Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
The Atlantic пишет, что на фоне мнимой победы в холодной войне, американцы стали неоправданно легко относиться к угрозе войны атомной. Автор считает, что Америка лишилась внятной ядерной стратегии. Ее "коллективная атомная амнезия" подрывает национальную безопасность страны. США и ее лидеры должны реально понимать весь ужас Апокалипсиса.
Американцы не должны игнорировать угрозу, которую представляет атомное оружие.
У нас в Америке была долгая передышка от размышлений о ядерной войне. Холодная война закончилась более 30 лет назад, когда Советский Союз был демонтирован и заменен Российской Федерацией и дюжиной других стран. Китай в то время еще не был значительной ядерной державой. Северокорейская атомная бомба была чисто условной угрозой. Страх перед перерастанием большой войны в Европе в ядерный конфликт исчез тогда из общественного сознания.
Сегодня китайский ядерный арсенал может уничтожить большую часть США. У северокорейцев есть запас атомных бомб. А Российская Федерация, унаследовавшая советский ядерный арсенал, начала большую военную спецоперацию на Украине. Когда она началась, президент России Владимир Путин приказал привести ядерные силы своей страны в повышенную боевую готовность и предупредил Запад, что любое вмешательство в его спецоперацию будет иметь "последствия, которых вы никогда еще не испытывали в своей истории". И внезапно только что бывшее немыслимым снова кажется возможным.
Было время, когда граждане Соединенных Штатов постоянно думали об атомном оружии. Реальность ядерной войны постоянно присутствовала в их жизни. Возможный ядерный конфликт приобрел апокалиптический смысл и вошел в американское сознание не только через новости и политику, но и через массовую культуру. Кинозрители в 1964 году смеялись, наблюдая, как Питер Селлерс играет президента и его зловещего советника в "Докторе Стрейнджлаве, или как я перестал волноваться и полюбил атомную бомбу" (резко сатирический антивоенный фильм Стенли Кубрика 1964 года — Прим. ИноСМИ), неуклюже прокладывая путь к ядерной войне. Несколько месяцев спустя они были в ужасе, когда вымышленный президент актера Генри Фонда приказал сжечь Нью-Йорк в оправдание перед русскими в фильме "Система безопасности" (фильм классика американского кино Сидни Люмета 1964 года о случайном начале ядерной вой-ны — Прим. ИноСМИ). Ядерная война и ее терминология — Апокалипсис, массовое убийство, первый удар, тяжелые последствия — вскоре стали постоянными темами всех видов развлечений. Мы не только много знали о ядерной войне — мы ее ждали.
Но во время холодной войны мы все же относились к ядерной угрозе весьма вдумчиво. Академики, политики и активисты спорили по телевидению и в колонках о том, сколько ядерного оружия нам безопаснее иметь: больше или меньше. СМИ представляли анализ сложных вопросов, связанных с ядерным оружием. Телеканал CBS, например, в 1981 году показал беспрецедентный пяти-серийный документальный сериал о национальной обороне. А когда в 1983 году другой телеканал ABC продемонстрировал фильм "День спустя" о последствиях глобальной ядерной войны для маленького городка в Канзасе, он сделал это не только для того, чтобы услужить обществу, но и для того, чтобы достичь "золотого" рейтинга. Фильм смотрел даже президент Рональд Рейган. (В своем дневнике он отметил, что "День спустя" был "очень эффектным" и оставил его "сильно подавленным".)
Я был среди тех, кто очень много думал о ядерном оружии. В первые дни своей карьеры я был советологом, владеющим русским языком и работавшим в аналитических центрах и правительственных учреждениях ради того, чтобы вскрыть "черный ящик" стратегии и намерений Кремля. Эта работа была беспокойной. Однажды при обсуждении различных ядерных сценариев, один мой коллега как ни в чем не бывало заметил: "Да, в этом случае мы потеряем всего 40 миллионов". Он имел в виду 40 миллионов человек.
Однако окончание холодной войны привело к эпохе национального забвения ядерных проблем. Мы забыли о ядерной войне и сосредоточились в основном на том, чтобы не допустить попадания ядерного оружия в "неправильные руки", что отражало после 11 сентября 2001 года американскую озабоченность государствами-изгоями и террористами. Это перемена акцентов имела очень тревожные побочные эффекты. В 2008 году высокопоставленная комиссия, возглавляемая бывшим министром обороны Джеймсом Шлезингером, забила тревогу: новое поколение специалистов по ядерному оружию в ВВС и ВМС не понимает своей задачи. В 2010 году председатель Объединенного комитета начальников штабов адмирал Майкл Маллен предупредил, что американские военные ВУЗы больше не выпускают специалистов по ядерной стратегии. "У нас в вооруженных силах больше нет никого, кто бы этим занимался", — сказал тогда Маллен.
Лично я убедился в этом в Военно-морском колледже, в аспирантуре для средних и старших офицеров США, где я преподаю более 25 лет. Ядерные вопросы выпали из учебных программ практически сразу после окончания холодной войны. Я помню, как один майор ВВС подошел ко мне после занятий и сказал, что до моей лекции в тот день он никогда не слышал о "гарантированном взаимном уничтожении" — той самой концепции, которая лежит в основе ядерного сдерживания.
