Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В большинстве европейских стран пенсионеры составляют 30-40% электората, и это обстоятельство сильно тревожит политических лидеров, пишет The Telegraph. Население неудержимо стареет, и единственное "спасение" для демографии — это иммигранты, которые, в свою очередь, создают другие проблемы.
Франсуа Валентен (François Valentin)
Снижение рождаемости на континенте ведет к серьезным экономическим, политическим и социальным проблемам.
Впервые в истории Евросоюза в странах-членах родилось меньше детей, чем в Соединенных Штатах. И это при том, что население США на 110 млн человек меньше. В 2024 году в ЕС родилось 3,5 млн младенцев; в США — 3,6 млн.
В последнее десятилетие рождаемость буквально рухнула, и в среднем по союзу этот показатель теперь составляет 1,35 живого новорожденного на одну женщину. Половина населения ЕС сейчас относится к возрастной группе 44 года и старше. Это не просто абстрактные цифры. На практике это означает, что без иммиграции в таких странах, как Испания или Италия, к концу века население сократится вдвое.
В эпоху, когда мнимая экологическая сознательность сделала воспитание детей чем-то вроде экологического греха, важно помнить, что означает для европейских обществ падение рождаемости; его последствия глубоко разъедают основы наших демократий.
Прежде всего, экономические последствия будут опустошительными. Исследования показали, что увеличение доли населения в возрасте 60+ на 10% снижает ВВП на душу населения на 5,7%. Это происходит из-за сокращения роста предложения на рынке труда и снижения темпов роста производительности.
В процессе рухнут наши социальные модели. По другую сторону Ла-Манша, во Франции, снижение рождаемости в системе, при которой нынешние работники содержат пенсионеров, прокладывает путь тотальной войне поколений; также это душит налогоплательщиков и подрывает конкурентоспособность французских компаний на мировом рынке. Перенеситесь на несколько десятилетий вперед, когда одного пенсионера будет содержать менее полутора работников, — и под давлением французская социальная модель неминуемо рухнет.
Низкая рождаемость также исказит наши демократии, поскольку все меньшее число молодых людей увидит, как их избирательный вес неизбежно тонет в море седых голов. Во многих европейских странах пенсионеры уже составляют от 30 до 40% электората, если не больше, с учетом разницы в явке.
Великобритания хоть и не входит больше в ЕС, та же тенденция с аналогичными негативными последствиями низкой рождаемости затрагивает и ее. Также сложившаяся ситуация серьезно сместила британские политические табу. В политико-демографической петле гибели, чем старше становится электорат, тем выше вероятность, что политики будут отдавать предпочтение интересам пенсионеров, а не тем, кто находится в возрасте деторождения. Тройная гарантия пенсий (pensions triple lock) или зимние выплаты на топливо — политические священные коровы нашей эпохи, как убедился в текущем году Кир Стармер.
Снижение рождаемости приводит к невероятно токсичным политическим дискуссиям о компромиссах, связанных с иммиграцией. Чтобы компенсировать низкую рождаемость, очевидным быстрым решением является увеличение иммиграционных потоков. Но "Борисволна" (Boriswave) мигрантов после Брекзита — яркое напоминание о том, что плохо спланированная иммиграционная политика, привлекающая низко- и неквалифицированных работников, способна лишь усугубить ситуацию.
А для некоторых стран — таких как Румыния, которая, как ожидается, в ближайшие 80 лет потеряет треть населения — даже немедленный всплеск рождаемости и рост иммиграции будут запоздалыми и не смогут компенсировать долгие годы низкой рождаемости.
Для Европы последняя также представляет собой очевидный риск в плане среднесрочной безопасности. Для такой страны, как Украина, с ее демографической пирамидой, которая еще до начала конфликта с Россией напоминала погребальную урну, низкая рождаемость имела огромные последствия для нацбезопасности: она продолжает ограничивать возможности по полной мобилизации возрастной группы 20-30 лет из страха окончательно подорвать дальнейший рост населения.
