Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Общественно-политическая и экономическая система США перестала работать, пишет TNI. Власти заговорили о перестройке, однако добиться изменений будет непросто. Америке грозит раскол и внешние вызовы, ей также мешают внутренние интересы, которые препятствуют радикальным, но необходимым переменам.
Администрация Байдена признает, что общественно-политическая и экономическая система Америки перестала работать. Удастся ли их реформировать?
Придя к власти и возглавив КПСС, Михаил Горбачев заявил: "Очевидно, товарищи, что нам всем придется меняться. Всем нам". Эта линия предвещала перестройку — горбачевскую попытку реформировать зашедшую в тупик политическую и экономическую систему СССР. Как он сам сказал в ООН, это была попытка "перестроить СССР в соответствии с новыми задачами и основополагающими переменами во всем обществе". Однако вопреки горбачевскому оптимизму перестройка провалилась: советская система не смогла осуществить столь масштабные перемены и рухнула.
Памятуя об этом, стоит отметить значение недавней речи советника по национальной безопасности США Джейка Салливана в Институте Брукингса под названием "Обновление экономического лидерства Америки". Ее тезисы знаменуют собой глубокий сдвиг в американском стратегическом и экономическом мышлении — признание, что многое из сделанного и сказанного США на протяжении десятилетий оказалось ошибкой и что назрели насущные, пусть и болезненные перемены.
Горбачев выяснил на собственном опыте, что осознать необходимость перемен и успешно их воплотить — отнюдь не одно и то же. Неужели администрацию Байдена ждет такой же болезненный урок?
Крах "прежнего" Вашингтонского консенсуса
В своей речи Салливан не просто высказал личные взгляды — все это событие подавалось за несколько дней как "эскиз" новой международной экономической доктрины администрации Байдена. И она строится на моментах, которые сам Салливан и другие представители администрации разрабатывали достаточно долго.
Коротко говоря, речь олицетворяет решительный отказ от жесткой рыночной экономической политики США на протяжении последних 40 с лишним лет. Салливан бросил вызов идее, что рынки всегда распределяют капитал эффективно и оптимальным для общества образом. "Во имя примитивной рыночной эффективности целые цепочки поставок стратегических товаров — вместе с отраслями и рабочими местами — уезжали за границу. И посул, что глубокая либерализация торговли поможет Америке экспортировать товары, а не рабочие места и промышленные мощности, так и не был выполнен", — заявил Салливан. Он также признал ошибочность упора на финансовый сектор вместо "реальной экономики" (включая материальные блага): "Наш промышленный потенциал, который имеет решающее значение для дальнейших инноваций, испытал на себе настоящий удар".
Салливан отметил, что международная экономическая политика с ее предпосылкой, что благодаря экономической интеграции страны рано или поздно переймут политические ценности Запада, оказалась в корне ошибочной. "Экономическая интеграция не помешала Китаю расширить свои военные амбиции в регионе, а России — вторгнутся к демократическим соседям", — признал он. При этом китайский шок, отметил он, не удалось ни предвидеть, ни преодолеть.
К этим проблемам, продолжил Салливан, прибавились две новые: перемена климата и экономическое неравенство, причем последнее во многом — следствие прежнего экономического мышления. Эти две проблемы коренным образом изменили экономический ландшафт и требуют нового подхода к экономике как таковой. Рейгановская экономика "просачивающихся благ", разгром профсоюзов, снижение налогов, дерегуляция и концентрация корпораций — все это побочные продукты рыночного мышления — лишь усугубили ситуацию. Совокупный результат всех этих факторов поставил под угрозу демократическую стабильность как в Америке, так и в других странах. Таким образом, утверждает Салливан, необходим новый подход к экономике, который не только учтет эти новые реалии, но и вернет промышленную политику.
Все это наводит на мысли о Дональде Трампе, который сетовал, что Америку, "изнасиловали" и призывал "сделать хоть что-нибудь", только с гораздо более умеренными формулировками. На самом деле, за такие перемены уже несколько лет как ратуют интеллектуалы из так называемых "новых правых" — начиная от "инакомыслящего" до недавнего времени экономического аналитического центра "Американский компас" до промышленного журнала American Affairs. Я и сам рассуждал в том же духе, апеллируя к давней и богатой роли промышленной политики в национальном развитии США.
02.02.2023
То, что администрация Байдена (а с ней косвенно и все вашингтонское чиновничество) теперь запело по тем же нотам, — событие во всех отношениях долгожданное. Повестка президента Джо Байдена, по словам Салливана, сосредоточена вокруг строительства, производства и дальнейших инноваций. И первый к этому шаг — внутренние инвестиции через современную промышленную стратегию США. Некоторые с этим поспорят, но Салливан утверждает, что, хотя термин "промышленная политика" и вышел из обихода, она действует на практике. В качестве примера он привел Агентство перспективных оборонных исследовательских проектов (DARPA).
