Холодным и промозглым январским вечером в Мурманске в январе 1990 года мое внимание впервые привлекло название Цыпнаволок. Передо мной сидел 73-летний Бьярне Йорстад (Bjarne Jørstad) и на прекрасном норвежском рассказывал о своих детстве и юности, проведенных в норвежском рыбацком поселке на полуострове Рыбачий на самом северо-западе России.
То, что он рассказывал, было чрезвычайно интересно.
Россия привлекала норвежцев
22 ноября 1868 года царь Александр II объявил о мерах, которые должны были побудить людей к переселению на Кольский полуостров. Целью было заинтересовать людей в переселении в приграничный регион, в котором практически никто не жил. Среди обещанных мер были, в частности, освобождение от уплаты налогов в торговле, право на беспошлинный ввоз и торговлю, а также право на получение кредитов на выгодных условиях.
Меры эти возымели действие немедленно, и в течение нескольких лет несколько десятков норвежских колонистов с семьями переселились в Россию.
«Мы занимались рыболовством и охотой на оленей. Цыпнаволок был успешным и весьма жизнеспособным поселением. У нас был русский учитель, так что мы ходили в школу и учили русский», — рассказывал Бьярне Йорстад.
До Первой мировой войны большинство жили на полуострове Рыбачий. Речи о какой-то большой норвежской диаспоре в России не было никогда. Согласно российским источникам от 1915 года, на побережье Мурманского залива было 290 колонистов. Они сохраняли контакты с Вардё и Норвегией в целом, а их место жительства позволяло сочетать торговлю и рыболовство в Баренцевом море.
Но вскоре удача от них отвернулась.
После русской революции над Цыпнаволоком постепенно стали сгущаться тучи.
Поездка в покинутую колонию
У меня появилось четкое представление о том, как все должно выглядеть в Цыпнаволоке, но все никак не было возможности туда съездить.
Полуостров Рыбачий был закрытой зоной. Получить разрешение отправиться туда очень сложно, но некоторые послабления для туризма предоставили нам возможность, которой мы сумели воспользоваться. Вячеслав («Слава») Шишов специализируется на организации туристических поездок по Кольскому полуострову. Я встретился с ним в Титовке. Примечательное местечко между Мурманском и Киркенесом, где останавливаются большинство из тех, кто едет по этому маршруту: выпить кофе в маленькой хибаре, которая выполняет функции кафе.
«Посмотрим, получится ли. Там в районе были военные учения», — сказал Слава по телефону за день до нашей встречи.
Это могло означать ужесточения контроля при поездках на полуостров Рыбачий. Но попытаться надо было — больше ничего не оставалось.
Мы, то есть я сам и постоянный оператор NRK Юрий Линкевич, Слава Шишов и двое его друзей, Борис и Вадим. Двое последних предоставили свои внушительные Тойоты Ландкрузеры. Скоро нам предстояло на собственном опыте убедиться в том, что, японские четырехколесные монстры станут для нас дороже золота на пути в Цыпнаволок.
Пропустят ли нас военные?
Вскоре после того, как мы свернули с хорошей дороги, ведущей из Киркенеса в Мурманск, машины запрыгали по дороге, которая когда-то была вполне пригодной к езде грунтовкой.
Скорость снизили до 20 км, и вдруг нам повстречалась колонна БТР-ов.
Означало ли это, что учения закончились? Вскоре показался Муотка-фьорд, и неожиданно оказалось, что там КПП.
Впрочем, солдат нам улыбался. Он только захотел посмотреть паспорт водителя, Владимира, и записал номер автомобиля. А потом дал нам сигнал ехать дальше.
Революция и изоляция
Революция 1917 года в России самым драматическим образом изменила положение норвежских колонистов на Кольском полуострове. Контакты с Норвегией прервались, и норвежцы стали частью огромных перемен там, что стало новым государством — Советским Союзом.
В 1930 году колонисты вошли в рыбацкий колхоз «Полярная звезда». Благодаря современному снаряжению и новым судам рыбакам «Полярной звезды» удавалось наращивать в 1930-е годы уловы, что делало норвежцев одними из самых зажиточных в этой части СССР.
«К началу коллективизации мы хорошо зарабатывали на рыбе, но потом началось ужесточение. Постепенно многих из нас стали арестовывать и высылать. Мы больше никогда их не видели», — рассказывал Бьярне Йорстад.
Норвежских колонистов обвиняли в том, что они поддерживают контакты со своей родиной, Норвегией, и в негативном отношении к советской власти. Норвежцев арестовывали и отправляли в ссылку несколькими волнами. Тайная полиция НКВД составила квоты врагов народа, подлежавших ликвидации.
Среди расстрелянных были Карл (Karl) и Рагнвальд Ульсен (Ragnvald Olsen), Герман (Herman) и Густав Аронсен (Gustav Aronsen), Арне Турсен (Arne Thorsen) и Эмиль Мартинсен (Emil Martinsen), все они были рыбаками в Цыпнаволоке. Они были расстреляны в Ленинграде 21 сентября 1937 года и похоронены в братской могиле к северу от города. Каждый четвертый из норвежской колонии, насчитывавшей около 150 человек, стал жертвой террора. Около 20 норвежцев были убиты или погибли в лагерях в конце 1930-х.
