У президента Франции есть масса разногласий с американскими СМИ — касательно нашей «предвзятости», нашей одержимости темой расизма, наших взглядов на терроризм, нашего нежелания выражать солидарность — даже на короткое время — с его республикой, переживающей непростые времена.
Поэтому днем в четверг, 12 ноября, президент Франции Эммануэль Макрон позвонил мне из своего украшенного золоченой лепниной кабинета в Елисейском дворце, чтобы донести до меня свою жалобу. Он сказал, что англо-американская пресса, как ее часто называют во Франции, выступает с обвинениями в адрес Франции, а вовсе не тех людей, которые совершили целую серию смертельных терактов, начавшуюся 16 октября с обезглавливания учителя по имени Самюэль Пати (Samuel Paty), который на уроке, посвященном свободе слова, показал своим ученикам карикатуры из сатирического журнала Charlie Hebdo — карикатуры, высмеивающие пророка Мухаммеда.
«Когда пять лет назад Франция подверглась атаке, все страны мира нас поддержали, — сказал президент Макрон, имея в виду 13 ноября 2015 года, когда 130 человек погибли в результате серии скоординированных терактов на рок-концерте, у футбольного стадиона и в нескольких парижских кафе. — Поэтому, когда в этом контексте я вижу, как некоторые газеты из стран, которые, как мне кажется, разделяют наши ценности, — когда журналисты, живущие в стране, являющейся наследницей принципов Просвещения и Французской революции, — когда я вижу, как они узаконивают это насилие и утверждают, будто главная причина проблемы — это расизм и исламофобия Франции, я говорю об утрате основополагающих принципов».
Узаконивание насилия — это весьма серьезное обвинение в адрес средств массовой информации, и это такое обвинение, которое мы привыкли слышать — и отметать — скорее из уст американского президента. Между тем американцы, которые по понятным причинам поглощены галлюцинаторными событиями последних дней президентства Трампа, должно быть, упустили из виду обостряющийся конфликт между французской элитой и англоязычными СМИ.
С 2015 года в результате терактов во Франции погибло более 250 человек — это больше, чем в любой другой западной стране. Макрон — центрист и модернизатор, долгое время противостоявший трамповскому правому популизму в Европе, — сказал, что англоязычные и, в первую очередь, американские СМИ навязывают свои собственные ценности другому обществу.
В частности, отметил он, иностранные СМИ не в состоянии понять такой принцип, как «светскость» — то есть активное разделение церкви и государства, которое возникло в начале 20 века, когда государство вырвало контроль над школьным образованием у католической церкви. Сейчас этой теме вновь стали уделять много внимания в связи с приближением выборов 2022 года, на которых Макрон, скорее всего, встретится с лидером ультраправых Марин Ле Пен. Поначалу Макрон не давал обещаний изменить подход своей страны к мусульманскому меньшинству, но в своей знаковой речи, с которой он выступил в начале октября и в которой он осудил «исламистский сепаратизм», он пообещал принять меры в отношении самых разных его проявлений, от подготовки имамов за рубежом, до «введения в кафе меню, учитывающих религиозные ограничения». Макрон также призвал превратить саму религию в «ислам Просвещения». Между тем его излишне прямолинейный министр внутренних дел постоянно пользуется провокационными формулировками ультраправых.
На убийство Пати Макрон отреагировал наступлением на мусульман, обвиняемых в экстремизме: он распорядился провести десятки рейдов и пообещал закрыть группы, оказывающие различную помощь. Кроме того, Макрон в очередной раз заявил о своей приверженности принципу секуляризма. Мусульманские лидеры со всего мира раскритиковали агрессивную реакцию Макрона и его помощников, которая, по их мнению, была направлена против мирных мусульманских групп. Президент Турции призвал бойкотировать французские товары, от сыра до косметики. Однако далее произошла новая серия атак, включая убийство троих человек в церкви Ниццы и взрыв во время французской церемонии в Саудовской Аравии.
