Когда несколько недель назад по России прокатилась волна массовых протестов, захватывающая дух скорость, с какой обычно весьма благодушно настроенный и лояльный средний класс набросился на Владимира Путина, представляется самой примечательной особенностью всего этого события. В течение двенадцати лет прошедший подготовку в КГБ крутой кремлевский парень, чью власть умело укреплял профессионально срежиссированный образ настоящего мужчины, трезво смотрящего на вещи вкупе с закулисными махинациями коррумпированного и деспотического государства, способствуя его совершенно сбивающей с толку огромной популярности. Когда после заявлений о мошенничестве на парламентских выборах 4 декабря его рейтинг резко упал, это выглядело, словно из гигантского суфле выпустили воздух: за одну ночь популярность Путина, по данным опросов, упала с 70% до едва 51%.
Читайте еще: Немного царской, немного советской традиции
Это было настолько серьезно, что даже Дмитрий Медведев, марионеточный президент, в кабинет которого Путин, по его собственным словам, собирается вернуться в 2012 год, предостерегал в своем выступлении на этой неделе, что политическая система «исчерпала себя», и что без реальных изменений российские правители могут столкнуться с тем, что их власть будет «делегитимизирована». Что, по словам Медведева, «означало бы для нашей страны только одно: развал государства».
Время для нынешних политических судорог в России невозможно было выбрать удачнее. Ровно двадцать лет назад развалился Советский Союз, империя, простоявшая семьдесят лет и испарившаяся за считанные недели, в период с 8 декабря 1991 года, когда Россия, Украина и Белоруссия заявили о своей независимости, до рождества, когда Михаил Горбачев оставил пост президента Советского Союза, заявив, что эта должность больше не существует, и подписал смертный приговор правительству. Эти события оказались настолько травмирующими для многих россиян, живших при старом режиме, что спустя годы Путин, расчувствовавшись, назвал распад Советского Союза «величайшей геополитической катастрофой этого столетия».
Читайте еще: Кто конкурент Путину?
Если вас сбивают с толку новые крутые повороты российской истории, известной своими вывертами, вы будете благодарны йельскому историку, Джону Гэддису (John Lewis Gaddis) за написанную им своевременную и авторитетную биографию Джорджа Кеннана (George F. Kennan): «Джордж Кеннан: американская жизнь» (George F. Kennan: An American Life ). Эта книга вышла как раз вовремя, чтобы снабдить нас путеводителем по России, в очередной раз испытывающей мучительный процесс политической трансформации.
Кеннан практически в одиночку предпринял серьезное исследование России с позиций американского дипломата, и на протяжении всех своих трех периодов работы в американском посольстве в Москве он регулярно отправлял домой доклады, отличающиеся проницательностью и пророческим видением этой страны, не потерявшими актуальности даже для сегодняшнего читателя. Вот какое наблюдение отправил он, например, своему боссу, послу США в Латвии, в 1932 году. В то время Соединенные Штаты еще не признали Советский Союз, Кеннан был молодым человеком, которому не было и тридцати, и он еще не совершил путешествия по России. Однако он уже окунулся в ее историю, язык и литературу и смог предугадать гниение и распад Советского Союза изнутри – в то время, когда другие воспринимали ее как новую сверхдержаву, становящуюся новой силой в Европе.
«Бывшая наиболее нравственно единой страной в мире, - писал Кеннан, - Россия может за одну ночь погрузиться в ужаснейший моральный хаос».
Живя в Москве несколько лет спустя, Кеннан увидел исторические противоречия, подрывавшие основы советского режима – хотя одновременно придававшие ему внешний флер могущества. Русские «привыкли к крайнему холоду и крайней жаре, к длительной праздности и внезапным приливам энергии, к преувеличенной жестокости и преувеличенной доброте, к кичливому богатству и ужасающей нищете, к жестокой ксенофобии и неконтролируемому стремлению соприкоснуться с зарубежным миром, к безграничной власти и самому подлому рабству, к одновременному переживанию любви и ненависти по отношению к одним и тем же вещам». Пытаясь разобраться в силах, борющихся за политическое господство в сегодняшней России, можно докопаться до еще гораздо худшего, чем наблюдения Кеннана.
