В первый раз я оказался в Страсбурге больше 40 лет назад, и тогда этот город произвел на меня огромное впечатление. Я чувствовал, что оказался в сердце как современной, так и исторической Европы. В древние времена на этом месте находилось кельтское поселение, потом — лагерь римских легионеров, после здесь было Франкское государство, а во времена Средневековья Страсбург стал свободным городом в Священной Римской империи и оставался им до того момента, пока в XVII веке его не присоединили к Франции.
В следующие века он переходил из французских в немецкие руки и обратно. В конце концов в 1944 году этот приграничный город на Рейне окончательно стал французским. После войны он превратился в символ немецко-французского примирения и объединения континента: здесь сейчас находятся штаб-квартира Совета Европы, Европейский суд по правам человека и одно из зданий Европарламента, которое считается визитной карточкой города.
Европа соборов
Сильнее всего в Страсбурге меня заворожил исторический центр, находящийся на Большом острове, с его величественным собором Нотр-Дам, который строили почти 200 лет сначала в романском, а позднее в готическом стиле. На протяжении многих веков он оставался самым высоким зданием в мире (высота одной из его башен — 142 метра). Собор украшают великолепные скульптуры и огромная «роза» — круглое витражное окно. Я провел много часов, наслаждаясь гармоничными линиями этого построенного из розового вогезского песчаника храма, размышляя о христианских корнях нашего континента и «Европе соборов», самым ярким символом которой можно назвать Страсбургский собор.
В этом храме бывал Робер Шуман (Robert Schuman), который родился в Люксембурге в семье французов из Лотарингии, принадлежавшей тогда Германии. В юности он получил немецкое образование, а когда после Первой мировой войны Лотарингия вернулась в состав Франции, включился во французскую политическую жизнь. Этот «человек приграничья» стал после Второй мировой войны одним из отцов-основателей объединенной Европы. Однако сегодняшний Европейский союз, отказавшись от своих христианских корней, о которых напоминает Страсбургский собор, предал идеи Шумана и его концепцию нашего континента, вымоленную в том числе в этом этот великолепном храме. Хуже того, Страсбург стал символом не только секуляризации Европы, но и ее исламизации. Создателям Евросоюза несколько десятилетий назад такое даже не пришло бы в голову.
Теракт в Страсбурге
11 декабря 2018 года примерно в 20 часов поблизости от знаменитой рождественской ярмарки в самом центре города началась стрельба. Террорист-исламист выбрал символичное место, зная, что туда перед Рождеством стекается огромное количество туристов. Стрелявшим оказался 29-летний Шериф Шекатт (Chérif Chekatt) — сын выходцев из Магриба, гражданин Франции. Его имя было занесено в базу лиц, которые могут представлять террористическую угрозу. Французская полиция обнаружила и застрелила Шекатта в двух километрах от центра города рядом с местом, где он жил.
Польские СМИ много рассказывали об этом теракте, поскольку в нем погиб поляк, давно живший в Страсбурге, но скоро эту тему забыли. Между тем проблемы, связанные с экстремистами, отнюдь не исчезли. Такие районы Страсбурга, как Кенигсхофен, где родился Шекатт, Мено или Кроненбург считаются «бастионами воинствующего исламизма в сердце Эльзаса». Местному градоначальнику-социалисту пришлось признать, что 10% всех французов, которых подозревают в симпатиях к исламистскому терроризму, живут в Страсбурге и его окрестностях. Отсюда в Сирию отправились множество боевиков «Исламского государства» (запрещенная в РФ организация — прим.ред.), именно здесь родился один из террористов, убивших 90 человек в театре «Батаклан».
Еще в 2000-м году четверо исламистов, входящих в салафитскую группировку (трое алжирцев и один француз алжирского происхождения) собирались устроить теракт в «христианском объекте» в Страсбурге. Они сняли на видео рождественскую ярмарку и собор, делая при этом недвусмысленные комментарии: «Это собор врагов бога», «Это враги бога, они танцуют и кажутся счастливыми, но по божьей воле попадут в ад». Запись попала в руки полиции, теракт удалось предотвратить, но стало ясно, какое большое значение при выборе целей исламисты придают христианским объектам-символам.
