Наступление турецких сил на курдов в Африне и активизация операций сирийского режима в Восточной Гуте в окрестностях Дамаска, где армейские подразделения устроили блокаду города Дума, подтолкнули Франсуа Олланда к тому, чтобы выйти из тени, куда он добровольно ушел после окончания президентского срока, и высказаться по международным вопросам.
«Монд»: Почему вы решили больше не молчать о трагедии в Сирии?
Франсуа Олланд: Я ощущаю одновременно солидарность и ответственность. Солидарность, потому что я не забыл, что именно курды вышли на первый план в самый трудный момент и позволили коалиции вытеснить «Исламское государство» (запрещенная в РФ террористическая организация — прим.ред.) из Ракки и других регионов. Нельзя радоваться освобождению части Сирии и позволять гибнуть целому народу, который, как известно, сыграл решающую роль для достижения этого результата.
Одновременно с этим я ощущаю ответственность за Гуту. О «красной линии» в свое время говорил не я. Это Барак Обама провел ее в том, что касается применения химического оружия. После атаки режима с применением газа зарин в Восточной Гуте в августе 2013 года США не стали наносить военные удары, а предпочли договориться с Россией и международным сообществом о ликвидации химического арсенала режима. Мы же последовали за ними.
Как бы то ни было, у Башара Асада осталось это оружие, и он без колебаний пускает его в ход, хотя и делает это менее заметно и, следовательно, еще более подло. Россия же неизменно блокирует в ООН все требования о проведении следствия, которое могло бы привести к санкциям. Она неизменно препятствует принятию таких резолюций в Совбезе или же делает все, чтобы они остались на бумаге.
— Что можно сделать?
— Мне не хотелось бы усложнять и без того сложную игру. Как бы то ни было, мне кажется, что демократическим державам — я особо подчеркиваю слово «демократическим» — следует осознать лежащую на них ответственность и то, как они могли бы повлиять на происходящее и какую роль сыграть.
Сегодня в Сирии наступление ведут три основных игрока. Режим продвигается вперед и проливает кровь при поддержке иранских боевиков и «Хезболлы». После Алеппо и других городов настал черед Дамаска, поскольку Гута — это пригород столицы.
Второй игрок — это Россия, которая на фоне бездействия Запада цинично поддерживает режим и даже способствует его зверствам.
Третий — это Турция, которая после временного конфликта с Москвой поняла, какую партию могла бы сыграть: речь идет о разделе. Тот факт, что трагедии в Гуте и Африне разыгрываются в один и тот же момент, — отнюдь не случайность. Россия дала Турции свободу действий в Африне, а Анкара выведет из Гуты поддерживаемую ей часть мятежников, некоторые из которых могут даже сформировать подкрепления для участия в наступлении на Африн.
— Какие самые экстренные меры могли бы затребовать упомянутые вами демократические державы?
— Закрытия этих зон для самолетов сирийского режима, которые бомбят Гуту, в том числе больницы и даже кладбища, а также для турецкой авиации в Африне.
Красные линии не могут касаться исключительно химического оружия, так как в каждом случае необходимо доказывать факт его применения и ответственность той или иной стороны. При этом режим и его российские покровители каждый раз ловко сеют сомнения разговорами о провокациях. Кроме того, если красная линия будет касаться только газа зарин, будет невозможно вмешаться в случае массовых убийств с применением другого оружия. Преднамеренные обстрелы мирного населения формируют совершенно неприемлемую гуманитарную и политическую ситуацию вне зависимости от своей природы.
— Рассуждения о красной линии без последующих действий подрывают доверие к Западу?
— Я никогда не говорил о красной линии — ни в 2013 году, ни впоследствии. Если красная линия была установлена, и ее нарушение не повлекло за собой ответной реакции, нарушитель может позволить себе все, что угодно. После отказа от вмешательства в 2013 году в свою вседозволенность уверовал не только сирийский режим. Владимир Путин понял, что может аннексировать Крым и дестабилизировать восток Украины, не рискуя ничем, кроме санкций.
— Вы действительно верите, что в Гуте и Африне можно создать бесполетные зоны?
— Совет безопасности ООН заблокирован российским вето. Как бы то ни было, эти зоны нужно закрыть для авиации, особенно Африн, где речь идет о самолетах внешнего государства, которое к тому же является членом НАТО.
— То есть, по вопросу Африна должна действовать НАТО?
— Франция входит в НАТО, как и Турция. Но что это за союзник, которому некоторые продают оружие и который использует самолеты для ударов по мирному населению? Что это за турецкий союзник, который бьет по нашим собственным союзникам при поддержке джихадистских движений на земле? Тем более что у этих групп есть связи с террористическими движениями.
— Разве такой всплеск противоречий не был ожидаемым после того, как Франция и международная коалиция против ИГ выступили вместе с курдами против джихадистов в Сирии?
Если бы курдские отряды из Африна или откуда-то еще действительно напали на Турцию, Анкара могла бы с полным на то основанием оправдать оборонительные действия. Только вот сирийские курды не нападали на нее. У них другие заботы. К тому моменту, когда Турция начала операцию в Африне, они еще не закончили наступление на территорию между Сирией и Ираком, куда отступило ИГ.
— Что касается Турции, вы призываете к действию НАТО. Тем не менее, с реакцией относительно режима все несколько сложнее. Для формирования бесполетной зоны потребуется резолюция ООН?
— Вопрос, скорее, в том, как нам реагировать на Владимира Путина, а не на Башара Асада. Главная держава — это Россия, а при отсутствии ограничений возникает серьезная угроза эскалации.
Мы можем оказывать давление по санкциям, торговым правилам, нефтегазовым вопросам. Западу нужно осознать характер угрозы. Нужно говорить с Владимиром Путиным, можно вспомнить исторические отношения Франции и России. Но это не означает, что ей можно действовать без ответной реакции. Раз позиция Дональда Трампа не отличается ясностью и предсказуемостью, за дело нужно взяться Франции, Европе и НАТО.
Россия уже не первый год занимается своим перевооружением, и раз она выглядит угрожающе, ей самой нужно пригрозить. Позволяя Анкаре обстреливать наших курдских союзников в Сирии, Москва подпитывает раскол в НАТО. Дело в том, что всего год назад Владимир Путин выступал с предельно жесткой критикой президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана. Сейчас же две эти страны договорились о разделе Сирии.
— Чего бы вы потребовали от Эммануэля Макрона в сирийском вопросе?
— Мой долг — напомнить, что я мог сделать во имя Франции и какие последствия это за собой повлекло. Я поддерживал курдов в этой коалиции не для того, чтобы бросить их в нынешнем положении.
Я был стабильно жесток в отношении режима Башара Асада не для того, чтобы позволить ему устранить оппозицию и убивать собственный народ. Я вел диалог с Россией, чтобы очертить границы.
— Турецкие силы и их сирийские вспомогательные отряды оказались у ворот Африна. Что будет означать падение города для сил, которые поддерживает Франция в регионе и за его пределами?
— Это будет означать, что мы бросили наших союзников после отпразднованной вместе победы, и что произошедшее в Африне повторится в других городах. Те, кого мы поддерживаем в остальном мире, могут усомниться, что находятся под защитой. Чего стоит слово, если его не держат?