Это цитата из наброска статьи объемом в двенадцать тысяч слов, которую Кеннан написал для посла Эверелла Гарримана (Averell Harriman) летом 1944 года и которую раскопал для нас Гэддис. В ней содержится очень много кеннановских гениальных догадок о России, начиная от представления о том, что Советский Союз, несмотря на огромные потери по Второй мировой войне, унесшей примерно 20 миллионов его населения, поднимется как «единственная сила, превосходящая любую другую, которая останется на европейском континенте, когда война будет закончена», до выявления культурных факторов, которые в конечном счете приведут к гибели коммунистического государства. «Сила Кремля в значительной мере заключается в том, что он умеет ждать, - пишет Кеннан. – Однако сила российского народа в том, что он умеет ждать еще дольше».
Гэддис смог понять, почему послания Кеннана заслуживают увековечения. «В отличие от почти всех прочих в ту эпоху Кеннан увидел в Советском Союзе временное явление: его вынесло на поверхность российской истории, однако судьбу его будут определять более глубокие течения, чем могли представить себе Маркс, Ленин и Сталин». И снова Гэддис пишет о Кэннане: «Он видел то же, что и другие, но в ином свете… У него было историческое понимание прошлого, которое давало ему пророческое видение будущего».
Еще по теме: У Владимира Путина прямо по курсу шторм
Короче говоря, Кэннан был великим журналистом.
* * *
Однако место Кеннана в американской истории, как и то, что он удостоился биографии Гэддиса, обеспечено не тем, что он увидел в России, но тем, какое отношение, по его словам, это имело к Соединенным Штатам Америки. Кеннан был, и это подтверждает миллион ссылок в «Гугле», «автором политики сдерживания», послевоенной стратегии противостояния Советскому Союзу, легшей в основу холодной войны.
Понятие «сдерживания» как новая форма военно-политической стратегии Запада – третий способ блокировать советы, не подразумевающий капитуляции или еще одной опустошительной мировой войны и построенный на представлении Кеннана о внутренней слабости советской власти. Это было блестящее прозрение, и Гэддис значительную часть написанной им биографии посвятил длившейся десятилетия борьбе Кеннана (он умер в 2005 году в возрасте 101 года) против многочисленных способов использования его идеи для оправдания длительного милитаризованного соперничества с Советским Союзом, соперничества, с некоторыми деталями которого он во многих случаях был категорически не согласен.
Корни концепции сдерживания Кеннана уходят в его стремление обратить внимание Вашингтона на сдвиг в политике Сталина к концу Второй Мировой войны от его союзничества с Соединенными Штатами Америки и Великобритании до соперничества с ними за господство в послевоенной Европе. Однако сам термин утратил это значение, давным-давно он превратился в условное обозначение для всего, что за этим последовало: дорогостоящая безоглядная гонка ядерных вооружений, война во Вьетнаме, шахматный турнир на Ближнем Востоке и в Латинской Америке, оправдываемые противостоянием советскому агрессору. Кеннан был против многого, если не против всего этого, и, однако, его имя оказалось неразрывно с этим связано, отчасти как отражение большей осторожности и вашингтонского здравомыслия его соперников из правительства США, соперников более умелых в придании силовой формы стратегии сдерживания, поддерживаемой американской военной мощью, которой они отдавали предпочтение. Даже сегодня имя Кеннана является условным обозначением той самой политики, которую он так ненавидел. Среди ее представителей можно назвать кандидата в президенты от республиканской партии Джона Хантсмана (Jon Huntsman), который как раз на днях, сокрушаясь по поводу нашей нынешней внешней политики, заявил: «Мы еще не выбрались из западни холодной войны - изобретения Джорджа Кеннана».
