Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
The New Yorker пишет, что за украинским конфликтом стоит стремление России переписать итоги холодной войны. По мнению автора, Путин полон решимости добиться возврата к ситуации с НАТО в Европе в 1997 году. "Он хочет исправить политические ошибки Горбачева и Ельцина перед Западом. И может преуспеть в этом", - пишет автор.
21 января после встречи в Женеве с министром иностранных дел России Сергеем Лавровым госсекретарь Энтони Блинкен выступил с несколько ослабленной оценкой тупиковой ситуации в отношениях между Россией и Соединенными Штатами в условиях, когда Россия угрожает возможной войной на Украине. "Я думаю, что есть и человеческое объяснение всей этой ситуации, которое заключается в том, что иногда мы и Россия по-разному смотрим на историю", — сказал Блинкен.
Сегодня ставки этой разницы во взглядах, этого исторического спора не могут быть выше. В последние месяцы Россия разместила вдоль своей границы с Украиной более ста тысяч военнослужащих и значительный арсенал бронетехники и ракетных систем. Если бы Россия вторглась — сценарий, который, по признанию президента Джо Байдена и других западных официальных лиц, вполне вероятен, — вызванные этим ужасы и страдания стали бы, как выразился Байден, "самым серьезным событием, которое произошло в смысле войны и мира со времен Второй мировой войны".
История, которую имеет в виду российский президент Владимир Путин, взвешивая возможности развязывания такого европейского пожара, уходит своими корнями в то мироустройство, которое возникло после окончания холодной войны, и которое, по его мнению, было несправедливо навязано России. Самым больным является вопрос о НАТО: расширение альянса на Восточную Европу и страны Балтии Путин считает прямой угрозой безопасности России, а идею сближения с НАТО Украины — через пока далекую перспективу членства в альянсе или путем временного размещения войск НАТО — экзистенциальной "красной линией". По его мнению, учитывая, что западные лидеры однажды пообещали, что НАТО не будет расширяться к границам России, он просто исправляет геополитическую несправедливость. На своей ежегодной пресс-конференции в декабре прошлого года Путин ясно изложил свою версию событий: "Ни пяди на восток, — говорили нам в девяностых. — Ну и что получилось? Они обманули, просто нагло обманули нас!"
Фраза "ни пяди (ни одного дюйма)" является отсылкой к заявлению, сделанному госсекретарем США Джеймсом Бейкером в 1990 году, и в последующие годы приобретшей геополитическую запутанность, сравнимую с запутанностью сюжета фильма "Расёмон". Кто что кому обещал? Какой ценой? И кто виноват в том, что короткое "окно" сотрудничества между Западом и Россией превратилось в годы недоверия и взаимных обвинений?
Многие споры, мифы и кризисы, возникшие из-за одного этого высказывания, побудили известного историка Мэри Элиз Саротт (профессор истории в Школе передовых международных исследований при Университете Джона Хопкинса, профессор истории и международных отношений в Университете Южной Калифорнии, научный сотрудник Центра европейских исследований Гарвардского университета – Прим. ИноСМИ) позаимствовать его для названия книги, которую она опубликовала в ноябре прошлого года, "Ни одного дюйма: Америка, Россия и тупик, возникший после окончания холодной войны". У Саротт есть все основания для ее научных выводов. Ее авторитетный рассказ опирается на тысячи заметок, писем, сводок и других когда-то секретных документов, включая многие из тех, которые никогда прежде не публиковались и которые и дополняют, и усложняют устоявшиеся нарративы обеих сторон.
"Я пыталась написать непобедную историю окончания холодной войны", — сказала мне на днях Мэри Саротт. То есть историю, противоположную той, что известна большинству из нас: сказка о победе, свободе, и перспективах. "И в этой сказке нет ничего плохого, — говорит Саротт. — Многие миллионы людей увидели, как их жизнь внезапно раскрылась и расширилась". (Для своей ранее вышедшей книги Саротт брала интервью у бывших восточногерманских диссидентов, многие из которых были заключены в тюрьму спецслужбой ГДР Штази. "Это целиком их история", — сказала она.)
