Вокруг пакта Молотова-Риббентропа, договора о ненападении между нацистской Германией и Советским Союзом, подписанным в Москве 23 августа 1939 года, многие современные СМИ напускают туману, а потом выделяют только отдельные детали. Причем, по незнанию они забывают о контексте или намеренно его игнорируют. Эти «обрывки» фактов в итоге создают впечатление, что Гитлер и Сталин Гитлер и Сталин души друг в друге не чаяли и отправили своих министров иностранных дел, чтобы те побратались и договорились о разделе Польши, причем Сталин поддерживал Гитлера, экспортируя ему сырье.

Например, в статье «Гордость побеждает факты. Российскую интерпретацию пакта Молотова — Риббентроп оберегает даже разведка» содержится столько несоответствий, что в целом ее можно признать дезинформационной. И таких статей много. Подобный подход превалирует и в других СМИ, но не подкрепляется аргументами, которые можно было бы рассмотреть. А ведь основным признаком пропаганды, дезинформации и гибридной войны является целенаправленное уклонение от дискуссии с оппонентами, от сравнений и сопоставлений.

На пути к войне

Но начнем с начала, точнее с того, что предлагается в статье в качестве начала. «В августе 1939 года все постепенно шло к войне в Европе». Это образец типичной манипуляционной техники. Описание начинается с начала конкретного события. Что было до него, что после — потемки. (Всем этим мы еще «насладимся», когда будем праздновать 30-ю годовщину бархатной революции, которая, по словам Петр Питгарта, была не революцией, а передачей власти; этот процесс не мог стартовать 17 ноября 1989 года, а начался намного раньше.) Так когда же Европа встала на путь к войне?

С точки зрения социологии и психологии это произошло вскоре после подписания Версальского договора в 1919 году, который немцы считали позором и (и не только они) поводом для реванша (некоторые историки говорят об одном целостном 30-летнем военном конфликте с 1914 по 1945 год). С точки зрения разведданных и экономики этот период начался с крупных западных инвестиций в немецкую промышленность, прежде всего оборонную.

Так, например, без труда можно узнать, что немецкая фирма «Опель» принадлежала американской компании «Дженерал Моторс» с 1929 года. Американцы владели «Опелем» на протяжении всей войны и потом вплоть до 2017 года. Правда, труднее найти информацию о том, что во время войны происходило с дивидендами. Но доискаться правды можно. Однако кто ее опубликует? И тут мы попадаем опять в ту же ситуацию, как в случае с Питгартом: мэйнстрим последовательно игнорирует неудобные факты, которые опровергают официальную версию.

С точки зрения политики Европа начала путь к войне после прихода к власти Гитлера в 1933 году. С военной точки зрения это произошло после аншлюса Австрии весной 1938 года. С геополитической точки зрения к войне вела политика умиротворения (политики так любят успокоительную тактику «ради спасения мира», разве нет?), которая кульминировала вопиющим Мюнхенским сговором (29 сентября 1938 года), а также британско-немецким (30 сентября 1938 года) и французско-немецким (шестого декабря 1938 года) договором о ненападении.

Таким образом, в статье приводится намеренно неправдивое утверждение, которое не позволяет проанализировать сложившуюся тогда ситуацию и, что главное, узнать, кто и насколько в ней виноват.

Реальность

Далее в статье говорится, что нацисты не скрывали своих намерений посягнуть на восточные территории, и тут же говорится, что Советский Союз, даже понимая это, не принял предложение Франции и Великобритании и выбрал союз с нацистами. Но в реальности британский министр иностранных дел Галифакс ответил на предложение Сталина 23 июля 1939 года согласием начать переговоры. Однако британская и французская делегация так и не прилетели в Москву, а поплыли туда на корабле. Причем не на крейсере, а на пароходе, поэтому прибыли только 11 августа 1939 года.