Тут можно немного покритиковать книгу Гэддиса, трактат такого рода, какие неизменно называют «авторитетными» и в данном случае это, в общем-то, вполне справедливо. Гэддис дал этой книге – официальной биографии, на подготовку которой ушло почти тридцать лет – подзаголовок: «Американская жизнь», и он подробнейшим образом описывает критику Кеннаном своей родной страны. Однако Гэддис гораздо менее убедителен, когда пытается показать, что Кеннан был в какой то мере исследователем Соединенных Штатов, как и России. Действительно, некоторые из более ранних текстов, как признает сам Гэддис, характеризуют Кеннана как довольно плохо информированного представителя элиты (при этом крайне нетерпимого и с налетом антисемитизма), презирающего демократическую политику своей родины, несмотря даже на то, что в 1930-е годы в Европе уже оформилась пара тоталитарных чудовищ. Большую часть своей долгой жизни после завершения звездной дипломатической картеры Кеннан писал статьи и преподавал в Institute for Advanced Study в Принстоне, штат Нью-Джерси; он рассматривал ошибки политических сражений в Вашингтоне, которые всегда презирал.
Вот почему мне бы хотелось здесь больше поговорить о Кеннане как специалисте по России, чем о Кеннане - американском стратеге.
Благодаря внимательнейшим наблюдениям Кеннана, его язвительной прозе и его глубокому пониманию страны и ее народа американцы в ХХ веке получили счастливую возможность познакомиться с его свидетельствами о сталинской России – свидетельствами человека, который не разводит руками в смятении, не принимает желаемое за действительное, не выступает в роли сочувствующего и не подвержен какому-либо иному недугу, свойственному столь многим западным авторам, пишущим о Советском Союзе.
Читайте еще: Советские протесты после выборов и советское прошлое
Это важное наследие Кеннана, которое нам еще только предстоит полностью осознать. Действительно, традиция неправильного понимания России ведет благородное происхождение от Вашингтона, и я сам столкнулся с ней, когда в начале 2000-х годов писал о восхождении Путина для Washington Post. В те годы Путин сыграл роль реконсолидирующей силы в Кремле, он прибрал к рукам независимые средства массовой информации, бросил за решетку или изгнал из страны потенциальных политических оппонентов, отменил процедуру выборов губернаторов и создал новый аппарат госбезопасности из остатков советского полицейского государства, которым удалось пережить девяностые. Однако вернемся к Вашингтону; среди его обитателей были такие, которые многие годы упрямо верили в то, что Путин не в точности такой, каким представляется. Помните, как Джордж Буш заглянул «в его душу» в 2001 году? Он был не единственный. Мы видели многих людей, среди высших чинов американского правительства и среди западных граждан, живущих в Москве и столь страстно желавших заниматься бизнесом с возрождающимся Кремлем, что готовы были не замечать очевидного. Сегодня Белый дом сталкивается с аналогичной проблемой, когда президент Обама, сделавший своим коньком «перезагрузку» отношений после ледяной натянутости последних лет правления Буша, оставляет теперь своему госсекретарю роль лектора, просвещающего Путина о демократии. Сможет ли американская администрация правильно понять Кремль на этот раз?
Кеннан хорошо понимал опасность неправильного понимания России Вашингтоном; это понимание составляет кульминацию захватывающей книги Гэддиса. 22 февраля 1946 года больной Кеннан, лежащий в своей московской квартире, получил информацию из Вашингтона о речи Сталина, которую тот произнес несколько недель назад. В этой речи, произнесенной в Большом Театре и, как пишет Гэддис, «слишком очевидно предназначенной для его победы на выборах», не содержалось ничего особенно нового для Кеннана; она была настолько стандартной, что он сначала просто вкратце передал сообщение о ней в Госдепартамент.
Однако, как любой хороший журналист, он отозвался на требование начальства написать статью для первой полосы. И он создает шедевр из пяти тысяч слов, где в пылких выражениях разбирает этот документ, подводя итог всему, что увидел за шесть долгих зим в России, от ядовитого сплава российского национализма с интернациональным коммунизмом до слабости чрезмерно огромной страны, претендующей на звание империи, которую она, однако, не способна полностью вобрать в себя; страны, которой удалось подавить свой народ, но полностью покорить который она не в силах.
Это была знаменитая «длинная телеграмма» Кеннана, и она произвела в американских политических дебатах эффект разорвавшейся бомбы – отнюдь не потому, что Кеннан держал руку на пульсе политических сражений в округе Колумбия, но потому, что он знал Москву, когда это было важно. «Это поразило Вашингтон, - вспоминал позднее Гарриман, – и как раз вовремя».