Некоторые жалобы французов на американские СМИ хорошо нам знакомы по американским культурным войнам — жалобы на плохо продуманные заголовки и поверхностные твиты журналистов. Однако их главная жалоба заключается в том, что после терактов британские и американские СМИ немедленно сосредоточились на недостатках политики французских властей в отношении мусульман, а не на глобальной террористической угрозе. Особенно сильно Макрона разозлила статья, опубликованная в газете Financial Times 3 ноября, которая называлась «Война Макрона с исламским сепаратизмом еще больше разобщает Францию» (Macron's war on Islamic separatism only divides France further). В этой статье говорилось, что своими действиями Макрон отталкивает от себя мусульманское большинство, которое тоже ненавидит терроризм. В статье говорилось, что Макрон выступал против «исламского сепаратизма», хотя на самом деле он употребил слово «исламистский». Его критики написали, что он не видит разницы между соблюдением требований веры и экстремизмом, и эта неправильная цитата его слов — что он не видит разницы между религией ислама и идеологией исламизма — привела президента в ярость.
«Я ненавижу, когда мне приписывают высказывания, которые мне не принадлежат», — сказал мне Макрон. После волны жалоб читателей и гневного звонка из канцелярии Макрона газета Financial Times убрала эту статью со своего сайта — по словам представительницы Кристины Эрикссон (Kristina Eriksson), это издание никогда прежде подобного не делало. Но на следующий день газета опубликовала письмо Макрона, содержавшее критику этой удаленной статьи.
В конце октября издание Politico Europe тоже удалило со своего сайта статью «Опасная французская религия под названием секуляризм» (The dangerous French religion of secularism), которую написал один французский социолог. Эта статья вызвала настоящую бурю возмущения, и ее критики утверждали, что автор во всем обвиняет жертв терроризма. Однако автор поспешно удаленной статьи пожаловался на «открытую цензуру». Главный редактор Politico Europe Стивен Браун (Stephen Brown) объяснил, что выбор момента для публикации этой статьи — после терактов — оказался неприемлемым, хотя он все же извинился перед автором статьи за ее удаление без объяснений. Он не стал указывать ни на какие конкретные ошибки. По его словам, издание Politico тоже впервые в своей истории удалило статью со своего сайта.
Жалобы французов выходят за рамки статей-мнений и касаются также добросовестной журналистики, которая ставит под сомнение политику правительства. В The Washington Post появилась скептическая статья парижского корреспондента газеты Джеймса Маколи (James McAuley) под названием «Вместо того, чтобы бороться с системным расизмом, Франция хочет реформировать ислам» (Instead of fighting systemic racism, France wants to ‘reform Islam'). Эта статья вызвала бурю возражений, поскольку ее автор рассуждал о том, что «вместо решения проблемы отчуждения французских мусульман» французское правительство «стремится повлиять на веру, которой уже 1400 лет». Газета The New York Times сравнила идеологически окрашенную реакцию Макрона с более «примирительным» обращением канцлера Австрии, с которым он выступил после одного из терактов. Издание отметило, что отдельные молодые люди, осуществляющие теракты, не попадают под программу правительства по борьбе с экстремистскими сетями. Авторы одной из статей The New York Times открыто спросили: «Разве Франция не разжигает мусульманский терроризм, пытаясь справиться с ним?»
Кроме того, есть еще и твиттер. Агентство The Associated Press удалило твит, в котором спрашивалось, почему Франция «разжигает» гнев в мусульманском мире. Представители агентства отметили, что это слово кажется неуместным в статье, описывающей гнев, возникший в мусульманском мире в отношении Франции. Издание The New York Times тоже стало объектом критики в твиттере и на страницах Le Monde за заголовок одной из своих статей — она была опубликована как раз в момент смятения после обезглавливания учителя: «Французская полиция застрелила мужчину после фатальной поножовщины на улице». Издание быстро изменило название своей статьи, когда французская полиция подтвердила детали происшествия, но скриншот той публикации сохранился.