Можно было начинать переговоры, однако они были бессмысленны, так как ни один из руководителей делегаций не обладал полномочиями подписывать какие-либо политические соглашения. (Только у руководителя французской делегации было право подписать договор о сотрудничестве между армиями, однако и оно зависело от политических договоренностей.) Правда, впоследствии в своих мемуарах Уинстон Черчилль сожалел об этой намеренной сдерживающей тактике. Таким образом, тогда СССР не мог воспользоваться каким-либо предложением, потому что предложений просто не было. Итак, утверждение в статье совершенно не соответствует реальности.

Кроме того, стоить рассказать, какой «помощи» можно было бы ожидать от британцев и французов после подписания соответствующих договоренностей. Ее «масштабы» стали понятны после нападения на Польшу Германией первого сентября 1939 года. Уже третьего сентября 1939 года британцы и французы объявили Германии войну, но потом больше ничего не происходило. Совсем ничего (если не считать перегруппировку войск на французской территории). Немцы преспокойно захватили Польшу.

Впервые британцы вступили в столкновение с нацистами (и потерпели поражение) только в конце апреля 1940 года в Норвегии. Там же с ними (не)встретились французы, которые сначала десантировались, а потом дали задний ход. Историки называют тот период «странной войной», потому что и войны-то никакой не было. После Чехословакии французы с британцами бросили на произвол судьбы и Польшу.

Сферы влияния

В статье говорится, что, подписав пакт Молотова-Риббентропа, точнее секретный протокол к нему, Советский Союз и Германия разделили сферы влияния («Нацисты и большевики подписали союзнический договор, на основании которого два тоталитарных государства разделили сферы влияния в Европе», — написала Дженни Новак третьего сентября на портале forum24.cz).

Это утверждение необходимо уточнить. Вторгшись 17 сентября 1939 года в Польшу, Советский Союз де-факто (с небольшим территориальным приобретением) восстановил свою западную границу по линии Керзона, установленной Верховным советом Антанты в 1919 году. Таким образом, Польшу просто лишили территориальных приобретений межвоенного периода.

Стоит отметить, что с этой захваченной Советским Союзом территории после нацистского нападения на СССР массово депортировалось население. Для местных евреев это было чрезвычайно важно, ведь речь шла об их жизни и смерти. Сталин отдал приказ увезти их «так далеко, чтобы Гитлер до них не добрался».

Содержание

В статье далее говорится, что пакт включал несколько аспектов, одним из которых было тесное экономическое сотрудничество. Это выдумка от начала и до конца. Об экономике речи не шло даже в секретном протоколе. Экономическое сотрудничество СССР с Германией набрало обороты после того, как эти два государства после подписания Рапалльского договора (1922 год) вышли из изоляции. Однако после прихода к власти Гитлер не развивал экономические отношения с Советским Союзом, и Соединенные Штаты с Великобританией постепенно стали вытеснять его из Германии.

СССР поставлял Германии, прежде всего, сырье и зерно, а в обмен получал машиностроительную продукцию, в основном станки, которые впоследствии очень помогли ему одолеть немцев и победить в войне. Но в отличие от Великобритании и США Советскому Союзу на время войны не пришлось принимать закон типа Trading with the Enemy (о торговле с врагом), так как вся его торговля с Германией прекратилась с началом войны.

В отличие, прежде всего, от Соединенных Штатов, где в конце войны расследованием торговли с врагом занимались несколько тысяч человек в Министерстве финансов, поскольку, например, фирма Standard Oil поставляла нацистам нефть на протяжении всей войны.

Секретный протокол к пакту Молотова-Риббентопа, как правило, цитируют не целиком и оставляют без внимания следующий пассаж: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами». Таким образом, о разделении сфер влияния договорились не только СССР и Германия: отдельно подчеркивались и интересы Литвы.

Тактика или дружба?

Оставим в стороне бестолковую теорию о том, что Сталин хотел напасть на Гитлера и что Гитлер лишь превентивно защищался. Не будем также останавливаться на том, что Сталину приписываются «дружеские чувства» по отношению к Гитлеру. Такого не было. Договоры, подобные пакту Молотова-Риббентопа, с нацистами подписали несколько стран. Что касается очередности, то после своего прихода к власти Гитлер первым делом подписал конкордат с Ватиканом. Потом была Польша, с которой нацисты подписали 26 января 1934 года в Берлине договор о ненападении — пакт Пилсудский-Гитлер.

