Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Большая политика вторглась в повседневную жизнь русских норвежцев. Жизнь стала политизированной. На россиян навешали ярлыки "шпион". Люди стали меньше приглашать и меньше ходить в гости, пишет NRK.
Русские в Норвегии знают о боевых действиях не понаслышке. Елена Мерзлякова к ярлыкам привыкла.
"Моя карьера пошла в гору. Была "проституткой", стала "шпионкой", — смеется 48-летняя Елена Мерзлякова. За 22 года в Норвегии она выучилась черному юмору. В 90-е ее принимали за проститутку, а сейчас — за шпионку.
"Да, многие уверены, что я за ними шпионю", — говорит она.
— А вы не шпионите?
"Нет, не шпионю", — со смехом качает головой преподаватель университета.
Смех — это выход, но слезы всегда рядом. Елена признается, что много плакала за последние восемь месяцев.
"Я считаю, что такова доля многих русские. Мы плачем каждый по отдельности и плачем все вместе. Иначе трудно", — говорит она.
От гостьи до воровки
Мы встречаемся в кабинете Елены в Арктическом университете Норвегии в городе Алта. Книжные полки заставлены учебной литературой. В основном на норвежском, но на английском и русском тоже.
Елена преподает педагогику и ведет курс подготовки воспитателей детских садов. Параллельно она пишет докторскую диссертацию, ей всегда нравилось читать и учиться.
Российско-норвежскую границу она впервые пересекла в 15 лет. Она сидела в школьном автобусе с ровесниками из маленького городка Никеля всего в 40 километрах от Киркенеса. Они вместе учили норвежский, и учителя приезжали раз в неделю из-за границы. И вот радостные ученики впервые отправились в Норвегию.
"Нас тепло встретили, и я помню, как местная газета Сёр-Варангера писала: "В Норвегию приехали первые 11 студентов из СССР". В магазинах нам дарили подарки, и все было хорошо, вспоминает Елена. Через четыре года она вернулась, но все было уже иначе.
"Я заходила в магазины в Киркенесе, а там были вывески на русском: "Не укради!". Тут я поняла, что что-то произошло. За четыре года я превратилась из долгожданной гостьи в воровку", — говорит 48-летняя Елена.
Принимали за проститутку
С распадом Советского Союза границы открылись, и в Северной Норвегии ощутила это особенно остро.
В это время набирали популярность "русские рынки". Россияне пересекали границу по туристическим визам и продавали привезенное из дома: хрусталь, серебро, лен, резную деревянную посуду, спиртное и сигареты. Некоторые даже торговали своим телом.
Газета Finnmark Dagblad от июля 1993:
Секс-рынок в Алте
Некоторые мужчины Алты пользуются услугами российских проституток. Клиентов они находят на так называемых "русских рынках", где продаются матрешки и другие сувениры. За одну поездку удается заработать годичную зарплату. Каждый вечер туда устремляются норвежские мужчины в поисках утех.
Елену это тоже коснулось. В 1996 году она училась в Университете Тромсё. Эта возможность выдалась ей в Санкт-Петербурге: особо успевающим выдавали места по обмену.
В очереди в ночном клубе в Тромсё ее не раз спрашивали на ломаном английском: "Пойдем ко мне домой". "Мне приходилось их убеждать, что я не проститутка", — вспоминает Елена.
2000-е ей запомнились чувством освобождения: Елена переехала в Алту и начала работать, а со временем возглавила местную русскую ассоциацию. О русских женщинах писала местная газета, чтобы показать, что у них есть не только тело. Это были трудолюбивые и предприимчивые студентки.
"Это было счастливое время, когда все пришло в норму. Жизнь в России стала больше походить на норвежскую. В Мурманске открылся магазин Hennes & Mauritz, родители приезжали в гости к нам, а мы навещали их", — вспоминает Елена.
"И тут произошло это", — она тяжело вздыхает. Начавшаяся 24 февраля эскалация конфликта на Украине больно по ней ударила. — Никак не подберу слов, сюрреализм какой-то. Обычно можно предвидеть, что будет дальше, но в этом нет никакой логики. Это кризис".
