После Второй мировой войны Запад редко проявлял такое единение, как в конце марта, когда большинство европейских стран, а также Австралия, Канада и США выслали российских дипломатов в качестве ответной меры на попытку отравления Скрипаля и его дочери.
Дело Скрипаля стало лишь последней каплей. До этого было совершено много убийств российских граждан, проживавших в Англии и других странах. Более того, демократический мир ошеломленно наблюдал за тем, как Путин, оккупировав часть украинской территории, открыто вмешивался в выборы в США и различных странах Европы, или как российские шпионские сети опутывали своими нитями политику западных стран, как Россия выставляет напоказ свою военную мощью, угрожая демократическим государствам в духе своих советских предшественников.
Очевидно, что Путин не ожидал решительного, массового и солидарного ответа правительств западных стран, особенно после успешных для него выборов, в ходе которых он не дал возможности полноценно конкурировать с ним своим оппонентам.
Путин и его советники решили, что Запад находится в состоянии упадка, что там слабые и коррумпированные либеральные правительства, которых можно запугать или даже купить за хорошую цену. Таким образом, поддержка, оказанная Терезе Мэй большинством западных стран, за исключением латиноамериканских стран (а что делала ОАГ?), имела большое символическое значение.
Символическое, потому что призыв Терезы Мэй происходил из стран, чей Основной закон 1215 года может рассматривать в качестве основополагающего акта всей западной демократии. Символическое, потому что Великобритания при Терез Мэй — та же самая, что при Черчилле. Именно в ней было заложено единство западных стран, боровшихся против нацистской Германии и продвижения Сталина. Символическое, потому что она доказала, что Брексит не подорвал политические отношения между Англией и Европой. Скорее даже наоборот: единая позиция западных стран ясно показала, что Англии нужна Европа, а Европе — Англия. И, наконец, символическое, потому что США доказали, что экономический изоляционизм, в который пытается затащить их Дональд Трамп, не равнозначен изоляционизму политическому. Историческая договоренность между США и Европой продолжает оставаться незыблемой. Североатлантический альянс не приказал долго жить, как думали многие, когда Трамп стал президентом. НАТО так же сильна, как и раньше.
Путин весьма прагматичен, но, как бы там ни было, он должен был обратить внимание на символическое значение этих событий, поскольку они указывают на его изолированное положение в мире. И это уже не символично. Как не символичным было то, что когда мировое сообщество сплотилось в поддержку Великобритании, Польша приобрела у США самые совершенные противоракетные комплексы в мире.
Евроскептицизм экстремистских сил Европы прекрасно сочетается с антиевропейской направленностью (политической и культурной) российских правящих кругов. Марин Ле Пен, например, никогда не скрывала своего восхищения Путиным. В Испании ни экстремисты из движения «Мы можем» (Podemos), ни каталонские сепаратисты не произнесли ни слова по поводу действий России в Англии. А в Германии дело вообще дошло до гротеска: неофашисты из «Альтернативы для Германии» и пост-сталинисты из «Левых» единодушно выступили против высылки российских дипломатов, осуществленной правительством Меркель. Если выразиться кратко, для многих европейских правительств Путин стал не только внешнеполитической, но и внутриполитической проблемой. Солидарность с Терезой Мэй, проявленная большинством европейских правительств, может с полным основанием рассматривать как акт взаимной солидарности.
Российская дипломатия отреагировала сарказмом, пытаясь, как и следовало ожидать, приуменьшить значение этого события. Разумеется, она также высылает дипломатов тех стран, чьи руководители не совершили никаких преступлений. Как мы все знаем, Путина не запугать ни символическим осуждением, ни даже международной изоляцией. Он, будучи реалистом и прагматиком, прекрасно понимает, что только мечтатели и незрелые политики полагают, что при помощи экономических санкций международного сообщества можно ослабить то или иное правительство.
Все указывает на то, что Путин думает как раз наоборот. Положение противостояния всему миру может даже оказаться поддержкой для того ультранационалистического курса, который он пытается проводить. Значение этой международной акции следует рассматривать сквозь призму того, что впервые за много лет Запад впервые заявил о себе как о политической силе.
Таким образом, в очередной раз было доказано, что политическое единство является не следствием дипломатических заявлений, а жизненных ситуаций, в которых «открытое общество» должно быть защищено от своих врагов. Медленно, но верно демократические правительства мира осознают, что в современную эпоху демократия является объектом как внутренних, так и внешних угроз.
Совместные действия Запада стали своего рода водоразделом, и Путину теперь предстоит решить, по какую сторону окажется его внешняя политика. Либо он пойдет по пути Ленина-Сталина на сближение с антидемократичным Востоком, либо станет развивать традицию сближения с Западом, которую пытались заложить Ельцин и Горбачев. Все указывает на то, что Путин выберет первое, и мира на планете ожидать не приходится.
