Некоторые люди начинают свой день с кофе. Другие с вялого голоса Джона Хамфриса (John Humphrys) в программе «Сегодня» (Today). А я начинаю свой день с Чайковского.

Это, несомненно, заслуживающий внимания способ пробудиться утром — громкие звуки литавр, несколько синкоп медной группы оркестра и немного артиллерийских залпов для ровного счета — все это присутствует в увертюре «1812 год». Разумеется, это не то, чего захотел бы сам русский композитор: он считал, что это произведение «очень громкое и шумное» и что у него «нет никаких художественных достоинств». Но вот другое мнение: слушатели радиостанции «Классика ФМ» (Classic FM) назвали увертюру «1812 год» своим самым любимым классическим произведением, они поместили его на самый верх Зала славы, и их решение, конечно же, окончательное.

В настоящий момент не очень модно увлекаться русскими, однако я это делаю уже давно, с того момента, когда мне было 13 лет и я в школе исполняла партию флейты из Симфонии № 2 Александра Бородина. С того времени я увлечена всей оркестровой музыкой этой нации, в том числе Сметаной (так в тексте — прим. пер.), Шостаковичем и Рахманиновым. У этих русских забавные имена, у этой страны захватывающее прошлое, и, кроме того, она имела в политике свой национальный бренд, а для подростка времен Тони Блэра, это было абсолютно увлекательным.

Сегодня, когда мои музыкальные вкусы расширились — теперь в число моих любимых композиторов входят также Малер и Дворжак, — я тем не менее вновь и вновь возвращаюсь к России. Если бы завтра ко мне обратились ведущие программы «Пластинки для необитаемого острова» (Desert Island Discs), то у меня был бы достаточно большой перечень симфоний для выбора.

12-я симфония Шостаковича, так называемая 1917 год, написанная в честь Ленина и Русской революции, была бы в самом верху списка. Я слушаю ее почти каждое утро по дороге на работу, и я все устроила таким образом, что начинаю ее слушать, садясь в автобус, а к тому моменту, когда я на эскалаторе поднимаюсь в свой офис, я уже слушаю grand finale, торжественный финал, и —та-да! — я звезда моего собственного фильма, хотя и излишне триумфального. Этот финал также является одним из любимых произведений главного редактора газеты «Дейли Мейл» (Daily Mail) Пола Дакра (Paul Dacre). Мне приятно думать о том, что у него похожие привычки.

Несмотря на зловредные поступки этой страны, создается впечатление, что наша любовь к Чайковскому — лишь вершина айсберга. Возможно, будет не совсем политично это признать, но все мы подвержены воздействию российской лихорадки, мы увлечены ее столь пламенными, немного пугающими, превосходящими Голливуд историями, которые мы узнаем в школе, историями о том, как были убиты Романовы в очень далеком дворце, историями о Распутине и его бороде, а еще о Ленине, спрятавшемся в пломбированном вагоне поезда. Телеканал Би-Би-Си только что показал сериал «МакМафия» (McMafia); лидер Оппозиции, похоже, не боится носить кепку немного в ленинском стиле, а мы знакомимся с особенностями русских имен на волнах наших радио- и телепрограмм — и все это благодаря коварным деяниям Путина.

А если мир близится к своему концу, то он вполне может это делать под музыку Чайковского.

Кстати, Чайковский сместил англичанина Ральфа Воан-Уильямса (Ralph Vaughan Williams) с первого места в чартах программы «Классика ФМ» — в 2017 году самое любимое произведение нации называлось «Взлетающий жаворонок» (The Lark Ascending). Эти английские анютины глазки представляют собой авокадо оркестровой музыки — немного простоватый, но тем не менее настоящий хит на свадьбах у представителей Поколения Некст. Однако оно идет за Чайковским и Рахманиновым, который в этом году поднялся на второе место, а на четвертом располагается произведение Энигма-Вариации (Enigma Variations) Эдурда Элгара. Оно способно довести до слез даже стоических военнослужащих, и поэтому нужно быть из камня, чтобы его не любить.

Тем не менее тот факт, что вопреки всему, русский занимает первое место в списке радиостанции «Классика ФМ», — триумф вкуса, даже если сам Чайковский с этим бы не согласился.