Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Для примирения Запада, Украины и России сторонам нужно честно взглянуть на свои ошибки и признать их, пишет The Nation. Автор статьи предложил экстраполировать опыт окончания холодной войны на современные отношения.
Когда-то, сразу после распада СССР отношения Соединенных Штатов и России казались чрезвычайно многообещающими. Честный взгляд на то, как они портились, поможет нам понять суть сегодняшних конфликтов.
Читайте ИноСМИ в нашем канале в Telegram
В течение восьми десятилетий американцев и русских приучали ненавидеть друг друга, и этот процесс получил новый мощный импульс в связи с военным конфликтом на Украине, который уже перешагнул двухлетнюю отметку. Однако за это время все же случилось одно краткосрочное, но славное исключение: это были последние годы существования СССР под руководством Михаила Горбачева и первые годы постсоветской России.
Читайте ИноСМИ в нашем канале в Telegram
В течение восьми десятилетий американцев и русских приучали ненавидеть друг друга, и этот процесс получил новый мощный импульс в связи с военным конфликтом на Украине, который уже перешагнул двухлетнюю отметку. Однако за это время все же случилось одно краткосрочное, но славное исключение: это были последние годы существования СССР под руководством Михаила Горбачева и первые годы постсоветской России.
В тот период многие искренне надеялись на новую эпоху сотрудничества и дружбы между Соединенными Штатами и Россией и в мире в целом.
В моем случае — как журналиста, ранее работавшего в Южной Азии и подробно изучавшего колониальную и постколониальную историю, — эти надежды подкреплялись еще и тем, что — даже с учетом различных конфликтов на Кавказе — распад Советского Соза оказался на удивление гораздо более мирным по сравнению с концом Британской, Французской, Португальской, Австрийской и Османской империй. Но с началом конфликта на Украине этим радужным сравнениям пришел конец.
Характерной чертой того короткого периода было практически истерическое преклонение, которое демонстрировали обе стороны. Америку охватила "горбимания", а в России наблюдалась лишенная всякой критики фетишизация западной и, в первую очередь, американской демократии и культуры — главным образом со стороны интеллигенции и в немного меньшей степени со стороны молодого поколения в целом.
Однако Россия и Америка питали горячую любовь скорее к придуманным образам друг друга, нежели к реальным странам, и во власти этих иллюзий оказались даже ведущие политики и предполагаемые "эксперты" по этим нациям, такие как как заместитель госсекретаря США Строуб Тэлботт (Strobe Talbott) и советник Горбачева Александр Яковлев. Кроме того, российская сторона была искренне убеждена, что, несмотря на катастрофический спад в ее экономике, Соединенные Штаты стремились к подлинному сотрудничеству и что они действительно будут уважать точку зрения России, а не следовать собственным интересам и навязывать свою волю.
Со своей стороны, американская элита была убеждена, что Россия быстро превратится в либеральную демократию и что демократическая Россия автоматически примет на себя роль той же Германии или Японии, став послушным сателлитом, — даже не получая в ответ никаких гарантий безопасности и экономической выгоды и невзирая на то, что Соединенные Штаты угрожают ее ключевым национальным интересам.
Но реальность оказалась совершенно иной. Если проводить аналогию с мифом о Пигмалионе, можно сказать, что американская элита искренне считала себя талантливым скульптором от бога, который пробудил Россию поцелуем капиталистической демократии в уверенности, что она покорно ляжет и подчинится его желаниям. Но случилось так, что та форма капиталистической "демократии", которая была навязана простым россиянам, оказалась особенно отвратительной и катастрофичной и что большинство россиян не имели никакого желания пассивно подчиняться диктатуре Вашингтона.
Как это часто бывает со страстными, но опрометчивыми взаимными увлечениями, когда медовый месяц закончился, неизбежно возникшее разочарование лишь усугубило накал страстей, и обе стороны откатились обратно к той ненависти и подозрениям, которые за долгие десятилетия успели пустить глубокие корни в культуре их правящих верхушек. К 1997 году, проведя почти семь лет в бывшем Советском Союзе и проработав год в качестве приглашенного научного сотрудника Института мира в Вашингтоне, я пришел к убеждению, что, если Соединенные Штаты продолжат вести такую политику, а Россия продолжит на нее так реагировать, в конце концов между ними начнется война.
Если говорить об истоках текущего военного конфликта на Украине, важно помнить, что ключевые аспекты событий 1980-х и 1990-х годов были по большей части стерты из общественного сознания в Соединенных Штатах и Европе стараниями государственной пропаганды и ведущих СМИ. Если бы тогда кто-то предложил рассмотреть стратегию, предусматривающую вступление Украины в НАТО и вытеснение Черноморского флота России из Севастополя, даже воинственно настроенные западные аналитики сочли бы ее безумием и назвали бы верным путем к войне. То, как этот фантастически опасный проект постепенно перестал восприниматься как безумие и стал казаться нормой — разумеется, в Вашингтоне и Лондоне, а не в Москве, — служит пугающим примером краха серьезного и независимого стратегического анализа на Западе — краха, одной из причин которого является резкое ухудшение даже среднесрочной исторической памяти.