Расширение НАТО на страны, когда-то входившие в возглавляемый Советским Союзом Варшавский договор, ощущалось как очевидная и неотъемлемая часть того же самого процесса распространения свободы и безопасности на континенте. "Но с точки зрения сегодняшнего дня Путин видит в ней катастрофу. И разве это менее значимо? — спрашивает Саротт. — Есть немалая вероятность того, что в 2022 году мы увидим масштабную сухопутную войну в Европе, которая, по крайней мере частично, является результатом того, как, по мнению России, Запад поступил с ней после окончания холодной войны".
В некотором смысле, дискуссия сводится к тезису "ни одного дюйма" и его наследию: обещал ли Запад во главе с США ограничить расширение НАТО на восток? "С одной стороны, есть позиция, которую мы иногда слышим от американской стороны, что ничего такого никогда не было, это миф русских психопатов, — говорит Саротт. — С другой стороны, существует и непреклонная российская позиция: “Нас полностью предали, в этом нет никаких сомнений”. Неудивительно, что, когда вы обращаетесь к доказательствам, истина оказывается где-то посередине".
Интерпретация ключевой фразы Бейкера профессором Саротт начинается с освещения контекста того момента, когда она была произнесена. В начале 1990-х годов, когда всего за несколько месяцев до этого пала Берлинская стена, объединение Германии было центральным политическим вопросом в Европе. Но в этом вопросе Советский Союз автоматически имел право голоса: как один из официально признанных победителей во Второй мировой войне Советский Союз сохранял за собой право вето в отношении будущего Германии, не говоря уже о трехстах восьмидесяти тысячах советских военнослужащих, расквартированных тогда в ГДР. Западногерманские руководители, более всего заинтересованные в получении согласия Москвы на воссоединение Германии, испытывали огромное искушение успокоить Кремль в вопросе о НАТО. Тогдашний министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер выступил с рядом речей, предлагая именно такой компромисс. "Расширения территории НАТО на восток, то есть ближе к границам Советского Союза, не произойдет", — сказал он в одном из своих обращений, как вспоминает Саротт.
Геншер предлагал политическую позицию, с которой канцлер Гельмут Коль в конечном итоге не согласился. Он считал, что Запад должен зафиксировать как можно больше успехов, прежде чем политический климат снова изменится, и позиции Москвы снова укрепятся. "Внешняя политика похожа на покос травы на сено, — объяснял Коль тогдашнему британскому министру иностранных дел Дугласу Херду. — Ты должен как можно быстрее собрать скошенное на случай грозы".
В феврале 1990 года госсекретарь Бейкер отправился в Москву, где встретился с Михаилом Горбачевым, тогдашним лидером Советского Союза. Как пишет Саротт, Бейкер спросил Горбачева, невольно спровоцировав полемику, которая продлится десятилетия: "Предпочли бы вы видеть объединенную Германию вне НАТО, независимую и без американских войск, или вы бы предпочли объединенную Германию, привязанную к НАТО, с гарантиями того, что альянс не сдвинется ни на дюйм к востоку от его нынешнего положения?" Бейкер, по сути, выдвигал свою собственную, обновленную версию предложенного Геншером компромисса, предполагая, что, учитывая историю прошлой войны, советские лидеры предпочли бы, чтобы Германия была "заякорена" в многостороннем союзе, чем оставалась бы сама по себе.
В своей книге Саротт объясняет, что одна только эта фраза будет жить своей собственной жизнью в ближайшие годы: "Различные лидеры в Москве указывают на этот обмен мнениями как на соглашение, запрещающее НАТО расширяться за пределы своей восточной границы времен холодной войны. Бейкер и его помощники и сторонники, напротив, указывали на гипотетический характер его формулировок и отсутствие какого-либо последующего письменного соглашения как на признак того, что госсекретарь просто проверял один возможный вариант из многих других".
Президент Джордж Буш-старший решительно выступил против туманного предложения Бейкера, от которого быстро отказались. На встрече в Кэмп-Дэвиде Буш убедил Коля настаивать на соглашении, позволяющем объединенной Германии полностью вступить в НАТО, с простой оговоркой, что только немецкие войска, а не иностранные, могут базироваться на территории бывшей Восточной Германии, и только после того, как Советы выведут свои войска. В сентябре 1990 года Горбачев подписал Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии. Казалось, что Соединенным Штатам и Европе удалось достичь почти всего из своего максимального списка желаний практически без затрат.