«Как будто мы стоим среди дымящихся обломков в самом эпицентре ядерного взрыва, а нам говорят, что мы получили по заслугам», — пожаловалась представительница Макрона Анн-Софи Браделле (Anne-Sophie Bradelle) в интервью газете Le Monde.
Любой эксперт по американской политике знает, что порой бывает трудно отделить театральное выражение негодования и скандальные твиты от истинных различий в ценностях. По мнению Макрона, в основе лежат серьезные вопросы. «Существует своего рода неправильное понимание того, что из себя представляет европейская модель и французская модель в частности, — объяснил он. — В американском обществе долгое время существовала расовая сегрегация, прежде чем оно пришло к многокультурной модели, в основе которой лежит идея тесного сосуществования различных национальностей и религий».
«Наша модель является универсалистской, а не мультикультурной, — продолжил он, добавив, что Франция уже давно требует, чтобы ее граждан не разделяли на категории согласно их идентичности. — В нашем обществе меня не волнует, черный цвет кожи у человека, желтый или белый, католик он или мусульманин. Любой человек — это в первую очередь гражданин страны».
Некоторые из статей, на которые Макрон жалуется, действительно отражают разницу в ценностях. Французы закатывают глаза, когда американцы нарочито демонстрируют свою христианскую веру. И речи Макрона о платках и меню кафе, а также жалобы министра внутренних дел на халяльные продукты в супермаркетах резко контрастируют с акцентом американцев на религиозной терпимости и свободе самовыражения, которую защищает Первая поправка.
Подобные абстрактные идеологические отличия могут показаться чем-то далеким многим представителям этнических меньшинств во Франции, которые жалуются на жестокость полиции, сегрегацию населения по месту жительства и дискриминацию на рабочем месте. В своей октябрьской речи Макрон признал — что довольно необычно для французского лидера — ту роль, которую политика французского правительства по «геттоизации» мусульман в пригородах Парижа и других крупных городов сыграла в появлении целых поколений молодых мусульман, не чувствующих никакой связи с французским обществом. А некоторые из статей, которые сильнее всего задевают французов, просто являются отражением взглядов чернокожих и мусульманских граждан Франции, которые видят мир не так, как этого хочется французской элите.
Вступать в борьбу с американскими СМИ — это одно из привычных для Франции занятий, поэтому порой бывает трудно сказать, где разговоры о культурных отличиях действительно имеют под собой фактическую основу, а где они просто призваны отвлечь людей от неудобной реальности. В своих атаках на американские СМИ реакционно настроенные французские комментаторы пошли даже дальше Макрона, черпая энергию из американских культурных войн. Провокационная статья во французском журнале Marianne, авторы которой резко раскритиковали американские СМИ, была затем опубликована на английском языке в издании Tablet, и в ней в цветистых выражениях осуждались «банальные политкорректные моралите».
У Макрона есть свой собственный политический контекст: отчаянная борьба с неутихающей пандемией коронавируса, слабеющая экономика и политическая угроза, исходящая со стороны правых. Сейчас Макрон пытается откреститься от своих безуспешных попыток выстроить отношения с Трампом на заре его президентства. Макрон побеседовал с избранным президентом США Джо Байденом за день о нашего с ним разговора.
Я спросил Макрона, не являются ли его громкие жалобы на американские СМИ в некоторым смысле трамповскими по своему характеру, — то есть не пытается ли Макрон продвинуть свою повестку посредством нападок на прессу.
Макрон ответил, что он просто хочет, чтобы его и его страну полностью понимали. «Мое послание сводится к следующему: если у вас есть какие-то вопросы к Франции, звоните мне», — сказал он. (Хотя все же стоит отметить, что он ни разу не дал парижскому бюро The New York Times интервью, которое могло бы послужить хорошим началом диалога.)
И Макрону не понравилось сравнение с Трампом.
«Я читаю ваши газеты, я один из ваших читателей», — добавил он.