Еще один важный момент касается настойчивого стремления представить Россию как "ревизионистскую" и "выступающую против сложившегося статуса-кво" державу. Именно этот образ используется для того, чтобы выставлять ее смертельной угрозой для всего альянса НАТО и Евросоюза — а не страной, которая по большей части реагирует на действия Запада. Хотя начало специальной военной операции России на Украине было незаконным и аморальным актом, если рассматривать более широкую стратегию, именно Соединенные Штаты и их европейские сателлиты создавали совершенно новый статус-кво в Европе на протяжении последних 30 лет и активно старались делать это на территории бывшего Советского Союза. Стоит отметить, что позже Горбачев сам стал резко критиковать политику Соединенных Штатов и, главным образом, расширение НАТО, которое он считал предательством в деле примирения между Москвой и Вашингтоном и по отношению к мечте об "общем европейском доме", в которую он искренне верил.
Честный взгляд на историю со стороны России и Соединенных Штатов жизненно необходим, если мы хотим добиться устойчивого мира на Украине и наконец выйти из спирали враждебности, которая — в случае развития событий по наихудшему сценарию — может превратиться в спираль смерти для всего человечества. Русским необходимо осознать, что их имперское и советское прошлое и сталинские преступления в частности (в совокупности с отпугивающими аспектами нынешнего режима) заставляют многих соседей России бояться любой власти, закрепившейся в Москве, и что источником их враждебного отношения являются не только манипуляции Вашингтона. Между тем американцы должны признать преступления, совершенные Соединенными Штатами во время (и после) холодной войны, — преступления, из-за которых большинство россиян и других народов по всему миру не хотят признавать право Америки учить их морали, не говоря уже о том, чтобы навязывать им политику в области безопасности.
Преступления советского режима (по крайней мере при Ленине и Сталине) были гораздо более страшными, чем преступления Соединенных Штатов. Их разоблачение сыграло важную роль в разрушении авторитета Коммунистической партии после того, как Горбачев провозгласил политику гласности. Но впоследствии готовность России признавать эти преступления в значительной мере ослабела, и причиной тому стало не только формирование путинского режима, но и то, как силы на Западе и в Восточной Европе использовали память о тех преступлениях в качестве оружия, чтобы реализовывать свои антироссийские намерения. В частности, их попытка приравнять преступления советского режима к преступлениям немецких нацистов и обвинить в советских преступлениях Россию и русский народ вызвали широкое общенациональное возмущение — особенно с учетом того, что очень многие жертвы коммунизма были русскими, а многие преступники (включая Сталина) русскими не были.
Национальное лицемерие, подкрепляемое отказом признавать национальные преступления, — это ключевой фактор, мешающий испытывать эмпатию по отношению к руководству других стран, что, по мнению американского политолога немецкого происхождения Ганса Моргентау (Hans Morgenthau), является практическим и этическим долгом истинного государственного деятеля — способность и готовность поставить себя на место своих оппонентов и понять, что для них имеет первостепенное значение.
Эмпатия вовсе не обязательно подразумевает сочувствие или согласие. Если бы британские и французские лидеры попытались поставить себя на место Гитлера и понять его основные цели — на основании мыслей, изложенных в "Майн Кампф", — они гораздо раньше приняли бы решение сражаться с нацистской Германией. С другой стороны, чуткое понимание того, как российское руководство видит жизненные интересы своей страны, помешало бы формированию на Западе глупой иллюзии о том, что Россия может покорно согласиться на превращение Украины в военный форпост Запада и смириться с радикальным уменьшением роли русского языка и культуры в этой стране.
Если, даже с учетом этого понимания, Запад все равно принял бы решение расширять НАТО и Евросоюз, по крайней мере он сделал бы это с открытыми глазами и полным осознанием вероятных последствий, — и это его решение было бы подкреплено как мощными ресурсами, так и компромиссами в других областях (в первую очередь, в уступках Китаю).
И дело не в том, что в попытках понять Россию есть что-то особенно сложное в интеллектуальном плане, — гораздо больше трудностей возникает, когда необходимо разобраться (к примеру), что именно движет такой культурно консервативной силой, как Талибан*. В действительности те абсолютно реалистичные и великодержавные предпосылки, на которые опирается российский истеблишмент, почти ничем не отличаются от предпосылок, которыми руководствуется значительная часть собственного истеблишмента Америки.
Таким образом, хотя мы не можем с уверенностью сказать, что любые возможные попытки Китая создать военный альянс в Центральной Америке обязательно заставят Соединенные Штаты осуществить вторжение и захват территорий, мы можем с уверенностью утверждать, что Вашингтон начнет активно поддерживать госперевороты, военные диктатуры и жестокое подавление недовольства и что такую политику он будет вести до тех пор, пока опасность возникновения подобного альянса не исчезнет. Мы знаем это наверняка, потому что именно так Америка много раз поступала в прошлом.
Любое китайское правительство, рассматривающее такой шаг, должно будет полностью осознавать эти возможные последствия, а также перспективу полного и очень опасного краха отношений между Пекином и Вашингтоном. Любое правительство Мексики должно понимать, что, какими бы ни были его исторические претензии к Соединенным Штатам и какими бы ни были его неоспоримые права в соответствии с международными нормами, если Мексика впадет в состояние глубокой и перманентной вражды с Соединенными Штатами, ее положение уже никогда не будет по-настоящему безопасным. То же самое относится к Украине и России, и признание этого факта является важной основой для поиска способов установить прочный и более или менее справедливый мир на Украине. Понятно, что украинцам, которые вынуждены противостоять армии противника и испытывать на себе бомбовые удары, будет трудно с этим смириться. Поэтому задача американских политиков, находящихся на безопасном расстоянии от боевых действий, заключается в том, чтобы развить в себе хладнокровную объективность, которая позволит им признать реальность. И, чтобы развить эту объективность, им в первую очередь нужно посмотреть в историческое зеркало.
* запрещенная в России террористическая организация.