В целом в речи Салливана сквозит осознание того, что необходим новый подход к экономике — особенно в свете переменчивых внутренних и международных экономических условий и реалий.
Грядущий провал "нового" консенсуса
Замечания Салливана, безусловно, приветствуются, но признание проблемы — лишь первый шаг к ее решению. Администрации Байдена грозят три серьезных препятствия, которые могут подорвать, если не свести на нет, ее тягу к реформам.
Во-первых, уже из популярного названия этой новой экономической политики ("Новый Вашингтонский консенсус" — явная отсылка к прежнему Вашингтонскому консенсусу, нацеленному на свободный рынок) вытекает неспособность решительно порвать с нынешней парадигмой. Это симптом более глубинной напасти западных политических кругов — неумения сформулировать и обосновать долгосрочную стратегию, не опираясь на славу прошлого. Только взгляните: программы экономического развития часто подаются как "План Маршалла" для той или иной страны или региона. К ним прибавьте "Новый зеленый курс" и "Длинную телеграмму", только уже по китайскому вопросу. Складывается ощущение, что западная политика интеллектуально истощена и безыдейна. Ну или как минимум страдает недостатком фантазии — а это не может не беспокоить, когда на карту поставлена широкая и серьезная реформа.
Во-вторых, Салливан в своей речи темнит насчет истинных намерений администрации Байдена (и американских политиков вообще) относительно Китая. Салливан подчеркнул, что США "соперничают с Китаем по многим параметрам, но не стремятся ни к конфронтации, ни к конфликту". "Мы пытаемся вести ответственную конкуренцию и стараемся сотрудничать с Китаем везде, где это только возможно", — добавил он. Как подчеркнул политолог Рузвельтовского института Тодд Такер, позиция Салливана — и, косвенно, всей администрации — такова: "Мы не пытаемся сдерживать рост Китая. Его развитие и развитие других благотворно для мира и стабильности".
Это звучит не слишком убедительно. Едва придя к власти, нынешняя администрация ввела строгий контроль за экспортом полупроводников и внесла в черный список многочисленные китайские компании через Министерство торговли, а его секретарь Джина Раймондо заявила, что Америка должна сотрудничать с европейскими государствами, чтобы "замедлить темпы китайских инноваций".
Сторонний наблюдатель заметит, что намерения здесь сводятся к "здоровой экономической конкуренции", по словам того же Салливана, тогда как Китай, со своей стороны, не гнушается ни воровством интеллектуальной собственности США, ни злоупотреблением нынешней торговой системой. Это правда. Но даже если закрыть глаза на то, что промышленный шпионаж и кража идей — фактически предусмотрены правилами геоэкономической конкуренции (и США прекрасно с этим знакомы), есть одно ключевое наблюдение, которое озвучил обозреватель журнала Foreign Policy Адам Туз. Анализируя заявление министра финансов Джанет Йеллен о конкуренции с Китаем, Туз отметил, что "у сильной и уверенной в себе Америки нет причин противостоять экономической и технологической модернизации Китая — кроме тех областей, которые, по мнению элит, военных и спецслужб, представляют собой существенный национальный интерес". "Но это не что иное, как лицемерие. Технологии и промышленные мощности, ключевые для национальной безопасности, но второстепенные для экономической и технологической модернизации, отыщутся разве что в некоем идеальном мире", — заключил он.
Похоже, Вашингтон, хочет и рыбку съесть, и косточкой не подавиться: он признаёт необходимость болезненной (но необходимой!) реформы, которая реально ограничит однополярный миропорядок во главе с Америкой, однако его поддержание при этом, наоборот, потребует отказа от многополярности. Насколько это осуществимо — вопрос открытый.
В-третьих — и это самое важное, — хотя в речи Салливана признаётся настоятельная необходимость решения многочисленных экономических проблем и вызовов Америке, насколько реально добиться изменений на данном этапе политического и социально-экономического развития страны, пока неясно. Прежде я горячо ратовал за такого рода перемены, но теперь настроен скептически, учитывая обширные структурные последствия для экономики пандемии коронавируса, конфликта на Украине и реакции Вашингтона на эти события. Наши позиции попросту гораздо слабее, чем прежде, а внутриполитическое единство за последние три года подорвано.