Его подписали министр иностранных дел Константин фон Нейрат и польский посол в Берлине Юзеф Липски. В договоре речь шла, прежде всего, об отказе от применения силы во взаимоотношениях, и два государства обязались все вопросы решать на переговорах. Однако в договоре ничего не говорилось о принципе неизменности границ в отношении третьих стран и допускалась возможность их «пересмотра». (Этим воспользовались поляки, когда в сентябре 1938 года оккупировали Тешинскую область; Черчилль впоследствии так прокомментировал этот эпизод: «Польша с жадностью гиены приняла участие в ограблении и уничтожении Чехословакии».)

Интересно было бы провести анализ и выяснить, не являлся ли текст пакта Молотова-Риббентопа повторением пакта Пилсудского-Гитлера. (Возможно, это моя вина, но текста этого пакта на чешском языке я не нашел.) В апреле 1935 года французская газета Le Bourbonnais républicain опубликовала предполагаемый текст, точнее секретный протокол, этого пакта, полученный якобы от депутата Люсьена Ламуре. В ответ поляки даже не дали опровержение, заявив, что это было бы ниже их достоинства.

Многие историки оценивают советско-немецкий пакт как эффективную и необходимую тактику. После Мюнхенского сговора Советский Союз остался практически в изоляции, поскольку сразу после завершения мюнхенской конференции Чемберлен подписал с Гитлером британо-немецкую декларацию о ненападении, не проконсультировавшись с Францией и даже не сообщив ей об этом. Вскоре подобное соглашение между Францией и Германией в Париже подписал Риббентроп и Жорж Бонне.

Польская политика

Изучая ситуацию накануне войны, мы все ближе подходим к очень щекотливой теме — польской внешней политике. В декабре 1933 года польский министр иностранных дел Юзеф Бек разъяснил Эдварду Бенешу направление польской внешней политики. По его словам, после «трудного периода» в польско-немецких отношениях, когда немецкие власти требовали пересмотра польско-немецкой границы, для Польши ситуация облегчилась (!) с приходом, по словам Бека, лояльного к Польше (!) Гитлера, режим которого для Польши намного благоприятнее (!), поскольку Гитлер с готовностью подписал с Польшей пакт о ненападении.

После подписания пакта о ненападении с СССР (1932 год) Польша, не проконсультировавшись с союзниками, подписала 26 января 1934 года с нацистской Германией упомянутый пакт Пилсудский-Гитлер о ненападении, что значительно ухудшило отношения Польши с Чехословакией и Францией. Однако Чехословакия продолжала полагаться на нейтралитет Польши. Эдвард Бенеш заявил польскому послу Гжибовскому, который пришел к нему 28 января 1934 года сообщить о немецко-польскому пакте, следующее:

«Я расцениваю подписание вашего пакта с Германией как серьезный удар по современной европейской политике. Это означает, что вы поддержите Германию, если она решит полностью отказаться от обсуждения разоружения и начнет запасать оружие. Это означает, что вы покидаете фронт Женевы и даете Германии возможность оправдывать свою экспансивную антиженевскую политику… Все это ставит под удар так называемую французскую систему европейской безопасности и делает невозможным создание нашего общего восточного фронта против немецкой агрессии».

В апреле 1934 года французы представили проект пакта, который должен был гарантировать неизменность восточных границ Германии («Восточное Локарно», поскольку западные границы Германии были гарантированы еще в 1925 году договорами, подписанными в Локарно). Согласно проекту, СССР, Германию, Польшу, Чехословакию и государства Прибалтики обязывались не нападать друг на друга и оказывать помощь в случае нарушения договора одной из упомянутых стран. Но против проекта выступили Германия, Италия и Польша. Последней также удалось склонить на свою сторону Латвию и Эстонию.

