«Фигаро»: Китайский лидер Си Цзиньпин побывал с визитом во Франции, где Эммануэль Макрон организовал совместную встречу с Ангелой Меркель и Жан-Клодом Юнкером, пытаясь мобилизовать Евросоюз в отношениях с Китаем. Но хочет ли сам Китай развивать диалог с ЕС? Разве Брюссель не пытался дать отпор Пекину?
Режи Субруйяр: Китай не считает Евросоюз ключевым собеседником. Пекин всегда в первую очередь обращался к конкретным государствам, что позволило ему воспользоваться разногласиями внутри ЕС. Именно поэтому Эммануэль Макрон решил провести саммит с участием Жан-Клода Юнкера и Ангелы Меркель. Речь идет о радикальном, но запоздалом изменении стратегии ЕС, и нет никаких гарантий того, что оно будет эффективным. Китай, без сомнения, продолжит проводить саммиты и встречи с привлеченными инвестиционными перспективами странами Восточной Европы и двусторонние переговоры с государствами, которые уже подписали соглашение о сотрудничестве в рамках проекта нового шелкового пути.
В то же время мы говорили с представителями разных политических сил в Европарламенте, которые уже давно выступают с предупреждением насчет китайских инвестиций в Европе и подчеркивают необходимость защитить стратегические отрасли. Осознание ситуации продвигается медленно, и государствам еще только предстоит реализовать механизмы фильтрации.
ЕС не сразу понял, что Китай стал державой, ведущей наступление, хотя его статус мирового завода уже давал ему центральную роль в мировой экономике. Как бы то ни было, он стал экономической сверхдержавой и военно-политической державой, причем его силы быстро растут.
— На какие страны в первую очередь направлен запущенный Си Цзиньпином проект нового «Шелкового пути» или иначе «Один пояс и один путь»? К Франции это тоже относится?
— Италия первой объявила о своем участии среди стран «Большой семерки», однако несколько европейских государств уже заключили соглашение о присоединении к проекту. У Италии сложился существенный дефицит внешней торговли с Китаем, и Рим надеется, что подобное соглашение поможет ему выйти на китайский рынок. Торговля Франции с Китаем тоже складывается не в ее пользу.
Париж, безусловно, тоже оказался под прицелом в этом проекте, однако он ставит условия взаимности, то есть открытости китайского рынка. Несмотря на все заявления Пекина, доступ к некоторым китайским рынкам все еще остается крайне ограниченным. Не видно, чтобы в этом вопросе был достигнут существенный прогресс.
Мы начинаем видеть примеры стран Центральной и Юго-Восточной Азии, которые недовольны поставленными Пекином условиями участия в проекте. Работы зачастую осуществляют китайские предприятия и рабочие. У стран-участниц же возникают вопросы насчет их задолженности. Так обстоят дела со Шри-Ланкой, которая должна Китаю 8 миллиардов долларов и сожалеет об участии в новом шелковом пути.
— Понятие «сделано в Китае» уже не касается Китая в плане одного лишь мирового завода, который наводнил западные рынки дешевыми товарами в 2000-х годах?
— Потребовалось время, чтобы понять, что «сделано в Китае» не ограничивается джинсами, носками и игрушками. Главными конкурентами американской большой четверки стали китайские компании «Байду», «Хуавей», «Сяоми» и т.д. И это только начало, потому что Китай вырвался вперед в сфере телекоммуникаций, аккумуляторов, искусственного интеллекта и т.д.
Пока мы покупали дешевые китайские товары, власти Китая осознавали необходимость перехода на новый этап. Мировой завод сегодня стал серьезным конкурентом, который не просто копирует продукцию, а покупает крупные европейские предприятия («Вольво», «Пирелли» и т.д.) и создает новых гигантов в сфере высоких технологий.
— Вы подробно описываете сети и «друзей» среди нашего руководства, на которых опирается Китай для расширения влияния во Франции. На ком и на чем это основывается? Какие отрасли затронуты сильнее всего?
— Парламентские группы дружбы Франции и Китая прекрасно известны. В них работали такие люди как Жан-Пьер Раффарен (Jean-Pierre Raffarin), Жан-Мари Ле Ген (Jean-Marie Le Guen) и Брюно Ле Ру (Bruno Le Roux). Все они сегодня ушли из политики, но продолжают пользоваться старыми связями.
Жан-Пьер Раффарен, наверное, представляет собой самый символический случай, поскольку в бытность премьером благодаря отказу отменить поездку в Китай в 2003 году, когда там бушевала эпидемия атипичной пневмонии, он представил себя «другом Китая» и продолжает играть дипломатическую роль в отношениях двух стран.
Жан-Мари Ле Ген был мэром 13 округа Парижа, где проживает большая китайская община. Сегодня он входит в совет директоров двух швейцарских компаний, которые принадлежат китайскому конгломерату. Брюно Ле Ру, неприметный министр внутренних дел при Франсуа Олланде, руководит франко-китайским предприятием «Клеман Байяр», которое было выкуплено китайским производителем электроавтобусов CRRC.