Так что же движет этим коллапсом? Честный ответ состоит в том, что демографы всего мира изо всех сил пытаются найти одного "явного виновника". Очевидно, что немаловажную роль играют распространение смартфонов и трансформация социальных норм, но очевидно и то, что желаемый уровень рождаемости в большинстве европейских демократий выше текущего специального коэффициента рождаемости.
Например, в Великобритании опросы указывают на существование значительного "разрыва в рождаемости": женщины в среднем хотят иметь 2,35 ребенка, а не 1,41, как фиксировалось в 2024 году.
Этот колоссальный разрыв, наблюдаемый в большинстве европейских стран, должен стать центром европейской политики. Бесчисленные дебаты, которые континент вел о Брекзите, иммиграции и даже кризисе на Украине, будущие историки сочтут в значительной степени второстепенными в сравнении с долго избегавшимся демографическим вопросом. И все же немногие политики Западной Европы восприняли эту экзистенциальную проблему всерьез.
Десятилетиями разговоры о рождаемости считались в приличном обществе слегка патерналистскими и неактуальными, если их прямо не сравнивали с политикой фашистских режимов прошлого.
За последние пять лет тон несколько сместился. В 2024 году президент Франции Эммануэль Макрон объявил национальным приоритетом "демографическое перевооружение". Премьер-министр Италии Джорджа Мелони назначила министра, ответственного за уровень рождаемости, и заявила в 2023 году: "Мы хотим вернуть итальянцам страну, в которой быть отцом не старомодно, а быть матерью — не личный выбор, а социально признанная ценность".
Чтобы переломить ситуацию, потребуется нечто гораздо большее, чем суровые слова и новые министры, но то, что политики начинают бороться с этой проблемой, всяко лучше, чем продолжать прятать голову в песок.
Есть целый ряд мер, которые могли бы оказаться полезны Великобритании. Аналитический центр Onward перечислил несколько политик в области налогообложения, соцобеспечения и трудовых прав родителей, которые могли бы смягчить расходы на детей и сократить разрыв в рождаемости. Изменить тенденции будет чрезвычайно трудно, но возможно.
В период с 1999 по 2021 год рождаемость в Чехии выросла с 1,13 до 1,83, что стало результатом продуманной пронаталистской политики, включающей семейно-ориентированную налоговую политику и стимулы для работодателей.
По другую сторону Атлантики, в Соединенных Штатах, картина не столь радужная. Коэффициент рождаемости там составляет 1,6, и то, что Америка обогнала ЕС по деторождению, — это скорее индикатор коллапса Европы, чем всплеска в Америке. Но в относительном выражении американцы находятся в лучшем положении. Медианный возраст в США составляет 39 лет, что почти на 6 лет меньше, чем в Европе. Это может показаться незначительной разницей, но она дает США больше времени на адаптацию, прежде чем они погрязнут в той демографической петле гибели, которая затянула уже многие европейские страны.
Кроме того, американцы богаче европейцев, и, как гласит статистика, в развитых странах состоятельные родители с большей вероятностью заводят детей. Политики в Штатах взялись за эту проблему всерьез.
Такого рода дискуссии часто меркнут на фоне более масштабных дебатов культурных войн, а эффект от кампаний, запущенных администрацией Трампа, таких как "бэби-бонус" для молодых матерей или "бэби-бонды", до сих пор неясен. Но политизация уровня рождаемости явно указывает на то, что к этой проблеме начинают относиться все серьезнее, в то время как в Европе дебаты слишком часто остаются уделом аналитических центров и технократов.
При всех экономических и политических последствиях важно помнить, что бездетный континент будет не только меньше, беднее и старше; но также куда более одиноким и печальным.
13
Каким образом иммиграция исправит ситуацию? Большинство иммигрантов садится на пособия, что усугубляет ситуацию. Ну нарожают они, а дальше? Мало кто из нового поколения пойдет на фабрики и заводы. Менталитет не тот, и перевоспитать будет уже некому, потому что коренных уже не останется к тому времени. Не с того конца взялись.