Были церкви, будут мечети
Город, который в прошлом называли «городом тысячи церквей», превратился в город мечетей. В Страсбурге и его ближайших окрестностях их уже 22. В первую очередь это центральная мечеть, построенная на деньги властей Марокко, Саудовской Аравии и Кувейта, которую проектировал архитектор Паоло Портогези (Paolo Portoghesi). Заместитель страсбургского мэра социалист Оливье Биц (Olivier Bitz) назвал ее «гордостью города».
Этого, однако, оказалось мало: руководство Страсбурга выдало разрешение на строительство супермечети, которое будут финансировать турки. Большая мечеть Султана Эйюпа с 44-метровыми минаретами и 28 куполами станет самым большим объектом такого рода в Европе. Строительные работы торжественно начали в 2017 году в присутствии турецкого вице-премьера Бекира Боздага (Bekir Bozdağ), посла Турции во Франции и местных чиновников. Появление гигантской мечети в «столице Европы» — это лишь один из элементов политики агрессивной исламизации нашего континента, которую проводит Турция под предводительством «султана» Реджепа Тайипа Эрдогана.
Мусульманский студенческий городок
Другой элемент политики исламизации — это амбициозный проект по созданию чего-то вроде «мусульманского студенческого городка», первого в Европе. Это Институт имени Юнуса Эмре, который дает студентам возможность изучать одновременно две программы: французскую и исламскую, которая действует в Турции. Проект финансирует Анкара. Она построит в районе Отпьер за 15 миллионов евро настоящий франко-турецкий комплекс. Контролирует весь процесс турецкое Управление по делам религии (его годовой бюджет превышает бюджет десяти других министерств вместе взятых), в ведении которого находится 250 мечетей в местах, где во Франции проживают турки.
Более того, турецкая диаспора создала в Страсбурге исламскую партию «Равенство и справедливость» — аналог Партии справедливости и развития Эрдогана. Такие политические образования претендуют на то, чтобы представлять интересы всех мусульман, стремясь дать турецким властям возможность оказывать влияние на политику в Европе. Под лозунгом «борьбы с исламофобией» все делается для того, чтобы продолжить процесс радикализации мусульманских кругов и продемонстрировать их особое место в западном обществе. Следует при этом напомнить, что в одной Франции живет более 600 тысяч турок.
«Политическая лаборатория» партии Эрдогана
Нужно подчеркнуть, что Страсбург — это город, к которому Эрдоган неравнодушен. Именно здесь с разрешения президента Франции Франсуа Олланда исламский лидер, избравший слоган «Одна нация, один флаг, одно государство», организовал в октябре 2015 года предвыборный митинг, на котором в присутствии 200 тысяч своих сторонников назвал Турцию «истинной защитницей цивилизации» и призвал бороться с «исламофобией». Неудивительно, что Мине Гюнбай (Mine Günbay), которая ранее отвечала в страсбургском городском совете за права женщин, решительно осудила превращение Страсбурга в «политическую лабораторию партии Эрдогана».
Понимают ли европейцы, что происходит в Европе?
Стоя у монументального собора Нотр-Дам и любуясь другими сакральными памятниками Страсбурга, я вспомнил горькие, но правдивые слова архиепископа Люка Равеля (Luc Ravel). Сын генерала и инженер, который вступил в монашескую конгрегацию регулярных каноников святого Виктора, он стал военным ординарием Франции, а в 2017 году был назначен архиепископом Страсбурга. Архиепископ Люк Равель сказал в интервью газете «Дернье нувель д'Эльзас», что мусульмане осознают, насколько они превосходят по плодовитости других французов, приветствующих аборты. Следовательно, они понимают, что «однажды все это будет принадлежать им», и называют такой процесс «великой заменой» — «grand remplacement».
Архиепископ Равель не боится называть вещи своими именами. Возможно поэтому его епископским девизом стала фраза «Но „да" будет слово ваше: „да", да»; «нет, нет»; а что сверх этого, то от лукавого". Напрашивается, однако, вопрос: понимаем ли мы, жители Европы, ассоциирующие себя с западной цивилизацией и христианской верой, что происходит на нашем континенте? И понимают ли это наши политики?