Когда путинские войска перешли украинскую границу, Елена с детьми отдыхала в Испании. Сама Елена всю свою взрослую жизнь следила за российской общественной жизнью и политикой, но такого она себе и помыслить не могла.
"Мы, русские, знали, что Путин смотрит на НАТО и Запад как на врагов. Но что это зашло так далеко, нет, мне это и в голову не приходило. На лучшее надеешься до последнего", — говорит она.
Стали меньше ходить в гости
Елена говорит, что большая политика вторглась и в повседневную жизнь. Жизнь стала политизированной.
"Люди стали меньше приглашать и меньше ходить в гости. К тому же приходится тщательно подбирать гостей, чтобы не возникло никаких трений. И нужно заранее договориться, о чем можно говорить, а о чем нет", — говорит она.
Она говорит без обиняков, что против конфликта. Такая позиция уже стоила ей нескольких русских друзей. Они считают, что Россия все сделала правильно.
"Мы друзья в том смысле, что у нас общее прошлое. Но нам трудно общаться, потому что мы по-разному смотрим на мир и на нашу страну", — говорит Елена.
Тяжелые разговоры с отцом
Раскол приключился и у нее в семье. Она говорит, что родители остались дома и что разговаривать с отцом бывает тяжело.
"Мой папа считает, что я подвелась на западную пропаганду. Он мне говорит: "Кто глава НАТО? Разве не норвежец?" И еще: "Твой дед освобождал Киркенес, а теперь Норвегия посылает оружие стране, которая с нами воюет".
Хотя она против боевых действий на Украине, Елена считает что СМИ ошибочно подают конфликт в черно-белом свете.
"Читать одни норвежские или одни российские газеты неприятно. Везде одинаковый посыл. В Норвегии Путин — враг, а Россия — диктатура. В России Путин прав, потому что он предостерегал НАТО не трогать Россию, а они его не послушались, — говорит Елена. — Страшно? На ум приходит слово пропаганда. Получается, что правда у каждого своя".
Новый железный занавес
"Это как новый железный занавес над Европой", — считает 19-летний Даниэль Кристиансен. Он учится в Ставангере, но родился и вырос в Киркенесе. Его отец — норвежец, а мать — русская.
Даниэль хорошо знает то, о чем рассказывала Елена, — о предубеждениях против русских, будто они все воры и проститутки.
"О, да. Так вышло, что почти всех русских женщин сплошь принимали за гулящих. Это я тоже заметил в детстве. Что на русских смотрят свысока", — говорит Даниэль.
Как и Елена, Даниэль считает, что ситуация улучшилась. Тяжелым и честным трудом и русские в Норвегии доказали, на что способны. Но потом начался конфликт.
"Разница видна сразу. Раньше я никогда не обращал внимания, когда говорил по телефону по-русски, но теперь замечаю, что на меня смотрят", — говорит Даниэль.
А еще бывает, что собеседники затевают неуместные и эмоциональные споры и ему приходится отдуваться за действия путинского режима.
"Это очень противно", — говорит он.
На юге еще хуже
На юге страны дела с этим обстоят хуже, чем на севере, считает он.
"Жители Финнмарка к русским привыкли и часто ездят в Россию. А на юге русских толком и не знают. Даже не в курсе, что мы соседи. Россия для них — большой и страшный волк", — говорит Даниэль.
Сам 19-летний юноша хорошо знает русский народ благодаря многолетнему общению с российской молодежью. Он не раз бывал в России и даже работал переводчиком для муниципалитета.
"Ужасно прискорбно, что все разрушено. Чтобы русские поняли нас, а мы — их, мы должны сесть и поговорить по-человечески", — считает Кристиансен.
Арне Холм — главный редактор High North News, онлайн-газеты о северных регионах. У него много русских друзей, и он знает, что многим из них сейчас приходится нелегко.
"Русских сейчас клеймят без разбору, даже думать об этом неприятно. Это идет вразрез с тем, как надо обращаться с людьми", — считает он. Помимо прочего, он имеет в виду недавнее заявление бывшего главы разведки Улы Калдагера, что необходимо провести беседы с российскими студентами и сотрудниками норвежских университетов, чтобы выявить среди них шпионов.
"Я считаю, что во многих областях мы мыслим довольно примитивно", — говорит Холм.