Такой поворот событий произошел по ряду совпавших причин: грубой экономической необходимости (Москва, испытывавшая нехватку средств и руководящая рушащейся империей, отчаянно нуждалась в пятнадцати миллиардах немецких марок, которые она получила бы в случае вывода советских войск из Восточной Германии); уверенности и амбиций Запада ("К черту все это, — сказал Буш Колю в Кэмп-Дэвиде, отвергая попытки Советов диктовать Германии будущие отношения с НАТО. — Мы победили, а они нет"); и неумелого ведения переговоров со стороны Горбачева ("Эта беспечность еще отомстит нам", — заметил Валентин Фалин, тогдашний высокопоставленный советский чиновник и эксперт по Германии).
Второй момент, на который неоднократно указывали Путин и его переговорщики, — это соглашение между Россией и НАТО, подписанное его предшественником Борисом Ельциным в мае 1997 года, которое проложило путь к расширению альянса за счет включения в него стран Центральной и Восточной Европы, а также Прибалтики, т.е. тех государств, которые сменявшие друг друга режимы в Москве, как правило, рассматривали как находящиеся в сфере влияния России. Путин неоднократно упоминал об угрозе военной техники НАТО "у наших границ", в том числе в знаменательной речи в 2014 году, в день аннексии Крыма.
Эта история такая же запутанная. Однажды вечером в Варшаве, за ужином и выпивкой, тогдашнему президенту Польши Леху Валенсе удалось убедить Ельцина выступить с совместным заявлением о том, что перспектива вступления Польши в НАТО "не противоречит интересам ни одного государства, включая и Россию". Но столкнувшись с внутренней политической реакцией, Ельцин быстро отказался от этого заявления. На деле Ельцин и его дипломаты в конце концов начали утверждать, что соглашение 1990 года о воссоединении Германии запрещает дальнейшее расширение НАТО на восток — если иностранные войска не могут быть размещены в бывшей Восточной Германии, то они не могут быть размещены и восточнее. Нынешнее требование Путина — явно провокационное и нереалистичное — состоит в том, чтобы НАТО вывела свою военную инфраструктуру из государств, присоединившихся к альянсу после соглашения 1997 года.
В начале девяностых администрация Билла Клинтона проявила немалую любознательность, пытаясь разобраться в этом вопросе и заказав расследование по вопросу о размещении войск НАТО к востоку от Германии. Вывод был однозначным: Ельцин ошибался. Соглашение ограничивалось той ролью, которую НАТО может играть в объединенной Германии, и не имело никакого отношения к другим странам Восточной Европы. Американские дипломаты должны "демонстративно и конкретно напоминать русским об этом основополагающем факте", говорилось в докладе. Другое мнение, исходившее от Министерство иностранных дел Германии, было несколько иным. Оно, в конечном итоге соглашаясь с американцами, признавало, что российские претензии содержат "политическую и психологическую основу, к которой мы должны относиться серьезно".
Но правда заключалась в том, что к тому времени мнение России не имело уже большого значения. В 1990 году Запад еще нуждался в том, чтобы Москва поддержала воссоединение Германии, но дальше уже не было ни формальных, ни практических причин для получения от Москвы одобрения вопроса о расширении членства в НАТО на другие страны. "Вашингтон должен быть очень осторожен, чтобы не выглядеть так, будто он гонится за русскими с предложением всяких уступок", — сказал тогдашний госсекретарь Клинтона Уоррен Кристофер. Более того, жестокая война России в Чечне, начатая Ельциным в 1994 году, придала дополнительный импульс расширению НАТО. Для государств на периферии России этот конфликт стал доказательством того, что даже после распада Советского Союза Москве нельзя доверять.
Администрация Клинтона сделала упор на политике использования "экономической мощи в двусторонних отношениях с Россией для достижения стратегических политических целей", как выражается Мэри Саротт. На саммите в Хельсинки Клинтон пообещала выделить Ельцину четыре миллиарда долларов инвестиций в 1997 году — столько же, сколько США предоставили за пять предыдущих лет, а также подтолкнуть вопрос с членством России в ВТО и предоставить Москве другие экономические преференции. Взамен Россия фактически должна была допустить беспрепятственное расширение НАТО. Ельцин опасался, что эти меры могут быть восприняты как "своего рода взятка", но, учитывая пустую казну России и свои неблагоприятные перспективы переизбрания, он уступил.