Как заметил шведский публицист Мальком Кьеюне: "Самый опасный период для любой политической системы — это когда она годами и десятилетиями игнорировала надвигающийся кризис, а затем, наконец, уютно вжавшись спиной в глухую стену, пытается воплотить повсеместные реформы". Именно в этот момент и случаются политические перевороты — возьмем, например, Французскую революцию, падение династии Цин или распад Советского Союза. Даже конфликт на Украине, самое громкое из недавних начинаний сторонников миропорядка под началом Америки, и тот начался в сходной ситуации. Переворот на Майдане произошел во многом из-за того, что режим Януковича, политический банкрот, попытался спасти экономику страны (по тогдашнему выражению The Washington Post, "тяжкое наследие 23 лет бесхозяйственности") — и не смог.
То, что политики наконец-то признали, что наши проблемы совершенно реальны, — это хорошо. Но, как мог бы подтвердить Горбачев, для их решения потребуется участие самых разных слоев общества, а они могут и не захотеть таких перемен.
Возьмем, к примеру, Уолл-стрит. Смогут ли банки, кредиторы и ключевые игроки экономики признать, что "Славное тридцатилетие" американских финансов подошло к концу? Сложившийся климат с его низкими процентными ставками уже вынудил их увеличить расходы на лоббирование в округе Колумбия на 20%. Будут ли приветствовать мир ограниченных возможностей венчурные капиталисты, частные инвестиционные компании и инвесторы — те, самые, что фантастически разбогатели в спекулятивной среде последних нескольких десятилетий? Мир, где инвестиции в технологические компании по разработке приложений с пяти-десятикратной прибылью всего за пару лет уже не вариант, а деньги идут на проекты долгосрочные (от 10 до 20 лет), низкодоходные (по сравнению с технологиями) и рискованные — например, фабрики, нефтеперерабатывающие заводы и тому подобное? Здравый смысл подсказывает, что сопротивление таким изменениям предстоит на каждом шагу.
А военно-промышленный сектор? Будут ли готовы к корректировкам крупные подрядчики, разбогатевшие при нынешнем финансовом устройстве, но отстающие по производительности? Примет ли американская армия довод об урезании бюджета во имя расширения возможностей флота? Проголосуют ли конгрессмены за закрытие ненужных баз, заводов и других объектов, дающих рабочие места у себя на родине? Окажутся ли сотни бывших высокопоставленных военных чиновников, особенно влиятельные и умеющие работать с публикой, от финансово прибыльных консультационных подработок?
И что, пожалуй, еще важнее, как быть с некоммерческими организациями и медиапространством вообще? Недавний рост сектора обусловлен во многом избытком капитала и низкими процентными ставками — миллиардеры финансировали НПО и медиаимперии, потому что у них было достаточно лишних денег. Вспомните, как Джефф Безос приобрел The Washington Post, как частные инвестиционные компании скупали разные газеты, а криптовалютная биржа Binance "стратегически" инвестировала в Forbes. Сегодня, когда вечеринка с низкими процентными ставками закончилась (а с ней и льготы в сфере услуг), бóльшая часть средств для этих общественно важных, но экономически непроизводительных проектов исчезла и назрела экономическая корректировка. Только за последнюю неделю компания Buzzfeed News закрылась, Vice Media прикрыла флагманскую программу и выставила себя на торги, Insider сократила штат на 10%, а отдел новостей Disney уволит семь тысяч сотрудников, включая самого Нейта Сильвера, основателя аналитического сайта FiveThirtyEight, который так обожает вашингтонская элита. Не будет ли эта толпа сотрудников и их коллеги с высшем образованием драться как львы против любых "перемен"? В конце концов, ведь это они лишат их рабочих мест, пусть и невозможных в текущих экономических условиях. Над одной этой мыслью демократам и республиканцам стоит задуматься.
Время истекло?
На сегодняшний день воплотить в жизнь промышленную стратегию США будет непросто — если вообще возможно. Хотя Америка все еще богата и сильна, ей грозит внутренний политический раскол, целый ряд внешних вызовов и, что тревожнее всего, мешают укоренившиеся внутренние интересы, которые будут противостоять любым радикальным, но необходимым переменам в национальной и международной экономической доктрине страны. Без четкого плана даже повестка администрации Байдена (не говоря уже об усилиях ее возможной преемницы после выборов 2024 года) рискует провалиться.
Политики и эксперты должны осознать эту реальность и хорошо себе представлять ее последствия. Иначе страна в один прекрасный день проснется, как в свое время французский двор, и увидит, как разъяренные граждане сбрасывают с крыш черепицу. И это станет жуткой прелюдией к дальнейшей катастрофе.
