга, пока не наступил грандиозный финал. На борт поднялся лоцман, затем ночью между 2.10 и 4.30 часами один за другим были подняты для нас и двух нефтяных танкеров все девять мостов Санкт-Петербурга через Неву. Мы плыли этой ночью первыми мимо безлюдных кулис подсвеченных роскошных зданий, мимо сокровищ царей с монументальными строениями из камня, над которыми возвышались позолоченные купола, строительные краны и печные трубы. Тысячи огней отражались в воде, так что маленький «зеленый» свет на мостах, который разрешал плыть дальше, иногда было трудно заметить. Оглянувшись назад, мы увидели, как медленно опускаются друг за другом мосты и по ним вновь помчались автомобили.