Жан-Луи Борлоо (Jean-Louis Borloo) входит в совет директоров «Хуавей» и задействовал во Франции мощное лобби для воздействия на парламентариев. Судя по всему, эта работа оказалась весьма эффективной, поскольку сенатор Жан-Мари Бокель (Jean-Marie Bockel), который одним из первых говорил о рисках использования телекоммуникационных сетей китайскими компаниями, больше не высказывается на эту тему…
Тем не менее это сложный вопрос, поскольку «Хуавей» лидирует в сфере сетей пятого поколения. Именно поэтому Си Цзиньпин сделал крюк в Монако. Княжество подписало с «Хуавей» крупное соглашение по установке сетей 5G, а большинство французских операторов тоже тестируют эти сети совместно с китайской компанией…
— Что вы можете сказать нам о покупке аэропорта Тулузы?
— Это показательный пример. С учетом поставленных условий китайская компания «Кэсил» оказалась единственной, кто дошел до конца тендера, хотя она отнюдь не специализируется на управлении аэропортами. В недавнем отчете Счетной палаты критикуются условия этого соглашения и в частности недостаточно высокие требования, а также отданный финансам приоритет. У китайской компании, которая получила аэропорт Тулузы, нет ни малейшего опыта работы в данной сфере. Кроме того, в начале 2019 года она сообщила, что наняла фирму «Лазар» для продажи своей доли. Это должно послужить уроком.
— Вы говорите о «победе китайского «копировального станка», в частности путем передачи технологий, и объясняете, что для выхода на китайский рынок требуется уступить свои ноу-хау. На что опирается этот метод?
— Вы отмечаете повсеместное присутствие Китая в Африке. Как оно проявляется?
— Китай активно воспользовался списанием африканских долгов Европой и Америкой, чтобы предложить на континенте свои услуги.
Эксимбанк Китая сегодня соперничает с Всемирным банком по ежегодным объемам предоставляемых займов. Как бы то ни было, уровень задолженности начинает вызывать беспокойство некоторых африканских стран, которые опасаются настоящей зависимости от Пекина. Китайцы присутствуют в Африке во всех стратегических отраслях: инфраструктуре, нефти, добыче полезных ископаемых и т.д.
Создание китайской военной базы в Джибути является символичным с точки зрения стремления Китая заявить о своей мощи в стратегической географической зоне, где у американцев и французов уже имеются базы. Это новая демонстрация силы, которая заставляет переосмыслить военное равновесие. Минобороны Франции внимательно следит за действиями китайцев в Джибути. Американцы, видимо, тоже…
— Что остается от социалистической доктрины в стране, которая открыто следует законам рынка?Le Figaro (Франция): как Франция доверяется Китаю — Режи Субруйяр
— Китайские официальные лица регулярно подчеркивают, что речь идет о «социализме с китайскими чертами». Дэн Сяопин рассуждал о рыночной социалистической экономике, то есть о гибридной системе, которая открыта частному сектору, но направляется и контролируется сильной политической властью. Нельзя не признать, что китайская система планирования весьма эффективна. Государство определяет стратегические отрасли и распределяет средства лидирующим в них предприятиям. Китайские власти продвигают промышленные стратегии вроде «Сделано в Китае 2025», которые нацелены на формирование национальных, а затем и мировых лидеров в сфере высоких технологий при одновременной защите собственного рынка.
Когда китайский премьер был в 2018 году в Берлине по случаю открытия завода китайских аккумуляторов (они в частности будут использоваться BMW), Ангела Меркель была вынуждена признать эффективность китайского планирования, которое создает приоритетные условия для ряда стратегических областей в течение десятилетия. Причем эти слова не означают просто попытку польстить Китаю. Нужно признать, что тому же Брюсселю очень сложно сформировать долгосрочные планы вроде «аккумуляторного Эйрбас», который пока что находится только в зародыше…
— Вы отмечаете неортодоксальные методики Си Цзиньпина по ликвидации любого противодействия его власти. Не ставит ли это в неудобное положение наших лидеров, которые столько говорят о западных ценностях в сфере прав человека?
— Вопрос прав человека уже давно не поднимается на встречах западных лидеров с китайским руководством. Во Франции Николя Саркози был последним, кто сделал это по Тибету в 2008 году. После этого потребовались годы, чтобы восстановить связи с Пекином. В результате европейские власти больше не решаются на это. Кроме того, в некоторых случаях, наверное, лучше не говорить об этом открыто. Так, после нескольких месяцев не афишировавшихся переговоров Ангеле Меркель удалось добиться того, чтобы жена лауреата Нобелевской премии Лю Сяобо смогла переехать в Германию. Обсуждение этого вопроса не представлялось официально, а Меркель не делала каких-либо заявлений насчет ее прибытия в страну. Китайские власти явно больше не хотят, чтобы Запад читал им нотации. В книге «Когда Китай пробудится» Ален Пейрефитт (Alain Peyrefitte) предвидел рост влияния страны, однако предполагал и ее «озападнивание». Тем не менее китайские власти поступили с точностью до наоборот, наводнив Запад товарами, но отвернувшись от его политических принципов. Более того, они активно продвигают собственные нормы на международном уровне.
