Frankfurter Allgemeine Zeitung (Германия): «расстрельный дом» в Москве как напоминание о репрессиях 1937 года

Улица Никольская в центре Москвы — особая. Она ведет от Красной площади к Лубянке, помпезному оранжево-коричневому зданию на одноименной площади, главному зданию российской спецслужбы ФСБ, называвшейся в советское время КГБ. Никольская улица — пешеходная зона, и какая! Город предстает здесь великосветским, шикарным и чистым — таким, каким его хотят видеть толпы фланирующих туристов. Круглый год улицу украшают изобретательно развешанные светодиодные гирлянды и композиции из искусственных цветов. В домах дореволюционной постройки разместились магазины, кафе и бары, некоторые фасады еще ремонтируют.

Вот и дом номер 23 затянут сеткой. Перед ним стоит скамейка, на ней — книги, плакаты, ламинированные листки бумаги с текстами. Рядом стоит человек, небольшого роста, худощавый, почти лысый. Это Алексей Георгиевич Нестеренко, ему 81 год. Каждую среду он стоит здесь вот уже семь лет при любой погоде и страстно что-то говорит. Конечно, когда есть желающие его слушать, но таких немного.

Нестеренко держит перед собой черно-белую фотографию молодого человека в круглых очках, его отца. В этом доме номер 23 на Никольской улице он был объявлен «врагом народа» и приговорен к расстрелу, как и многие тысячи других. Поэтому в народе это здание называют «расстрельный дом». Здесь в тридцатые годы размещалась военная коллегия Верховного суда СССР, в период с 1936 до 1938 годы приговорившая к смертной казни по приказу Сталина и политбюро более 30 тысяч человек. Многие из них были расстреляны в подвале этого дома.

Жизнь вернулась в нормальное русло

С момента распада Советского Союза ничто не напоминало о преступлениях, которые совершали в этом доме — до августа нынешнего года. Нестеренко вместе с неправительственной организацией «Мемориал» добился, чтобы посреди пешеходной зоны установили две памятные доски. Это должно было произойти в апреле, но ответственные лица в правительстве города вспомнили, что в июне начинается чемпионат мира по футболу. Москва должна была предстать во всем блеске, а подобные памятные доски этому блеску помешали бы. Как и сам Нестеренко. Его попросили в это время сюда не приходить. Он подчинился. Никольская во время чемпионата стала неофициальной фан-зоной, здесь шумели, танцевали и пили пиво болельщики со всего мира. Такого бурного и открытого проявления жизнелюбия Москва давно не видела. Полиция закрывала глаза на то, что в иное время было запрещено — сидеть на тщательно ухоженных газонах вблизи Кремля, играть там в футбол и пить пиво. Теперь жизнь вернулась в нормальное русло, а с ней вернулся и Нестеренко.

Если он начинает говорить, то остановить его трудно. Особенно когда речь заходит об истории его страны, о том, что часто замалчивают: о преступлениях сталинского времени. Возможно, поэтому он говорит так быстро и так много, ведь кроме него это мало кто делает. Он называет свой одиночный пикет «Музей под открытым небом». В 2011 году тут было больше людей, поддерживающих акцию Нестеренко: он — член оппозиционной партии «Яблоко». Но после массовых протестов из-за фальсификаций на выборах зимой 2011/2012 годов законы были ужесточены, с тех пор за неоднократное участие в неразрешенных демонстрациях можно угодить за решетку. Демонстрировать теперь можно только в одиночку.

Нестеренко хочет, чтобы в доме номер 23 открылся музей. Владелец здания планирует открыть тут парфюмерный магазин, но он обещал Нестеренко, что одно из помещений здания предоставит музею. Нестеренко говорит, что у него даже есть письменное подтверждение! Пусть это будет только одно помещение в подвале. Ну, а пока это не произойдет, он будет и дальше каждую среду тут стоять.

Чистки по всей стране

Отца Нестеренко Георгия арестовали, когда Алексею едва исполнился месяц. Отец был экономистом, начальником планового отдела треста гражданской авиации в Тушино на севере Москвы. 1937 год, когда он был арестован, стал началом «большого террора»: Сталин приказал своей спецслужбе НКВД очистить страну от «врагов народа», были даже плановые задания по количеству выявленных и уничтоженных «врагов». Началась кровавая лихорадка, квоты постоянно повышались, преследования становились все более хаотичными, «планы» перевыполнялись. Одной из жертв этого безумия стал Георгий Нестеренко. После восьми месяцев «следствия» он был приговорен, расстрелян и тайно похоронен в одной из братских могил. Его вдове, матери Нестеренко, сообщили, что муж приговорен в десяти годам лагерей без права переписки. В то время, как рассказывает Нестеренко, семья отца от них отвернулась. Настолько велик был страх перед контактами с «врагом народа» или членами его семьи. Мать не говорила с детьми об отце. НКВД уничтожил все, что было связано с существованием мнимого предателя, в доме не было ни его фотографий, ни писем.

Положение изменилось, когда Алексею Нестеренко исполнилось 17 лет. Он решил подать документы для поступления в университет. В графе анкеты, в которой нужно было указать данные об отце, он написал «арестован». Университет возвратил ему бумаги. «Арестован» означало «враг народа», а дети врагов народа не имели права учиться в высших учебных заведениях. Но Сталин умер в 1953 году, и в эпоху Никиты Хрущева в Советском Союзе наступила временная «оттепель»: приговоры судов периода Большого террора были пересмотрены, отца Нестеренко в 1956 году реабилитировали за отсутствием состава преступления, мать уведомили о его смерти. Семья получила пенсию по случаю потери кормильца, Алексей смог поступить в университет.

