Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Мир вступает в эпоху войн, уверен американский геополитический аналитик Джордж Фридман. В интервью The European Conservative он делится своим видением текущей ситуации и объясняет, почему Украина не может победить, дни Евросоюза сочтены, а также почему у Китая дела идут не так хорошо, как может казаться.
Джордж Фридман — автор геополитических прогнозов и стратег по международным делам, а также основатель и председатель Geopolitic Futures. Он работает со многими военными и правительственными организациями в Соединенных Штатах и за рубежом. В течение почти двадцати лет он был генеральным директором, а затем председателем правления компании Stratfor, которую основал в 1996 году. Мы говорили с Джорджем Фридманом о том, как разжигается глобальная война, о том, как, скорее всего, завершатся военные конфликты на Украине и Ближнем Востоке — и о том, меняется ли баланс сил во всё более глобализирующемся мире.
Золтан Коттаж: В недавнем анализе, опубликованном на вашем сайте, вы рисуете мрачную картину того, что ждет мир в будущем. Вы пишете, что после военных конфликтов между Россией и Украиной и Израилем и ХАМАС возможен китайско-японский конфликт и вторжение Турции в Среднюю Азию, сферу влияния России. Согласно вашим источникам, Сербия готовится к войне, которая ввергнет Западные Балканы в хаос. Это реальные прогнозы или просто возможные сценарии?
Джордж Фридман: Нет. Это не точные прогнозы, это просто те области, в которых я вижу высокий уровень напряжения. Однако, когда у вас так много регионов, в которых может возникнуть напряженность, возрастает вероятность того, что разразится ещё несколько войн. Мы в целом вступаем в период войны — которая, кстати, является исторически вполне рутинным делом. Мы, люди, воюем постоянно. И очевидно, что не только Первая и Вторая мировые войны, но даже и Холодная война — были по множеству параметров крупными военными потрясениями. Так что нынешние вооруженные столкновения не уникальны, у нас было достаточно прецедентов в прошлом. Пока это не катастрофа, но это то, на что мы видим в реальности.
— В эпоху глобализации, когда страны мира настолько тесно связаны друг с другом экономически, можно было бы подумать, что — особенно в западном мире — не должно существовать реального желания воевать.
— Глобальные связи в мировой экономике формировались с восемнадцатого века. Считать, что мы находимся в каком-то уникальном периоде глобальной взаимозависимости — это иллюзия. Британцы были взаимозависимы с индийцами и так далее. Это обычное дело. Но взаимозависимость приводит к войне. Каждая сторона конкурирует с другой. Каждая сторона беспокоится, что другая вырвется из ее объятий. И война — один из инструментов, позволяющих сохранить эти связь между этими сторонами. Или они становятся столь зависимыми друг от друга, что это приводит к желанию доминировать над партнером. Поэтому идея о том, что взаимозависимость ведет к миру, очень странная. Ведь закон джунглей таков: усиление взаимозависимости потенциально может привести к конфликту.
— То есть, по сути, история просто переписывает себя?
— Мы люди. Мы ведем войны. Поэтому всякий раз, когда наступает мир, встает вопрос в том, разразится ли вслед за этим война. Мы, люди, постоянно думаем, что заново изобрели мир. Что теперь больше не нужны войны. Но страны боятся друг друга. А когда они боятся друг друга, то пытаются как-то защититься, и иногда это приводит к войнам.
— Как насчет нынешних военных конфликтов на Украине и на Ближнем Востоке? Они как-то коррелируют между собой, или, как вы сказали, это закон джунглей, это эпоха войн?
— В начале войны в секторе Газа, когда я задавался вопросом, как им удалось доставить туда все эти ракеты, я подумал, что, возможно, их привезли российские самолеты. Но это всего лишь моя, свойственная всем американцам, паранойя: я сразу подумал о России, но дело было не в ней. Однако многие страны могут извлечь свою выгоду из эпохи войн. Любое государство, у которого есть что предложить стране, находящейся в состоянии войны, становится ее другом. Вот почему у современных войн столь обширная география. Но многие страны просто не могут вести военный конфликт слишком долго, и я думаю, что это относится к израильтянам и арабам. Последний раз они вели подобные боевые действия в 1973 году. Это был очень похожий конфликт с катастрофическим провалом разведки Израиля. Но, в конце концов, смогут ли они действительно воевать на протяжении длительного периода времени? И смогут ли люди это вытерпеть? Обычно такие войны жестокие и короткие.
— А что насчет Украины? Как долго может продолжаться украинский конфликт?
— Русские начали свою СВО и потерпели ряд неудач. Но украинцы не могут победить русских. Русские должны держать американцев подальше от Москвы, а американцы не должны позволять русским подойти к границам НАТО. Это очень важно. То есть, мы находимся в ситуации, когда русские, вероятно, могут победить украинцев, но они не могут победить одновременно и украинцев, и американцев. Поэтому должно быть мирное соглашение.
