Поздней осенью 1941 или даже в начале зимы 1942 года на Украине папа увидел ангела. А может, это была тетушка Мариель из Ландсхута в Баварии, любимая старая родственница, которая умерла за несколько лет до того дня. Как и отец, она была смиренной и богобоязненной католичкой.
Что бы это ни было, ангел, видение или галлюцинация, оно вполне ясно произнесло: «Иди туда!» и указало в глубокий сугроб в нескольких сотнях метров от его товарищей из 6-й танковой дивизии.
Прямо как Андрей Тарковский, чьими произведениями он позже очень восхищался, отец в глубине души был искателем. Это совершенно не сочеталось с его жизнью немецко-шведского банковского служащего в пиджаке и галстуке. Но, вероятно, он был мистиком по натуре.
Во время немецкого нападения на Советский Союз, которое пришлось на его юные годы, он проникся глубоким уважением и даже благоговением перед лицом православной духовности, колыбель которой находится как раз на Украине. Это благоговение он пронес с собой до конца жизни. Он еще на Украине с болью смотрел, как немцы сжигали деревни, разоряли поля, сожалел обо всем варварстве войны. Но это не мешало ему забирать свиней у местных крестьян и глушить рыбу в Днепре ручными гранатами, чтобы добавить немного свежего жареного белка к скудному солдатскому пайку на вражеской земле. Так делали все его собратья по нацистскому войску, одурманенному водкой и наркотиками.
Позже папа на полную громкость включал пластинки с русскими православными песнопениями и во весь голос им подпевал: «Господи, помилуй!» В 1990-е мы отправились в Санкт-Петербург и побывали на службе в Армянской церкви св. Екатерины на Невском проспекте. Папа был просто счастлив.
Юный солдат вермахта Вилли Петер Резе, погибший в Витебске в 1944 году, вел дневники войны на Восточном фронте и втайне посылал их родителям. Позже они превратились в книгу «Этот странный чужак во мне», которая вышла в 2004 году. Записки Резе честно и откровенно иллюстрируют путь от юноши-пацифиста к огрубевшему солдату, пособнику в преступлениях против человечества. Я подарил отцу этот небольшой томик, но вскоре он вернул его мне со слезами на глазах и словами по-немецки: «Не могу это читать».
Интуитивно и молниеносно папа послушался того ангела. У него не было и тени сомнения в том, что ему явилось религиозное откровение. Потом он всю жизнь снова и снова рассказывал эту историю, всегда в одинаковом изумлении от ее сверхъестественной составляющей. Он бросился прочь, а его товарищи, 19-20-летние новобранцы из ингольштадских казарм, те же прошлогодние веселые студенты, через пару минут уже были мертвы. То, что осталось от них на снегу, напоминало кровавое пюре. Это поработал «сталинский орган», или «Катюша», — примитивная ракетно-артиллерийская система, которую устанавливали на грузовики.
Когда я учился в школе, папа однажды показал мне старую фотографию своего класса, на которой он перечеркнул лица всех, кто погиб. Из тридцати человек в классе школы при кафедральном соборе в Регенсбурге на Дунае войну пережила едва ли четверть. Когда стало ясно, что дело идет к поражению, и потом, во время зимнего отступления немецких войск, каждый из них, по собственной воле или по принуждению, совершал или во всяком случае наблюдал ужасающие военные преступления. Отец служил телеграфистом, его оружием были буквы или, вернее, азбука Морзе. Он утверждал, что никогда не стрелял хладнокровно в другого человека — во всяком случае в упор.
В детстве и юношестве я множество раз слышал рассказ, как папа во время того рывка в сугроб наткнулся на раненого советского солдата. Он остался совсем один и уже умирал. Это был офицер — его можно было узнать по форме — и образованный человек. Он по-немецки попросил склонившегося над ним юного врага: «Помолитесь за меня». Отец рассказывает, что снова и снова читал по-немецки «Отче наш» и «Аве Мария», пока раненый не потерял сознание — а может, скончался. Тогда отец снял с него офицерские знаки отличия. Они и сегодня хранятся в ящике моего письменного стола: серп и молот, золото, венки и все такое.
Папа сражался на стороне зла. Когда войска уходили назад, в Германию, он заболел дизентерией и ехал в поезде, в котором оборудовали госпиталь. Однажды поезд остановился недалеко от Освенцима. По словам отца, сотрудники госпиталя, которым полагалось молчать о том, что они видели в концентрационном лагере, выражались так: «Там их гонят сквозь печные трубы». Все знали, о чем идет речь. Холокост ни для кого не был тайной.
Но ангел — или это была тетушка Мариель?— все же спас папу от смерти. И поэтому я родился на свет.