Он стал убежденным коммунистом — несмотря ни на что. В феврале 1974 года — главой государства был Леонид Брежнев — был арестован и выслан из страны писатель Александр Солженицын. В своем главном произведении «Архипелаг ГУЛАГ», незадолго до этого опубликованном во Франции, он описал советскую лагерную систему, в которой он сам провел несколько полных страданий лет. В очерках об Алексее Нестеренко — только критически настроенные российские средства массовой информации сообщали о нем — говорится, что в то время он, как и партия и руководство государства, осуждал Солженицына как предателя. Если с ним сейчас заговорить об этом, он реагирует очень бурно: «Почти все тогда так думали!» Лишь в 80-е годы, во время перестройки Михаила Горбачева, Нестеренко стал переосмысливать свою жизнь. В 1989 году он вышел из партии.

Стена скорби

Но активистом Нестеренко стал только после выхода на пенсию. В 90-е годы — Нестеренко было уже за шестьдесят — он впервые увидел фотографию отца. Фабрика, на которой он работал химиком, после перестройки закрылась. Днем Нестеренко работал охранником, а ночью переводил книги с английского и немецкого на русский язык. В то время он узнал о существовании организации «Мемориал», занимавшейся исследованием сталинских репрессий. С ее помощью он получил доступ к архивам КГБ, где прочитал протоколы допросов отца. Там же он нашел фотографию, которую теперь носит с собой.

У Нестеренко, помимо открытия музея на Никольской улице, есть еще одна цель. Он хочет добиться от российского парламента принятия закона о запрещении возвеличивания Сталина. Для этого он собирает подписи на сайте Change.org — на сегодняшний день их там 11 тысяч — и стоит с плакатами перед зданием Думы, нижней палаты парламента. Нестеренко считает невообразимым, что кандидаты на пост президента России, например, председатель Коммунистической партии Геннадий Зюганов, возлагают цветы на могилу Сталина у кремлевской стены. «Везде это поняли, и уж точно в Германии, только у нас никто не хочет ничего знать о темных страницах истории!» — произносит он так громко, что прохожие оборачиваются. Кроме Нестеренко и небольшого количества других людей, по этому поводу в России не беспокоится никто. На Никольской улице можно довольно часто увидеть искусно переодетых двойников Сталина и Ленина, с которыми охотно фотографируются туристы.

В России не произошло переосмысления прошлого. И чем авторитарнее становится правление Путина, тем труднее работать тем, кто еще занимается преступлениями Сталина. Уже пару лет «Мемориал» обязан указывать, что он «иностранный агент»; в Карелии два члена организации, занимавшейся изучением массовых захоронений сталинского времени, попали под следствие. В Перми у местных ученых, превративших полностью сохранившийся гулаговский лагерь в превосходный музей, с помощью клеветнической кампании этот музей был отнят, часть экспонатов с тех пор считается утраченной.

Волнующее чтение имен

Но картина все-таки неоднозначная. В Москве в 2015 году вновь открылся очень хороший музей истории ГУЛАГа, экспозиция которого рассчитана, прежде всего, на молодых посетителей. А в октябре прошлого года в присутствии Путина в Москве открыта «Стена скорби» — памятник жертвам репрессий. Путин сказал тогда, что репрессии — это «трагедия всего народа, последствия которой чувствуются до сих пор». У Нестеренко похожая цитата Путина записана на одном из его листков. Он говорит: «Мы ориентируемся на эти слова». То, что Путин часто нарушает свое слово и, как говорят даже соратники Нестеренко, никогда не подпишет закон о запрещении возвеличивании Сталина, его не трогает.

Как вообще все это сочетается между собой? Нестеренко говорит: разрешено все, лишь бы только не произносилось слово «Сталин». Он говорит, что в Москве есть только одна памятная доска, на которой имя Сталина упоминается в связи с Большим террором, и что о существовании этой доски мало кто знает. Действительно, во всех воспоминаниях об этом времени есть одно общее — они концентрируют внимание на жертвах террора, а не на виновных в нем. Если назвать эти преступления преступлениями Сталина, то это может привести также и к вопросам об авторитарном правлении Путина. Намного проще поддерживать культ сильного вождя, для сохранения власти которого его народ должен приносить жертвы. Только вот жертв бывает слишком много. «Мемориал» оценивает в 12 миллионов число тех, кто по доносам или из-за того, что оказался не в тех группах, был расстрелян.

В следующий понедельник на Лубянке, в прямой видимости от дома 23 по Никольской улице, состоится традиционная акция памяти. На площади перед зданием ФСБ в 1990 году был установлен камень в память о жертвах репрессий. Каждый год 29 октября «Мемориал» организует тут акцию «Возвращенные имена». Добровольцы читают имена, даты рождения и смерти москвичей, расстрелянных во время Большого террора, возлагают к камню цветы, зажигают свечи. Это бесконечное зачитывание имен производит потрясающее впечатление. В этом году якобы из-за ремонтных работа городские власти хотели перенести акцию с Лубянки к «Стене скорби», новому памятнику жертвам репрессий. Устроители и независимые СМИ возмутились, и акцию все-таки разрешили провести на прежнем месте. Нестеренко, конечно, примет в ней участие — с фотографией отца.