Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Союзники начали передавать Киеву оружие еще до СВО, признался Энтони Блинкен в интервью NYT. По мнению госсекретаря, Россия потерпела неудачу, потому что ей не удалось полностью уничтожить Украину. С заявлениями Кремля о целях СВО он, похоже, не знаком.
Когда четыре года назад, после периода сумбурной деятельности первой администрации Трампа президент Байден вступил в должность, он пообещал восстановить прежние союзы и защитить демократию. Человеком, которому поручили осуществить эти планы на мировой арене, стал государственный секретарь Энтони Блинкен — дипломат с большим опытом, проработавший с Байденом 20 лет. И союзникам, и врагам Америки был послан сигнал, что наступила новая эра стабильности.
Вместо этого Блинкену почти с самого начала пришлось иметь дело с эскалацией международных кризисов. За тяжелыми итогами катастрофического вывода войск из Афганистана быстро последовал вызов целому поколению — СВО России на Украине. Яростное нападение ХАМАС на Израиль и последовавшая за этим война с тактикой "выжженной земли" в Газе ввергли регион в кризис и дестабилизировали политическую обстановку в Америке.
Всё это время Блинкен продолжал отстаивать первоначальное представление Байдена о миропорядке — активное ведение Америкой дипломатии для решения многочисленных мировых проблем. Однако США вмешивались и в другие политические процессы, направляя миллиарды долларов и оружие в Израиль и на Украину, что вызвало политический резонанс внутри самих штатов. Сейчас, когда администрация Байдена завершает свою работу, конфликты на Украине и Ближнем Востоке продолжаются. Новая администрация Трампа намерена отстраниться от тех самых союзов и институтов, которые Блинкен стремился укрепить. И этот резкий перелом во внешней политике Америки оставляет открытым вопрос о ее лидерстве в условиях меняющегося мирового порядка.
Второго января я встретилась с Блинкеном в государственном департаменте и провела с ним обстоятельную беседу о мире, который он оставляет после себя и который, несмотря на всё происходящее, кажется ему лучше, чем мир четыре года назад.
The New York Times: Когда вы только вступили в должность госсекретаря, президент Байден неоднократно говорил о мире, где демократия борется с автократией. Однако же простые избиратели скептически отнеслись к этой борьбе. Многие из них купились на убежденность избранного президента Трампа, что Америка должна меньше участвовать в построении мировой политики. Не кажется ли вам, что администрация Байдена и особенно вы могли бы убедить избирателей в пользе того, что вы пытались сделать за последние несколько лет?
Энтони Блинкен: Я не уверен, что согласен с постановкой вопроса. Судя по тому, что я вижу, по тому, что я читаю, по тому анализу, который я провожу, большинство американцев хотят, чтобы мы участвовали в мировой политике. Они хотят быть уверенными, что мы не ввязываемся в войны, что мы избегаем конфликтов, что, собственно, мы и делали. Тем не менее они хотели бы, чтобы Соединенные Штаты были вовлечены в происходящее в мире.
— То есть вы не считаете, что результаты выборов стали отречением от видения президента Байдена и вашего представления о дальнейшем политическом курсе? Ведь у избранного президента Трампа совсем другое мнение о том, как нужно вести политику в современном мире.
— Одна из особенностей моей работы, которую я ценю, заключается в том, что я не занимаюсь политикой, я её провожу. В этой связи главный вопрос заключается в том, какая политика может повлиять на жизнь простых американцев, сделать ее немного более безопасной, немного более насыщенной возможностями, немного более здоровой. Вот на чем мы действительно сосредоточились. Что касается анализа результатов выборов, то это не моя работа.
— Я не прошу вас заниматься политикой. Я просто прошу немного поразмыслить над тем, чему вы посвятили свою жизнь. Очевидно, что результаты выборов разочаровывают. И поэтому мне интересно, не заставило ли это вас сделать паузу и задуматься о том, что, возможно, ваше представление о приоритетах американцев не совпадает с их реальными желаниями. Я имею в виду, не кажется ли вам, что в этой стране просто изменилось представление о нашем месте в мире и о том, каковы наши обязательства перед союзниками?
— Опять же, я вовсе не уверен, что выборы зависели от какого-то одного или даже целого ряда вопросов внешней политики. Большинство выборов не зависит от этого. Однако мы сейчас не об этом. Американцы не хотят, чтобы мы ввязывались в конфликты. Они не хотят, чтобы мы воевали. Мы пережили 20 лет, когда сотни тысяч американцев отправлялись в Ирак и Афганистан. Люди устали от этого, что вполне понятно. Когда президент Байден был вице-президентом, он руководил завершением наших военных действий в Ираке. Став президентом, он закончил самую долгую войну в нашей истории — в Афганистане. Мы инвестировали в наш альянс НАТО — возможно, мы недостаточно хорошо объяснили этот шаг, и если это так, то в этом моя вина. Однако один из вопросов, который мы пытаемся объяснить американцам, состоит в том, что многие институты, включая НАТО, были в первую очередь созданы, чтобы гарантировать отсутствие у нас глобальных конфликтов после Второй мировой войны. И сила такого альянса, как НАТО, заключается в основном соглашении, которой страны заключают при вступлении в него, а именно: нападение на одного — это нападение на всех. Это самый мощный способ предотвратить конфликт, сдержать агрессию.
