Франция возвращается. Это безусловный факт на международной арене и в Европе, особенно с тех пор, как внимание Ангелы Меркель поглощено тем, как удержаться на своем посту. После встречи с главой британского правительства Терезой Мэй французский лидер должен встретиться с канцлером ФРГ 19 января в Елисейском дворце, чтобы обсудить «будущее Европейского союза». В то же время раньше, когда речь шла о принятии важных решений посреди греческого кризиса или в разгар напряженности с мигрантами, все летели в Берлин…
Стоит отметить и другой символический момент: 12 января Йерун Дейсселблум (Jeroen Dijsselbloem) передал полномочия председателя еврогруппы Марио Сентено (Mario Centeno) в посольстве Португалии в Париже. Это говорит о многом. Как и визит Себастьяна Курца в Париж в тот же день. Молодой австрийский канцлер приехал подтвердить проевропейские обязательства после формирования правительства с ультраправыми. Побывал он и в Берлине. Но только пять дней спустя.
Европа занимала центральное место в программе кандидата Макрона, и тот сегодня берет на себя ответственность как новый лидер Евросоюза, разобщенного и пошатнувшегося из-за Брексита. Он произносит все новые речи (в Афинах о европейской демократии или в Сорбонне о десятках потенциальных реформ) и отстаивает более активную интеграцию в еврозоне. «Макрон приобрел влияние из-за вакуума. Он заполнил пустоту, но ему будет непросто удержать позицию при отсутствии надежных союзников, — считает директор Института Жака Делора Себастьен Майяр (Sébastien Maillard). — Ему еще предстоит подтвердить умение убеждать, пусть он и умеет продвигать свою точку зрения».
Изменение европейского курса
«Взгляните нашей эпохе в лицо (…). У вас нет выбора!» — говорил Макрон в Сорбонне «всем европейским лидерам». Глава государства рассуждал о «разноуровневой» Европе, в рамках которой одни могли бы продвигаться вперед без торможения со стороны других. Кроме того, он выступил за пробуждение ото сна ЕС, который пока что представляется ему «слишком слабым, медлительным и неэффективным». «Сначала он слегка нас напугал, — признает один брюссельский дипломат. — Мы опасались, что он обострит раскол, в первую очередь с востоком. Как бы то ни было, он играет очень важную роль. Нам было нужно, чтобы франко-немецкий двигатель вновь начал работать».
Помимо речей, Макрону удалось изменить европейский курс. Первые страницы предварительного соглашения о коалиции с Германией посвящены Европе, поскольку он отстаивает идею возобновления сближения между экономиками еврозоны. Кроме того, упор делается на формировании инструментов бюджетной стабильности на случай нового кризиса. Все эти инициативы еще предстоит детально обсудить с Берлином и другими столицами.
В конце октября 2017 года, после активного лоббирования и при поддержке Еврокомиссии Юнкера, президенту удалось убедить восточноевропейские страны (за исключением четырех, в том числе Польши и Венгрии) принять ревизию директивы о работе в других государствах. Договоренность с Европейским парламентом еще не найдена, однако это достижение уже можно рассматривать как первый символический успех.
Его призывы к формированию зародыша европейской обороны тоже дали о себе знать. В этой сфере он может записать на свой счет принятый в ноябре прошлого года проект «постоянного структурированного сотрудничества», который должен запустить совместные оружейные программы, заполнить ряд пробелов в снаряжении и облегчить проведение совместных операций. Как бы то ни было, нам еще далеко до президентских проектов о формировании общих сил и военной доктрины или даже общих бюджетов.
Макрон также отстаивал введение налога на интернет-гигантов и пересмотр торговой политики Евросоюза. Тем не менее в этой сфере сопротивление очень сильно: Люксембург, Ирландия и Нидерланды тормозят инициативы по налогообложению в стремлении сохранить свою экономическую модель. Кроме того, Швеция и Нидерланды беспокоятся насчет его требования по поводу контроля над китайскими инвестициями в ЕС и опасаются возвращения «протекционистских» рефлексов.
Что касается других европейских лидеров, не все готовы последовать за молодым коллегой, однако они внимательно прислушиваются к нему. Его идея о формировании демократических собраний с представителями гражданского общества сначала вызывала скептицизм, однако теперь у нее появились подражатели. Бельгия, Люксембург и Ирландия намереваются провести аналогичные инициативы весной. Размещение в Париже Европейского банковского управления во многом объясняется волей случая (Дублин проиграл жеребьевку), однако усиливает восприятие значимости роли Франции.
Тереза Мэй на втором плане
Выбор Марио Сентено главой еврогруппы (неофициальное правительство еврозоны) является проявлением этого неприятия. Позиция канцлера по миграционному вопросу (в первую очередь это касается споров по распределению мигрантов в ЕС) настроила против нее большинство стран Центральной Европы.
В Лондоне премьер Тереза Мэй отошла на второй план из-за Брексита. В Риме глава правительства Паоло Джентилони готовится к намеченным на 4 марта выборам, на которых ему грозят Движение пяти звезд и возвращение поддерживающих Берлускони правых. В Мадриде Мариано Рахой вынужден бороться с каталонскими сепаратистами за сохранение единства Испании.
После победы над кандидатом от Национального фронта Марин Ле Пен (Marine Le Pen) глава государства пользуется угрозой ультраправых для продвижения лозунга о «защищающей Европе». «Успехи ультраправых связаны с нашей неспособностью справиться со страхами, которыми они питаются», — заявил он на недавней встрече с Себастьяном Курцем. В этой связи он отстаивает необходимость «гуманной, но жесткой» миграционной политики с неясностями насчет продвигаемых Брюсселем и Берлином квот на беженцев.
Но устойчиво ли это возвращение Франции на первые роли? Получится ли у Макрона убедить партнеров в необходимости реформ еврозоны? Хотя его идея о совместных бюджетных возможностях постепенно прокладывает путь, предложение о Министерстве финансов еврозоны не пользуется единогласной поддержкой, а о его словах насчет потенциального парламента предпочитают вообще не вспоминать.
Другой проверкой влияния Франции станет воздействие Макрона на будущие назначения в руководстве Еврокомиссии и Евросовета в 2019 году. Пока президент не определился с тем, к какой политической группе примкнуть на европейском уровне, что необходимо, если он хочет заявить о себе.
Присоединится ли он к «Либералам и демократам» или сформирует европейскую «Вперед!», попытавшись переманить сторонников у Народной партии Ангелы Меркель и Социал-демократической партии? Сможет ли положиться на поддержку либеральных премьеров Бельгии, Нидерландов и Люксембурга, и будет ли у него достаточно влияния, если Италия сместится вправо? Сможет ли он устоять под напором популистских правительств Польши и Венгрии, которые оспаривают лежащие в основании ЕС ценности либеральной демократии?
Если президент хочет, чтобы ему доверяли, нужно, чтобы дефицит французского бюджета устойчиво находился в пределах 3% ВВП. Этого удалось добиться в 2017 году, но еще предстоит подтвердить в 2018 году. А если у Меркель не получится сформировать коалицию с социал-демократами, что повлечет за собой проведение новых выборов, окно реформ до европейских выборов 2019 года закроется.
