Когда поэты творят, то можно увидеть лишь человека, стол и аппарат для записи. Однако жанр литературных экранизаций по-прежнему пользуется большим спросом, как и фильмы о поэтах. Все же хочется узнать, как это выглядит, когда материализуется «Гений» (2016) — так называется фильм о Томасе Вулфе в конкурсной программе Берлинале. Международные кинофестивали в Берлине часто включают в программу фильмы о поэтах. Иногда они удаются просто потрясающе, как в в этом году российский фильм про Сергея Довлатова и Иосифа Бродского. Иногда они просто удаются («Транзит» Кристиана Петцольда), иногда их невозможно смотреть («Ева» с Изабель Юппер) или же эти фильмы утопают в изобилии костюмов, пусть даже главного героя зовут Оскар Уайльд. Так произошло, например, в режиссерском дебюте Руперта Эверетта «Счастливый принц» с Рупертом Эвереттом в главной роли.
Триумфальный фильм о Бродском и Довлатове
Алексей Герман-младший, 1976 года рождения, произвел убедительное впечатление еще на Берлинале в 2015 году фильмом «Под электрическими облаками» с его зимним описанием жизни современной России. Теперь российский режиссер представил триумфальную экранизацию шести выдуманных дней в начале 1971 года из жизни вполне реальных писателей Бродского и Довлатова. У главного героя, который на Западе почти неизвестен, сегодня в России многомиллионная аудитория, однако при жизни, во времена давящей эры Брежнева, он не мог опубликовать почти ни строчки. Он умер 48-летним в Нью-Йорке в год падения берлинской стены. Лауреат Нобелевской премии по литературе Бродский тоже был вынужден эмигрировать. Он умер в возрасте 55 лет в Венеции: диктатуры всегда поглощают жизни.
Герман показывает в «Довлатове» шесть ленинградских дней, наполненных цензурой, недоверием, лишениями. И поколение художников, которые не дают всему этому сломить себя. «Надежды» — так звучит последнее слово в этом удивительном фильме, который показывает людей прежде всего глазами сыгранного сербом Миланом Маричем главного героя. Одна женщина сказала о нем: «Требуется мужество, чтобы остаться верным самому себе, когда ты — ничто». Звучит классическая джазовая музыка, когда Довлатову говорят, что ирония — это декадентство и что в заводской газете, в которой он подвизается, требуются оптимистические материалы, прославляющие рабочих. Довлатов чувствовал, что не способен. Он не захотел подчиняться власти и дорого заплатил за это.
А сегодня иначе? На пресс-конференции Алексей Герман-младший указал на то, что, в отличие от плохих времен эры Брежнева, при Путине нет никакой «тотальной цензуры». Иначе я не сидел бы здесь, иначе не было бы этого фильма, созданного в сотрудничестве с Польским институтом культуры и российским Министерством культуры, говорит он. Но, по его словам, «выполнять роль определенной цензуры» могут и деньги, и беречь собственную чистоту становится «все труднее». А затем он сказал три предложения, которые заслуживают внимания далеко за пределами Берлинале: «Запад мало что понимает в России, а русские неправильно понимают Запад. Мы с каждым годом все больше отдаляемся друг от друга. Это большая трагедия, которая может когда-нибудь привести к войне». Сомнений нет: «Довлатов» заслужил Золотого медведя.
Спекуляции Петцольда и игра на нервах в фильме про Уайльда
Про «Транзит» Кристиана Петцольда такое можно сказать лишь отчасти. Фильм по одноименному роману Анны Зегерс переносит бегство от национал-социалистов в современный Марсель. Там некий радио- и телетехник Георг, его играет Франц Роговский, выдает себя за писателя Вайделя, который перед этим покончил жизнь самоубийством в одном отеле. Георг знает об этом, остальной же мир и власти не могут найти концов. В этом фильме производства ЦДФ Петцольд сочинил ситуацию этакой универсальной бездомности и незащищенности с некоторыми впечатляющими сценами. Роговский играет до невозможности холодно. Петцольд изящно и уверенно рассуждает на тему вопроса о том, можно ли найти некую связь между немецкими национал-социалистами того времени и французскими силами безопасности сегодняшнего дня, которые выступают против нелегальной миграции. Вероятно, такой связи нет.
И все же в драматургическом и чисто ремесленном плане этот удачный фильм намного лучше, чем режиссерский дебют звездного киноартиста Руперта Эверетта. Увы, фильм «Счастливый принц» о последних неделях жизни Оскара Уайльда превращается по ходу действия в костюмированный фильм про гомосексуалистов, в котором главный исполнитель Эверетт настолько проникновенно настроился на высокие трагические тона, что самое позднее через час уже начинает действовать на нервы. Уайльд этого не заслужил. «Счастливый принц» страдает от излишней идентификации со своей главной фигурой. Так мы сначала смотрим на превращение Уайльда в жалкого позера взволнованно, потом смущенно и, наконец, — скучая. «Страдание — это больше, чем любая тайна?» Такие фильмы, как «Счастливый принц», — и есть то, от чего мы больше всего страдаем.
Изабель Юппер сыграла впустую
Несколько иначе провалился фильм «Ева» Бенуа Жако, детектив про писателя. Изабель Юппер в заглавной роли дорогой проститутки мы ни разу не видим, так сказать, за работой, а все время — во время подготовки или при прощании. Самый молодой клиент Евы Бертран считается писателем, однако на самом деле он лишь опубликовал под своим именем рукопись одного автора, который умер на его глазах. Теперь Бертрану надо предложить еще что-то из написанного, и свою внутреннюю пустоту он может заполнить лишь тем, что тщательно фиксирует в записной книжке все свои встречи с Евой. Это тоже могло бы стать интересным, но Гаспар Ульель сыграл самого никчемного из всех показанных когда-либо на экране так называемых поэтов. Выражение его лица меняется от скуки и большой скуки до огромной скуки. Юппер так старается делать все возможное, чтобы он выгодно смотрелся на экране, что прямо-таки больно. Какой-то черт попутал Берлинале добавить «Еву» в конкурсную программу. Вероятно, это был черт-садист.
Тайну поэтического вдохновения фильм «Ева» может показать лишь с точностью до наоборот: тот, кто протоколирует реальность, — не поэт. Оскар Уайльд у Руперта Эверетта, да и сам по себе, ироничен. Ему удаются лишь сцены на стадии плаксивости и воспоминаний. Радиотехник Георг сам пережил все важные места из произведения умершего писателя Вайделя, так что в итоге поэзия взяла верх над жизнью. И только Довлатов и Бродский утверждают поэзию через реальную человеческую жизнь. Вся их жизнь состояла из сплошных «вопреки», «все же» и «надежд вопреки всем надеждам». Современность поработила их, а вечность спасла. Это и есть поэзия.
