Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В сегодняшнем обществе диалог находится в опале, а свобода в формировании мировоззрения людей упорно подавляется, говорит Rádio Universum философ Анна Гогенова. Глобализм отнимает у людей историю, обычаи, традиции, чтобы можно было контролировать и управлять из одного центра.
Притча Платона о пещере повествует о том, насколько разительной может быть разница между представлениями людей, которые наблюдают за чем-то, и самим событием в ином свете. Различия, обусловленные недопониманием и страхом, — источник вражды и впоследствии и конфликтов, что подтверждают последние годы с коронавирусом и вооруженным конфликтом на Украине. Подобные пропасти в восприятии можно компенсировать только за счет тяги к познанию и диалогу, но пока он в опале, и в пещерах (теперь мы называем их современно — "мировоззренческими пузырями") затягиваются гайки. В подобной боязни диалога философ Анна Гогенова видит начало тоталитаризма. В предыдущей части нашего интервью она сказала по этому поводу: "Люди, которые хотят помешать диалогу, сами страшно боятся. Этот страх и подталкивает их ко лжи о том, что их "правда" высшая, совершеннейшая и единственная".
Rádio Universum: Французский политик Жорж Клемансо говорил, что трусы, которые молчат, когда должны говорить, принесли куда больше зла, чем законченные подлецы. Это люди, которые боятся остракизма, пусть и думают не так, как им диктует мода или мэйнстрим, и не хотят стать жертвой показательной казни в СМИ, на работе и так далее. Таких людей становится все больше. Как вы думаете, в будущем нас ждет увеличение числа таких молчащих трусов?
Анна Гогенова: Не знаю. Скорее, как мне кажется, да. Их число будет расти. Я вижу это в офисах, повсюду — люди молчат. И тем больше они говорят о говядине и свинине. Но есть моменты, когда я чувствую, что пришла домой, когда чувствую, что этот человек покажет мне, что боится, что очень боится, и у меня тоже есть этот страх, и тогда мне становится лучше, и я говорю себе: "Надежда есть".
— Скажите мне, как людям преодолевать свой страх говорить и, например, признать страх? Например, признать то, что они боятся, что наши элиты или, скорее, так называемые элиты ведут нас в неправильном направлении. Как с этим быть, если человек не хочет навредить себе, детям, чтобы над ними не смеялись в школе из-за того, что их мать "двинулась"?
— Вы меня спрашиваете о том…
— Как проявить личную смелость?
— Да. Как сохранить верность себе. Как остаться верным себе и жить этим собственным ресурсом.
— Как остаться верным. Да, так правильнее.
— Тут способ один — браться за проблему. Ничего другого у нас не остается. То, что мы делаем сейчас, хорошо.
— Вы учите молодежь.
— Я учу их так же, как говорю с вами.
— А как они на это реагируют? Насколько они готовы быть верными себе?
— Они готовы.
— Тем не менее я недавно слышала мнение о том, что революцию всегда делали молодые и необузданные, а у нас революцию можно было бы совершить только силами пенсионеров.
— Да. Ибо молодое поколение приучено к нематериальному мышлению, которое носит "брендинговый" характер, когда нули и единицы преподносят им мир в образах. Эти образы для них просты, и делать с ними можно что угодно. Но они дозреют. Я вижу это по моим студентам. Как только учитель немного уходит в материальное, когда они встречаются с тем, что в человеке бурлит, у них тут же загораются глаза. Всегда, когда я говорю о родном доме, есть дети, которые начинают так замечательно улыбаться. (…)
— Им на самом деле нелегко, потому что они подвергаются таким соблазнам, что мы даже не можем утверждать, что в их возрасте смогли бы перед ними устоять. Думаю, нет. Это другой мир.
— Молодежь не знает своих корней, не знает самих себя. Они как из пластилина, на котором остается оттиск от любого прикосновения. И это приведет, как мне думается, к тому, что у них возникнут вопросы, потому что они будут чувствовать себя лишенными чего-то, будет ощущение, что им недостает добра.
— Возможно, им не следует ориентироваться в самооценке на то, что им диктует окружение.
— Но это означает познать самих себя, а молодой человек пока не может этого сделать. Он ребенок. 25-летний парень, например? А 30-летний парень сегодня? Это дети. Их тянут во все большую зависимость. Томаш Гарриг Масарик говорил, что страшное зло — жить с мыслью: "А что обо мне скажет сосед?" Тут важно иметь свое мнение, себя как личность, индивидуальность. Давайте осмелимся быть самими собой. Давайте не будем жить за чужой счет и за счет чужой совести.
— Хорошо сказано. Мы с вами уже говорили, что дети, молодежь и все остальные сидят в социальных сетях. Они вынуждены жить, как я это называю, "жизнью вне тела", то есть чтобы красиво смотрелось на странице, на Ютубе, в Инстаграме*. Это безопаснее, чем думать, что подумает сосед. Но если на слова родителей: "Как ты себя ведешь? Что скажут соседи?" — мы отмахивались и не выносили подобного, то теперь сами рвемся к этой зависимости. Буквально бежим с восторгом.
— Все это про получение одобрения. Они хотят казаться кем-то, чтобы остальные их принимали. Единственное желание — быть принятым. То есть им недостает принятия, общности. Они улыбаются, когда я говорю о родном доме, потому что им его не хватает. Им не хватает тепла, которое ощущается под Рождество, когда мы, одаривая другого, видим в его глазах, как в зеркале, самого себя, видим, что нас принимают, что нам рады, что мы вместе. Вот чего им не хватает, а мы этого не видим. И поэтому спешим купить ребенку машинку вместо того, чтобы послушать про его страхи и переживания. В общем, им нужны эти сети, и там они получают оценку и одобрение так, что я не могу в это вмешаться.