Депортация и голод
Летом 1940 года норвежских колонистов из Северо-Западной России выслали, это было частью плана советских властей, предусматривавшего очистку пограничных районов на западе от так называемых «некоренных элементов».
«Сначала нас определили в Карелию, обрабатывать землю. У нас это не очень хорошо получалось. Мы ведь все были рыбаки. Через год нас перевели в лес, в Архангельск. Тогда стало по-настоящему плохо», — сказал Йорстад и замолчал. Понятно, почему.
В Архангельске условия были очень тяжелые, еды не хватало. Многие норвежцы умерли с голода, и это означало, что норвежской колонии в России пришел конец.
У Цыплячьего мыса
И в 2017 году я вдруг увидел Цыпнаволок, Цыплячий мыс. Он выдается на восток, в Баренцево море. Прошло 25 лет с того времени, когда я часами беседовал с Бьярне Йорстадом и многими другими «кольскими норвежцами», которые тогда были еще живы и помнили, как они жили в Цыпнаволоке. И то, что я увидел, не слишком отличалось от картины, которая заранее сложилась в моей голове.
Мы припарковались около здания голубого цвета, которое когда-то было метеостанцией в Цыпнаволоке. Сейчас тут главный — Александр Попов. Он оборудовал несколько комнат для туристов, которые находят дорогу к одной из самых дальних окраин России.
Начинало смеркаться, но я решил, что непременно должен один пойти вдоль залива туда, где, как мне было известно, располагалась фактория, рыбоперерабатывающая фабрика. Чуть дальше, на самом «Цыплячьем мысу» я увидел остатки большой гавани, они сохранились. Не было только того, что, вероятно, было, пирсом и выдавалось в море.
Небольшой памятник, который генеральный консул Отто Мамелунд (Otto Mamelund) и несколько норвежских энтузиастов поставили летом 2000 года, по-прежнему на месте. Православный крест в память о советских солдатах, павших во время Второй мировой войны, стоит у территории фабрики.
Где жили норвежские семьи?
На следующий день настало время осмотреть заброшенную норвежскую колонию. Александр Попов много лет живет здесь большую часть года и поэтому быстро нашел места, где стояли дома.
С собой у меня была карта, которую нарисовали мне «кольские норвежцы», и мы быстро установили, что тут, вероятно, стояли дома семей Эйен (Øien) и Йорстад (Jørstad).
Чуть дальше на юг — то, что когда-то было домом семьи Фредриксен (Fredriksen), одной из самых зажиточных среди колонистов. У семьи был небольшой магазин. Она стала одной из первых, высланных из норвежской колонии в 1930-е годы.
Норвежские кровати
Мы проехали мимо маяка и того, что норвежцы называли Вестербукт (Vesterbukt, Западная бухта). Здесь, в частности, жили семьи Хансен (Hansen), Свендсен (Svendsen) и Турсен (Thorsen), здесь Александр нашел остатки нескольких кроватей, которые, как он сказал, точно остались после норвежских колонистов.
«Посмотрите, здесь и орнаменты, и монограммы, и это не похоже на типично русское», — сказал он. Я взял с собой спинку того, что когда-то, должно быть, было детской кроваткой. Может, в Норвегии найдется кто-то, кто сможет определить, когда и где она была сделана?
И только на один вопрос мы не получили ответа. Где норвежские колонисты хоронили своих умерших? По словам тех, с которыми я разговаривал в 1990-е годы, кладбище располагалось между Вестербукт и самым Цыпнаволоком. Но Александр Попов ничего не видел и ничего не слышал об этом. И пообещал быть начеку в случае чего.
Вячеслав Шишов, в последние годы совершивший с туристами несколько походов по полуострову Рыбачий, сказал, что видел могилу, на которой, как он считает, что-то написано по-норвежски. Если мы хотели ее увидеть, нам надо было ехать еще дальше на северо-запад, к Губе Вайда.
Норвежская могила
«Идите за мной», — велел Слава после того, как мы припарковали машины немного восточнее того места, где сегодня находится сама Вайда-губа. Перед нами было семейное кладбище состоятельной норвежской семьи.
Сейчас здесь остался только надгробный камень Эмилие Юнасине Пильфельдт (Emilie Jonasine Pihlfeldt), родившейся в Левангере в 1840 году и умершей на Рыбачьем в 1900 году. В земле была яма, которая могла указывать на то, что ее могила или какая-то другая могила, пусты, а останки перевезены, возможно, в Норвегию. Семейство Пильфельдт в свое время было одним из самых зажиточных, занималось в этих местах торговлей.
В конце пути
Часть «кольских норвежцев», переживших войну, после 1945 года вернулась в Мурманскую область. Но речи о том, чтобы возродить норвежское поселение — такое, каким оно было в Цыпнаволоке до 1940 года, не было никогда.
После того, как Перестройка и Гласность году в 1990-м открыли границы между Норвегией и Россией, многие потомки норвежских колонистов с Кольского полуострова предпочли вернуться на родину своих предков.
Мое путешествие тоже подошло к концу. Я увидел и Цыпнаволок, и могилу одной из норвежских колонистов. Но меня, наверное, никогда не отпустит этот эпизод из истории норвежской эмиграции.