Это проблема политическая. После всего того, через что прошел Владимир Путин, проиграть войну, выйти из нее ему очень сложно. А украинцы сражаются за свою страну, поэтому им тоже очень тяжело пойти на это. Поэтому я думаю, что урегулирование должно будет быть не только территориальным, но и политическим, и экономическим.
Прежде всего, Россия хочет быть уважаемым современным государством. Соединенные Штаты, когда войны заканчиваются, всегда восстанавливают пострадавшие страны — как это было по итогам Второй мировой, например. Мы восстановили Японию и Германию. Мы понимаем, что победа — это не конец войны. Окончание войны означает восстановление страны до такого уровня, на котором она сможет обеспечивать себя самостоятельно. Я считаю, что переговоры в украинском конфликте в конце концов будут включать в себя определенное экономическое обещание: Соединенные Штаты не будут возражать против того, чтобы Россия стала мировой экономической державой, и это откроет двери для инвестиций. Потому что на самом деле США и не имеют против этого никаких возражений. Россия — это место, где можно зарабатывать деньги, и это все, что нам нужно.
Но я хочу сказать, что на самом деле у этого конфликта не может быть простого решения. И я думаю, что уже сейчас обе стороны пытаются разговаривать друг с другом. Может быть, не украинцы и россияне, но американцы и русские наверняка ведут переговоры. Я думаю, результат может быть очень интересным. Помните: во всех войнах, в которых принимала участие Америка, ее враг очень быстро становился ее же другом. И [сейчас] это было бы, с американской точки зрения, лучшим решением, хотя многие могут со мной и не согласиться. Но я думаю, что мы находимся на стадии переговоров. Ни один из нас не может заставить другого, а русские не хотят испытывать американцев. Всегда надо помнить, что в этой войне американцы не стреляют в русских, и русские не стреляют в американцев. Такова реальность. Обе страны уважают друг друга.
— Уже много лет ходят разговоры о возможном вторжении Китая на Тайвань. Имеет ли экономический и военный подъем Китая какое-либо отношение к глобальной напряженности и желанию Пекина воевать?
— Я не вижу признаков того, что Китай поднимается. Как раз наоборот, он находится в упадке. Китайская экономика зависела от экспорта, особенно в США. Многие из их компаний обанкротились. И у Китая появились проблемы. Он не вторгся на Тайвань, потому что не может сделать этого. Морскому десанту потребуется около десяти часов, чтобы перебраться из Китая на Тайвань. За это время их увидят американские спутники. Мы можем легко ударить ракетами. Однако станем ли мы делать это? Я не знаю. Но китайцы тоже этого не знают. Они не могут позволить себе потерпеть крупное поражение. Поэтому они и не нападают на Тайвань.
Тем временем политические успехи Соединенных Штатов очевидны. У нас уже давно налажены хорошие отношения с Японией, Южной Кореей и Тайванем. За последнее время Соединенные Штаты подписали соглашение с Филиппинами, по которому мы можем разместить пять баз на их архипелаге. Австралийцы подписали соглашение с Папуа-Новой Гвинеей. Таким образом, на данный момент Тихий океан, в котором китайцы хотят доминировать, отрезан для них от Алеутских островов до самой Австралии. Это произошло за последние несколько недель.
Поэтому неудивительно, что председатель КНР приехал в США. Силу показывает то направление, по которому кто-то едет к кому-то. И Си Цзиньпин должен был поехать в США. Китайская мега-инициатива "Один пояс — один путь" потерпела крах. Он финансово не работоспособна. И помните, что экономика Китая изначально была построена на американском импорте китайских товаров, а также на американских инвестициях. Китайцы понимают, что им нужен источник капитала. И что Россия таким источником не является. А поток капиталов из международной финансовой системы не будет осуществляться без Соединенных Штатов. Это уже поняли в России.
Китайцы очень реалистичны: у них был период роста, они снова вырастут, но им нужно понимание с Соединенными Штатами. И я думаю, что Соединенные Штаты будут рады понять, как мы можем инвестировать в Китай. Я вижу, что страны АТР отдалились от Китая, а сам Китай переживает серьезный экономический спад, с которым он пытается справиться. Так приводит ли глобальная взаимозависимость к миру? Нет. Но когда одна сторона очень слаба, это вынуждает её стремиться к миру.
— Итак, собираются ли США сохранить свою экономическую и военную мощь, будут ли они первой и главной державой в мире?
— В Соединенных Штатах, как обычно, царит всевозможный внутренний хаос, но армия США продолжает оставаться главной мировой военной силой, а мы являемся главным мировым кредитором, важнейшим источником капитала. Европейцы должны прийти к нам. Поэтому мы должны помнить, что американская мощь очень значительна.
— Будут ли США продолжать действовать как своего рода международные полицейские силы по всему миру?
— Само собой разумеется, что величайшая экономическая держава мира будет вовлечена в мировые дела. Хотим мы или нет быть мировым жандармом? Я думаю, что ответ категорический: нет. Но на данный момент у нас нет выбора. Во-первых, есть Израиль. И есть Россия, угрожающая безопасности НАТО. С этим нужно разбираться. Но в целом американская публика гораздо больше интересуется зарабатыванием денег и отдыхом на море.