Когда Клинтон узнал о слабости России в этой сделке, которая призывала НАТО просто избегать никак не сформулированного "существенного" развертывания на территории новых государств-членов и организовать форум, на котором Россия могла бы высказать свое не имеющее обязательной силы мнение по поводу НАТО, он даже не совсем поверил в реальность происходящего. Саротт так описывает эту сцену:
Узнав об этих событиях, Клинтон, как говорят, ответил: "Скажу прямо: все, что русские получают из этой большой сделки, которую мы им предлагаем, — только заверения в том, что мы не собираемся вручать наши вооружения в руки бывших союзников России, которые теперь станут нашими союзниками, если только мы не проснемся однажды утром и не решим передумать. Русские получат шанс сидеть в одной комнате с НАТО, но не будут иметь никакой возможности помешать нам сделать что-то, с чем они не согласны. Они могут только зарегистрировать свое неодобрение и выйти из комнаты".
Весь процесс расширения НАТО, по словам Саротт, был отмечен "опьяняющим чувством" — это был тот исторический момент, когда, как она пишет, Америка могла свободно играть мускулами. Джеймс Стейнберг, работавший в Государственном департаменте и Совете национальной безопасности при администрации Клинтона, вспоминал: "Людей обычно особенно привлекают те дела, которые им не нужно делать, но которыми они хотят заниматься".
Совокупным результатом все этого стала фундаментально измененная система безопасности в Европе, которую особенно возлюбили государства Восточной Европы, освободившиеся от ига Москвы, и которую сменявшие друг друга президенты США поддерживают как инструмент мира и стабильности. А для российского руководства это стало навязчивой, параноидальной озабоченностью. Саротт пишет: "Подобно тому, как ледник медленно скользит по склонам, но глубоко изменяет обширные участки местности, так и расширение НАТО на восток вынуждало элементы политического ландшафта, сложившегося после "холодной войны" изменяться и трансформироваться, оставляя позади прежние ориентиры".
Проблема состоит в том, что эти ориентиры, которые политики на Западе считают устоявшимися и незыблемыми, кажутся Путину спорными и нуждающимися в обновлении. Для статьи, которую я написала в декабре, Александр Баунов, старший научный сотрудник Московского Центра Карнеги, дал следующие комментарии: "После стольких лет у власти Путин считает себя, а не Горбачева или Ельцина, ответственным за формирование окончательного постсоветского порядка. В этом смысле многие события или факты, которые могут казаться исторически необратимыми, являются, с его точки зрения, ошибками, которые еще предстоит исправить".
Погрузившись в историю расширения НАТО, Саротт может даже представить себе путинское видение проблемы. "Он смотрит на Горбачева как на плохого переговорщика, а затем на то, что натворил Ельцин, и думает, что может добиться большего успеха, чем эти ребята", — сказала она. В результате десятки миллионов украинцев стали невольными заложниками в попытке Путина добиться более выгодной сделки по НАТО. Призвав альянс вывести военную инфраструктуру из Восточной Европы, а США — предоставить письменные гарантии того, что они никогда не поддержат вступление Украины в НАТО, "он хочет вернуть все к 1997 году", сказала Саротт.
Невозможно оправдать решение Путина приставить пистолет к голове Украины, чтобы добиться от Запада более выгодной сделки по НАТО. Тем не менее, я спросил Мэри Саротт, можно ли было избежать нынешнего кризиса. "Я не хочу сказать, что Запад воспользовался Россией, — сказала она. — Ведь в конце концов, Россия сама подписывала эти соглашения и прекрасно знала, что подписывает". Но, добавила она, западным державам стоило бы напомнить афоризм Уинстона Черчилля: "В победе нужно быть великодушным".
Сейчас, когда Путин взвешивает возможность вторжения в соседнюю с Россией страну со всеми вытекающими ужасными последствиями, он, скорее всего, будет рассматривать жестокую арифметику: что он может от этого получить и какой ценой, а не детали прошлых десятилетий. Как выразилась профессор Саротт: "Я не думаю, что Путин так уж сильно беспокоится об исторической достоверности".