<…>
— Через шесть месяцев после окончания операции в Афганистане Россия вторглась на Украину. Это произошло в феврале 2022 года. Я вспоминаю этот день как страшный сон. Насколько мы были близки к прямому военному столкновению?
— Бывали ситуации, когда у нас возникали реальные опасения по поводу возможных действий России, включая даже потенциальное применение ядерного оружия. Это требовало нашего внимания. Однако я думаю, что всё это время нам удавалось вести политику так, чтобы не допустить прямого конфликта с Россией. Сейчас Россия занимается разного рода гнусной деятельностью, так называемыми гибридными атаками того или иного рода, будь то в киберпространстве, будь то акты саботажа или убийства. Эти вещи происходят. Они происходят в Европе. И это то, над чем мы очень тесно работаем со многими нашими партнерами. Что же касается прямых конфликтов, то я не думаю, что мы были близки к ним, но это то, с чем мы должны быть очень, очень внимательны.
— Вы приняли два ранних стратегических решения по Украине. Первое: из-за страха прямого столкновения с Кремлем вы ограничили использование Украиной американского оружия на территории России. Второе — поддержали военное наступление Украины без параллельного дипломатического сопровождения. Как вы сейчас оцениваете эти решения?
— Во-первых, если проанализировать ход конфликта, то мы предвидели его возникновение. Поэтому мы убедились, что не только мы — союзники и партнеры — готовы, но и Украина готова к его началу. Мы работали над тем, чтобы задолго до начала российской СВО, сначала в сентябре 2021 года, затем еще раз в декабре, незаметно передать Украине значительное количество вооружений. Это делалось, чтобы обеспечить их всем необходимым для обороны, в том числе такими системами, как зенитные комплексы Stinger и противотанковые ракеты Javelin. Это сыграло важную роль, чтобы Россия не смогла взять Киев, не смогла уничтожить всю страну, стереть ее с лица земли, и действительно отбросило русских назад. Но, я думаю, важно понимать, что в разное время внимание людей направляется на ту или иную систему вооружения. Будь то танк "Абрамс" или F-16. И каждый раз нам приходится рассматривать не только вопрос, должны ли мы передать это украинцам, но и знают ли они, как этим оружием пользоваться. Смогут ли они его обслуживать? Является ли это частью последовательного плана? Все эти вопросы учитывались при принятии решений, что и когда им предоставлять.
Что касается дипломатии. Мы приложили чрезвычайные дипломатические усилия, чтобы объединить и сплотить более 50 стран не только в Европе, но и за ее пределами, для поддержки Украины и для защиты тех принципов, на которые Россия посягнула в феврале того года. Я очень много работал в преддверии начала военных действий. В том числе я встречался со своим российским коллегой Сергеем Лавровым в Женеве за пару месяцев до начала конфликта и пытаясь найти способ понять, можем ли мы предотвратить его, пытался уточнить, действительно ли конфликт связан с беспокойством России о своей безопасности, с беспокойством по поводу Украины и угрозы, которую она представляет, или по поводу НАТО и исходящей от нее угрозы. Или же это на самом деле связано с имперскими амбициями Путина и желанием воссоздать великую Россию, присоединить Украину обратно к России. Мы должны были проверить правильность этого предположения. Мы активно поддерживали дипломатические отношения с Россией. Если бы в дальнейшем выдалась возможность дипломатического урегулирования, чтобы закончить военные действия на справедливых и прочных основаниях, мы бы первыми ею воспользовались. К сожалению, по крайней мере до настоящего момента, мы не видели никаких признаков того, что Россия действительно готова к взаимодействию. Я надеюсь, ситуация изменится.
— Украина оказалась в таком положении, когда к власти пришла новая администрация, и у нее совсем другой взгляд на развитие конфликта. И можно сказать, что Украина находится не в самом выгодном положении, чтобы справиться с тем, что ее ждет в будущем. Как мы знаем, в окружении избранного президента Трампа есть политики, которые очень хотят, чтобы Украина уступила территорию России. Никакого параллельного дипломатического урегулирования не ведется, и запасы оружия, вероятно, будут иссякать. Считаете ли вы, что оставили Украину в максимально сильной позиции? Или есть вопросы, которые вы могли бы решить иначе?