— В одном из своих прогнозов вы написали, что десятилетие 2020–2030 годов — это такой период, который принесет глубинные потрясения и изменения в американском правительстве, внешней политике, экономике и культуре. Что вы под этим подразумеваете?
— Каждые пятьдесят лет Соединенные Штаты переживают серьезный кризис и трансформацию. Последний раз случилась в 1920-х годах, во время Великой депрессии, которая привела к власти Франклина Рузвельта. И он изменил всю систему. Пятьдесят лет спустя к власти пришел Рональд Рейган. Вспомните 1970-е годы, нефтяное эмбарго, невероятно высокие процентные ставки. Страна была нестабильной. Повсюду были беспорядки.
Знаете, мы, США, являемся выдуманной страной. Никто из нас на самом деле здесь не родился. Мы все откуда-то приехали. Вот я приехал из Венгрии. И мы пытаемся выстроить себя в целостное государство. В то же время мы живем за счет изобретений. Мы изобретаем автомобили, мы изобретаем ИИ. И это дестабилизирует. А люди не понимают, как развитие технологий дестабилизирует страну. Но вы можете вернуться к своим истокам. И мы все ищем свою точку опоры.
То есть я говорю, что в Соединенных Штатах будет глубокий раскол. Но это исторически необходимо, чтобы открыть двери для прихода нового президента. Того, кто делает вещи, в возможность которых трудно было поверить. Например, Рузвельт увеличил налоги на богатых, чтобы отдать их бедным. Рейган увеличил налоги на бедных, чтобы отдать богатым, чтобы они могли инвестировать во что-то. И такого человека я пока не вижу.
— Каким вы видите статус Европы как глобального игрока в ближайшие десятилетия?
Мы говорим о Европе так, как если бы она была страной, принимающей решения. Я думаю, что Европейский Союз был вообще очень плохой идеей. Это была плохая идея, потому что европейцев ни в коем случае нельзя считать одинаковыми. Они просто утверждают, что являются таковыми. Но ведь они живут в разных экономических условиях. Иметь единую валюту для немцев и итальянцев — это безумие. Поэтому каждое решение, которое принимает ЕС, кого-то обязательно задевает.
Венгрия попала в такую ситуацию, потому что хочет не только не оказаться в ловушке ЕС, но еще и получать свои выгоды. Именно так и работает Евросоюз. Он щедро подкупает страны, заставляя их оставаться в рамках союза, и они этот подкуп принимают. Им очень нужны эти деньги, и поэтому они не могут вырваться на свободу. Революция 1848 года доказывала, что национальное самоопределение является основой либеральной демократии. ЕС этот принцип нарушает. В какой-то момент некоторые страны встанут и скажут: "Мы обойдемся без ваших денег, потому что все равно будем вынуждены отдать их немцам". Я думаю, что ЕС — организация, которая порождает кучу проблем, но с которой еще ни у кого прост не хватило духу по-настоящему порвать. Виктор Орбан время от времени их пощипывает. Но даже он не может убежать от ЕС. Но где-то в следующем десятилетии или около того, так продолжаться не будет.
— Значит, ЕС обязательно развалится?
— Развалится или растечется, я не знаю. Но как эта организация может говорить от имени всех этих разных стран, разных ценностей и разного всего остального? Как ЕС может поддерживать порядок, когда внутри него существуют совершенно разные представления почти обо всем? Каковы отношения между Венгрией и Нидерландами? Я имею в виду, что штату Техасу и штату Нью-Йорк, наверное, до сих пор достаточно сложно понять, почему они очутились в одной и той же стране. Но всё же мы это понимаем. Так что же делают Венгрия и Нидерланды в одной организации?
Миграция и интеграция мусульман в Европу — одна из тех тем, по которым существуют огромные разногласия между государствами-членами Евросоюза. Война на Ближнем Востоке, а также антисемитские акции и пропалестинские марши в Западной Европе — это события, которых Восточная Европа не хочет. Является ли война между Израилем и ХАМАС таким же цивилизационным конфликтом, который мы видим в Европе?
Что касается иммиграции, то между Соединенными Штатами и Европой существуют определенные различия. Моя жена австралийка. Я венгр. Само по себе явление иммиграции встроено в ткань Америки. Но европейцы — это разные страны. Они самоидентичны. Когда в Венгрию приезжает кто-то, кто венгром не является, он с самого начала становится изгоем. Не потому, что венгры жестокие. Просто они на протяжении очень длительного периода обладали венгерской идентичностью. Я думаю, что израильский вопрос является преходящим и не будет таким, с которым Европе придется серьезно ломать голову. Но Европа должна признать тот факт, что она состоит из разных стран, и все либералы должны понять, что проблема иммиграции в эти страны непроста. Ее в принципе осуществлять можно, но она совсем не походит на ту иммиграцию, о которой мы говорим в связи с Соединенными Штатами.