Украинцам нужна дополнительная поддержка
Пресс-секретарь ассоциации украинцев в Норвегии Наталья Равн-Кристенсен понимает, что быть русским сейчас непросто, но ей хотелось бы, чтобы русские громче осудили военные действия.
"Мы, украинцы, чувствуем, что как минимум часть россиян боевые действия поддерживает, а раз так, что и неудивительно, что люди относятся к ним скептически", — считает Равн-Кристенсен.
Она говорит, что есть русские, которые против конфликта, но предпочитают об этом не говорить. И подчеркивает, что протестов почти не было.
"Где же они? Была горстка смелых русских, которые публично высказались против, особенно после начала мобилизации, но их все еще разочаровывающе мало", — говорит она.
Арне Хольм считает, что есть несколько причин, почему многие русские воздерживаются от осуждения.
"Хотелось бы, конечно, более четкого противодействия боевым действиям, но мы не можем этого требовать. Ведь они оказались в принципиально иной ситуации, чем мы. Говорить слишком открыто может быть рискованно", — говорит Холм. Он отмечает, что для нас, норвежцев, свобода слова — нечто само собой разумеющееся, а для русских — нет. "Наконец, у многих из них в России остались родственники, и они о них беспокоятся. Высказываться слишком резко может быть рискованно", — говорит Холм.
В защиту русских друзей
Елена Мерзлякова говорит, по всей Норвегии немало русских ассоциаций организуют акции протеста. В то же время она считает, что у русских могут быть веские причины отмалчиваться. Она сама остерегается публиковать критические посты в соцсетях — чтобы не подставить коллег из российских университетов, ведь могут обвинить в связях с "иностранным агентом", объясняет она.
Отношения Елены с норвежцами с началом конфликта практически не изменились. Она считает, что это связано с тем, что в городе хорошо ее знают.
— Вам не кажется, что некоторые норвежцы даже ведут себя чересчур предусмотрительно?
— Еще как. Мне даже прислали несколько сообщений в духе: "Елена, я все еще твой друг, несмотря на все происходящее в мире". А потом я думаю: да разве я имею к этому хоть какое-то отношение? Я-то думала, что мы друзья, потому что у нас есть что-то общее, а не потому, что я русская.
— То есть вы не понимаете, зачем это делать?
— Не совсем. Как будто от меня ждут, что я займу некую точку зрения насчет конфликта и буду ее отстаивать. А мне бы этого не хотелось.
Рада, что сыновья в Норвегии
Елена говорит, что не проходит и дня, чтобы она не думала о боевых действиях и о том ужасном положении, в котором все оказались.
"Моя дорогая родина уже не та, что прежде. По радио больше не передают старых артистов. Наверное, сказали что-то не то — ведь цензура вернулась. Хотя никогда бы не подумала", — говорит Елена.
Еще она часто думает о двух братьях в России: их ведь могут отправить на фронт и убить оружием из Норвегии.
"Это больно", — говорит она.
В то же время она рада, что ее трое детей живут в Норвегии
"Не просто трое детей. А трое сыновей", — говорит Елена. Она рада, что у них не двойное гражданство, а только норвежское.
"Даже если забрать русских в Норвегии они не смогут, ехать в Россию с российским паспортом теперь опасно", — говорит она, хотя сама ехать на родину в сложившейся ситуации не может и не хочет.
Хотя из-за пандемии коронавируса и украинского конфликта она не была в России уже четыре года, с 27 февраля норвежский МИД советует не ездить в Россию. А многие страны, в том числе Норвегия, закрыли воздушное пространство для российских самолетов.
Дожидаясь, когда конфликт закончится и вся семья снова соберется за маминым борщом, она пытается вести как можно более нормальную жизнь. У нее есть любимая работа, и сыновья (10, 13 и 21 года), о которых нужно заботиться.
"Ты пытаешься отстраниться и делаешь свои дела. Надо думать, что жизнь идет своим чередом, что бы нам ни навязывали сильные мира сего", — говорит Елена.
Елена говорит, что несмотря на взаимные обиды, все ее собеседники сходятся в одном: "Все хотят, чтобы конфликт поскорей закончился".