— Цель в том, чтобы максимально превратить их в стадо?
— Да. Но это происходит непроизвольно. Заранее так не планировалось. Цифровизация — это по сути продолжение картезианского мышления, которое опирается на константы, то есть является математическим. Данное мышление технологическое, геометрическое, вся эта цифровизация. Это Декарт со своим: "Я мыслю, следовательно, я существую!" Вот на чем основывается этот технологический мир.
— Я это понимаю, но мне кажется, что Декарт не отвечает за всех. Было много других: Гегель, Сартр, Платон, а также Иисус и Будда. Почему же мы с такой готовностью вцепились в теорию Декарта? Наверное, очень хотелось? Возможно, он удовлетворил наши потребности.
— Да. Феноменология по этому поводу говорит, что не все в силах человека, что есть бытие, протекающее фоном, и из него появляется абсолютно все. А когда человек хочет подчинить себе бытие, что невозможно в принципе, то оно поворачивается против человека. Это тяжело говорить вслух, поскольку, вероятно, не каждый сможет это вообще принять. Но современный человек на самом деле думает, что будет управлять даже бытием, будет им руководить. Это мышление "more geometrico" ("геометрическим методом"), и Декарт выразил это мышление "more geometrico". Он выразил то, что в его эпоху уже назревало и только ждало формулировки в виде неких онтологических и гносеологических предположений, что Декарт и сделал.
Так всегда бывает. Эпоха дозревает до определенной точки и через какого-нибудь человека неизбежно формулирует свою суть, и потом это становится достоянием всей планеты или ее половины. Но не все можно понять, только исходя из слабой нравственности человека. Не все так просто. Наша задача верить тому, что приходит к нам без причины. Бытие приходит без причины и приходит постоянно. Поэтам известно это, ибо поэт не тот, кто выливает свои чувства на других. Нет, это совсем не поэзия. Поэзия создается тогда, когда поэт верит тому, что снисходит на него без причины. Там нет никакой причинности. (…)
— Вы сказали, что человек думает, что будет управлять всем и, в том числе, бытием. Мне кажется, я только что поняла, почему среди семи смертных грехов есть гордыня.
— Да, это гордыня и дерзость. Гордыня, которую при Гераклите называли словом hybris. Кажется, мы уже говорили с вами об этом. Hybris — это гордыня, которая опаснее всего на свете. Она опаснее пожара. Это знал еще Гераклит.
— По-видимому, эта гордыня идет рука об руку с технологическим мышлением.
— Так и есть. Не каждый технолог. Нет. Быть технологом — значит…
— Это образ мышления?
— Да, образ мышления. Технологический образ мышления чисто логический, основанный на том, что все можно рассчитать. Абсолютно все. И что только это имеет право остаться в развитом мире, а все остальное не нужно. Вот что такое технологическое мышление, и вот в чем беда. (…)
— Сократ говорил: "Есть только одно благо — знание. И есть только одно зло — невежество".
— Точно так.
— В нашем образовании мы посеяли много плохого, но, похоже, изменений ждать не приходится, потому что эту тенденцию кто-то хочет продолжать и даже углублять.
— Да, этот прогрессивизм не что иное, как брат глобализма, который хочет одного взгляда на мир и не хочет, чтобы у людей, например, в Чешской Республике была собственная история и корни. Глобализм хочет, чтобы все народы на свете говорили на одном языке. Он отнимает у людей язык, историю, обычаи, традиции и те особенности, которыми живут, например, чехи, мораване и словаки. Все это техническим образом нужно упростить, чтобы можно было контролировать и управлять из одного центра. Цель этой технологической эпохи — один взгляд на мир, один образ мыслей, и тогда все можно будет контролировать. Таков глобализм. А контролировать нужно для того, чтобы можно было управлять. Вот в чем весь ужас.
— Если я правильно понимаю, то подобная тенденция позволит злу победить.
— Да.
— Нас оттолкнут от нас же самих?
— Да. Но с многими сделать этого не получится. Они живут за счет собственных ресурсов.
— Может, нас всех посадят в одну камеру.
— Но это ужасно, потому что так называемый прогресс совсем прогрессом не является. Это лишь видимость прогресса, это отклонение от него. Но люди этого не понимают.
— Мы сейчас многим об этом говорим. Достаточно только захотеть и увидишь?
— Для многих это так, да. Поэтому есть смысл иногда рисковать.
— Конфуций сказал: "Хотя люди не знают, что такое благо, оно в них есть".
— Да, оно в них есть. (…) Главное — дать людям возможность, открывая его в себе, излучать вовне. Им нужен шанс. И этот шанс дает то, что зовут свободой. Свобода в том, что я могу сейчас сказать то-то и то-то, и скажу. Все очень просто. Больше ничего не надо.
— Я задумалась, ведь все, что сейчас происходит, ведет к тому, чтобы человек не искал в себе блага или чтобы принимал за благо в себе фальшь. И кто же за этим стоит: сам человек или какие-то потусторонние силы, демоны и тому подобное?
— Демоны тут совершенно ни при чем. Такова система, которая со своей объективностью возвышается надо всем обществом, и в ней тот самый просчитанный ordnung (от нем. "порядок"). Только они забыли о том, что на земле живет человек-поэт, а значит, его не просчитать. Ситуации, в которые попадает человек, очень часто нельзя просчитать, но кое-то поддается расчетам. Просто человек живет на этой земле, как поэт, и постоянно ищет правильный путь, начинает снова и снова. Человека нельзя конструировать, как хотят того сильные мира сего. Он не поддается конструированию. От конструирования человек просто гибнет. (…)
*деятельность Meta (соцсети Facebook и Instagram) запрещена в России как экстремистская, прим. ред.
