Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Путин хочет править Россией в духе Ивана Грозного и фактически предлагает НАТО вернуться в период до расширения альянса — в 1997 год, когда о вступлении Украины и Грузии никто не помышлял, пишет автор журнала «Пуэн». В потоке антипутинских исторических воспоминаний не нашлось места для анализа реалий 1997 года. А ведь он был безопаснее нынешнего.
Спустя 30 лет после распада Советского Союза Москва пытается изменить в свою пользу геополитический баланс Европы.
В советское время руководители Кремля рассматривали конфронтацию с Западом как лучший способ для укрепления своей власти. По словам российского историка Андрея Грачева, последний советский лидер, миролюбивый Михаил Горбачев забыл эту важнейшую составляющую генетического кода СССР и привел его к гибели.
Владимир Путин усвоил этот урок. Российский президент, который назвал распад Советского Союза в 1991 году «геополитической катастрофой», считает, что международный порядок, установившийся по окончанию холодной войны, ему не подходит. Его занимает один вопрос: устойчивость его режима, который с каждым годом становится все более авторитарным. Еще у него есть одна навязчивая идея: избежать заражения западным демократизмом и либерализмом, которое поставило бы под угрозу его политическое выживание. Поэтому он не может смириться со стремлением Европы поддерживать Украину.
Источник раздора
Путину нужно иметь своих представителей в соседних странах для того, чтобы вернуть себе контроль над ними. Для этого нужно убедить Запад признать зону российского влияния, как этого добился Иосиф Сталин от американца Франклина Д. Рузвельта и британца Уинстона Черчилля в конце Второй мировой войны. Конференция, проведенная тремя лидерами в феврале 1945 года в Ялте, проложила путь к разделению Европы на две стороны «железного занавеса».
В 2014 году Путин перекроил политическую карту континента, отняв у Украины Крымский полуостров, где как раз и расположена Ялта. Сейчас он переходит к следующему этапу: восстановлению, хотя бы частично, старого советского порядка. Он требует от американцев и европейцев вернуться к ситуации 1997 года, когда в НАТО еще не входили Польша и другие страны Центральной Европы. Он предложил два проекта договоров, один для Вашингтона, а другой для НАТО. 23 декабря в присутствии иностранной прессы он призвал Запад одобрить эти договоры «немедленно, то есть сейчас».
Чтобы подтвердить свое требование, он сосредоточил десятки тысяч солдат на границе с Украиной. И, на всякий случай, закрутил газовый кран, чтобы поднять цены и заставить европейцев почувствовать, насколько они зависят от его доброй воли. В России Путин делает все, чтобы вызвать чувство обиды у значительной части населения за утрату только мешавшего России статуса сверхдержавы. Он взахлеб повторяет историческую ложь, согласно которой США якобы пообещали в 1990 году не расширять НАТО на Восток. Он ничем не рисковал: три четверти россиян, согласно опросу основанного Юрием Левадой социологического центра*, наивно считают, что советский период был лучшим в истории их страны.
Бывший подполковник КГБ намерен восстановить величие России, но сделать это он хочет скорее в духе Ивана Грозного, отвоевавшего территории у монголов, чем в стиле проевропейского царя Петра Великого, построившего Санкт-Петербург. Имперские амбиции позволяют ему отвлечь внимание от реальных проблем страны, которые он не способен решить: клептократическая и склеротическая государственная система, экономика более слабая, чем в Италии, чрезмерная зависимость от углеводородов, катастрофическая демография.
Стремление Путина к «новой Ялте» угрожает основным интересам Европы, ее единству, сплоченности, а также ее союзу с США. Если европейцы хотят продвигаться к своему стратегическому суверенитету, они не должны позволить американцам решать в одностороннем порядке вопрос, который непосредственно касается их. Этот вызов адресован, прежде всего, Франции, которая в этом семестре возглавит Совет ЕС.
*Организация внесена Минюстом в список иностранных агентов, ее руководство не раз выступало с не имеющими отношения к социологии политическими заявлениями.