— Во-первых, мы сохранили Украину как таковую. Это было не так-то просто, потому что амбиции Путина заключались в том, чтобы стереть ее с лица земли. Мы остановили его. Путин потерпел неудачу. Украина держится. И я считаю, что у нее есть огромный потенциал не только для выживания, но и для будущего процветания. И это зависит от решений, которые примет следующая администрация США и многие другие страны.
— Считаете ли вы, что пришло время закончить военные действия?
— Эти решения должны принимать украинцы. Они должны решить, в чем заключается их будущее и как они хотели бы к нему прийти. Я не думаю, что от того, где на данный момент на карте проведена линия границы, что-то сильно изменится.
— Вы хотите сказать, что, по вашему мнению, Украине придется уступить подконтрольные России территории?
— Вопрос не в уступке. Вопрос в том, что с практической точки зрения линия границ в обозримом будущем вряд ли сильно сдвинется. Украина всегда будет претендовать на эту территорию. Вопрос в том, найдут ли они при помощи других сторон способ вернуть утраченную территорию? Маловероятно, что Путин откажется от своих амбиций. Если будет заключено перемирие, то, по мнению Путина, оно, скорее всего, предоставит ему время для отдыха, перевооружения и повторного нападения однажды в будущем. Поэтому, чтобы любое будущее прекращение огня было действительно продолжительным, крайне важно убедиться, что Украина обладает потенциалом для сдерживания дальнейшей агрессии.
Этого можно достичь многими способами. Это может обеспечить НАТО — и мы поставили Украину на путь вступления в НАТО. Это может произойти посредством гарантий безопасности, обязательств и поручительств со стороны разных стран, которые дадут России понять, что при повторном нападении у нее возникнут большие проблемы.
— Я услышала от вас, что судьба Украины больше не будет зависеть от ее главного союзника — Соединенных Штатов. Вы считаете, что она будет зависеть от чего-то другого, от Европы?
— Я очень надеюсь. Я не хочу говорить "ожидаю", но я определенно очень надеюсь, что Соединенные Штаты останутся тем важнейшим союзником, которым они были для Украины, потому что, опять же, дело не только в Украине. Речь никогда не шла только об Украине.
— Это один из конфликтов, который Трамп получит по наследству. В целом его подход к внешней политике, похоже, заключается в том, чтобы избегать военного вмешательства, но заставить мир нас побаиваться. Кажется, его не очень интересует дипломатическая работа. Мне интересно, как бы вы определили эту философию внешней политики и что вы думаете о таком подходе.
— Как я уже говорил, если не будет американской дипломатии, то вам придется иметь дело с дипломатией множества других стран, которые будут формировать мир в противоречие нашим интересам и нашим ценностям. Таков выбор. Мы можем отойти в сторону. Мы можем не присутствовать на мировой арене. Но мы понимаем, что тогда другие страны вмешаются в этот процесс, и нам нужно решить, отвечает ли это нашим интересам.
— В СМИ было много публикаций о снижении работоспособности президента Байдена в бытность президентом. Вы один из самых близких к нему людей. Вы работали с ним десятки лет. По мнению некоторых, он считает вас приемным сыном. Это деликатный вопрос, но, я полагаю, многие американцы хотят узнать, заметили ли вы изменения, произошедшие с человеком, которого вы так хорошо знаете.
— Вот что я могу вам сказать. Посмотрите на всё, что мы сделали. Согласны вы с этим или нет, но я считаю, что мы добились очень больших успехов — во многих смыслах исторических. Каждое из этих достижений стало результатом решения, принятого президентом Соединенных Штатов — президентом Байденом. Не другими людьми в администрации, а президентом. Его суждения, его решения, его действия реализовались в том, что мы сделали, чего мы достигли. Это главное, по чему можно судить о его эффективности на посту президента. И я считаю, что ответ на этот вопрос однозначно положительный.
— Прошлым летом мой коллега Роберт Дрейпер сообщил, что представители дипломатического корпуса встревожены, например, ухудшением памяти у президента во время его встреч с иностранными лидерами.
— Послушайте, мы все меняемся. Мы все стареем. Моей дочери четыре года, уже скоро пять. Я с ней сидел на днях, и она сказала: "На папе белая рубашка. У него синий костюм, черные туфли и седые волосы. А я говорю: "Нет-нет-нет, у меня русые волосы". А она: "Нет, седые". Мы все стареем. Все мы меняемся с возрастом. Но, повторюсь, когда речь идет о суждениях, когда речь идет о решениях, направленных на благо страны, я вижу, что он обладает нужными способностями. Он принимал такие решения.
Автор: Лулу Гарсия-Наварро (Lulu Garcia-Navarro).
Интервью дается в сокращении.