Крайне античехословацкий курс

На заседании Лиги наций 13 сентября 1934 года в Женеве Польша вышла из всех договоров о защите национальных меньшинств, а 28 сентября министр иностранных дел Польши Бек заявил: «Польша сообщает, что отныне связывает свою судьбу с судьбой Германии… Польское правительство провозглашает себя отныне свободным от каких бы то ни было обязательств по отношению к Чехословакии и напоминает о своем желании установить общую границу с Венгрией».

Впоследствии польское правительство начало проводить крайне античехословацкую политику, чтобы заполучить всю Тешинскую область, разделить Словакию между Польшей и Венгрией (отдать ей Подкарпатскую Русь) и таким образом создать общую границу с Венгрией, а также помешать выполнению обязательств, следующих из чехословацко-советских военных договоренностей.

В результате Польша рассчитывала добиться привилегий для польского меньшинства в Чехословакии, снизить ее международное значение и, что немаловажно, намного ослабить Малую Антанту, то есть поддерживаемый Францией военно-политический союз Чехословакии, Югославии и Румынии.

Непосредственно после подписания договора в Мюнхене, 30 сентября 1938 года, Польша отправила ультимативную ноту Чехословакии с требованием немедленно передать ей Тешинскую область. Потом Польша предъявила претензии на области Оравы, Спиша и Чадци. Она просто примкнула к сильному. Министр иностранных дел Бек так ответил на возражение о том, что чехословацкая общественность хотела бы союза с Польшей: «Гитлер дает больше».

(Этот чудовищный посев, однако, принес ядовитые плоды, когда приблизительно через полгода уже правительство Словакии отдало предпочтение немецким предложениям, забыв об интересах соседа, и менее чем через год Словакия выделила несколько десятков тысяч солдат для нацистского нападения на Польшу.)

Концепция трех Н

Катержина Гаматова пишет в своей бакалаврской работе «Польша и Восточный пакт» от 2012 года следующее: «Отношения Польской Республики с тремя наиболее важными для нее европейскими странами (Францией, Германией и Советским Союзом) в 1925 — 1934 годах можно обобщить концепцией трех Н. Благодаря своей краткости и легкости для запоминания концепция трех Н может стать хорошим ключом к пониманию польских международных отношений в 1925 — 1934 годах.

С середины 20-х годов до середины 30-х польское отношение к Франции можно охарактеризовать как растущее недоверие, а отношение к Советскому Союзу — как неизменную, исторически обусловленную ненависть. Что касается Третьего рейха, то на него Польша возлагала все большие надежды (по большой наивности)». И далее:

«Юзеф Бек был уверен, что Польская Республика наконец-то проводит независимую политику, и, учитывая польскую значимость для проекта Восточного пакта, вероятно, Бек даже какое-то время считал, что его страна превратилась в европейскую державу. Конечно, подобные наивные представления просуществовали недолго, поскольку межвоенная Польша так и не вышла из-под влияния истинных держав.

Таким образом, Польша вместо того, чтобы занять независимую державную позицию, загнала себя в изоляцию и в подобном незавидном состоянии подошла к событиям лета 1939 года. Нельзя утверждать, что отказ от Восточного пакта стал одним из ключевых событий, которое привело к началу Второй мировой войны. Тем не менее этот факт, несомненно, стал одним из фрагментов трагической для поляков мозаики, то есть способствовал очередному разделу Польши».

В конце я процитирую комментарий польского посла Гжибовского, сделанный им в 1934 году при подписании польско-немецкого пакта: «Это позволит Польше, прежде всего, выиграть время у Германии и лучше подготовиться к конфликту с ней». То есть его аргументы тогда звучали так же, как аргументы Советского Союза пятью годами позже, когда был подписан советско-немецкий пакт. Однако многие современные идеологически предвзятые лжеинтерпретаторы истории не хотят с этим соглашаться, так как контекст того периода позволяет взглянуть на пакт Молотова-Риббентропа в совершенно ином свете.