После окончания холодной войны избирателям тоже стало все равно. Во время холодной войны, независимо от того, какие другие вопросы могли быть подняты в ходе предвыборной кампании, каждые президентские выборы были отмечены беспокойством общества о том, чей палец будет находиться на "кнопке". В 1983 году Рейган — едва ли искушенный в политике, а тем более в ее деталях президент — попросил полчаса без перерыва на телеэкране в прайм-тайм, чтобы говорить избирателям о своем оборонном бюджете и своих планах относительно национальной системы противоракетной обороны, изобилующих диаграммами и графиками. И миллионы американцев внимательно слушали Рейгана и смотрели на графики. Но когда в 2015 году Дональда Трампа спросили во время первичных дебатов в Республиканской партии о ядерных силах США, он смог только сказать: "Разрушительная сила ядерной мощи очень важна для меня". Такой ответ когда-то был бы дисквалифицирующим для любого кандидата. На этот раз миллионы американцев только пожали плечами.
Возможно, после холодной войны и стало неизбежно, что серьезные размышления о ядерном оружии будут спрятаны, как выразился несколько лет назад один специалист по ядерному планированию НАТО, подобно "сумасшедшей тете на чердачном этаже".
Но окончание холодной войны не разрешило самый важный вопрос, который мучил ядерных стратегов с 1945 года: что на самом деле делает ядерное оружие для тех, у кого оно есть? Американский аналитик по вопросам безопасности Бернард Броди заявил в середине 1950-х годов, что ядерное оружие представляет собой "конец стратегии", поскольку никакая политическая цель не может оправдать высвобождение его апокалиптически разрушительной силы. В 1980-х годах политолог и исследователь проблемы ядерного сдерживания Роберт Джервис усилил эту мысль, отметив, что "рациональная стратегия применения ядерного оружия является сама по себе противоречием".
Однако американские лидеры не могли позволить себе роскошь объявить ядерную войну безумием, а затем начать игнорировать эту тему. Рассвет холодной войны и рождение Бомбы произошли почти в одно и то же время. Советский Союз, прежде наш союзник, стал тогда нашим врагом, и вскоре его ядерный арсенал был направлен на нас, точно так же, как наш был направлен на него. Кто-то должен был подумать о том, что может произойти дальше.
Размышляя о начале ядерной войны, британский стратег Майкл Ховард всегда задавался вопросом: за что будет такая война? Почему она вообще может случиться?
История дает ответ и напоминает нам, что опасности прошлого остаются с нами и сегодня. Американский ядерный арсенал был создан, когда Соединенные Штаты справились с серией послевоенных кризисов. От берлинской блокады до горячей войны в Корее коммунистическая угроза, казалось, беспрепятственно распространялась по всей планете. К 1950 году коммунистический блок простирался от Финского залива до Южно-Китайского моря. Поскольку этот блок превосходил Америку и ее союзников численностью и вооружением, ядерное оружие и угроза его применения казались на Западе единственным выходом.
Ядерное планирование в этот период определялось суровым диктатом географии. Советский Союз располагался на двух континентах и в 11 часовых поясах. В своей североамериканской крепости Соединенные Штаты были в относительной безопасности от всего, кроме прямой советской стратегической ядерной атаки. Но как Вашингтон мог защитить НАТО в Европе и других своих союзников, разбросанных по всему миру? Поскольку Германия тогда была разделенной нацией, а Берлин — разделенным городом, любой потенциальный конфликт в Европе всегда был бы потенциально выигрышным для Советов и их танков, которые могли свободно катиться по европейским равнинам.
Это создало базовую структуру будущей Третьей мировой войны таким образом, что каждый американец того периода мог понять: независимо от того, как и где Восток и Запад могут вступить в крупный военный конфликт, Советы обязательно вынесут конфронтацию в Европу. Кризис может начаться где-то еще — может быть, в Карибском бассейне, может быть, на Ближнем Во-стоке, — но сама война переместится в Германию, а затем превратится в глобальную катастрофу. Американские стратеги пытались продумать возможность "ограниченных" ядерных войн в различных регионах, но, как позднее признал Шлезингер в Конгрессе, ни один из сценариев не оставался "ограниченным" надолго. Все вернулось бы к эскалации в Европе.
Это был не праздный страх. Например, в 1965 году, когда Соединенные Штаты начали бомбить Северный Вьетнам, советский генеральный штаб предложил провести "военную демонстрацию" неуточненного характера, направленную на Берлин и Западную Германию. "Мы не боимся приблизиться к риску войны", — сказал тогдашний министр обороны СССР Леониду Брежневу и другим советским лидерам. В то время кремлевское руководство отклонило предложение министра обороны, и этот эпизод держался в секрете десятилетиями. Но Кремль и его высшее советское военное командование продолжали планировать быстрый и решительный разгром НАТО в Германии, где бы ни начался кризис. Они знали, что это их лучший выбор, и мы знали об этой их уверенности тоже.
Как только война переместилась бы в Центральную Европу, события развивались с жестокой неизбежностью. Единственный способ, которым Соединенные Штаты могли бы остановить такое нападение, — это немедленно применить на поле боя ядерное оружие небольшой мощности и малой дальности. По мере продвижения советских войск мы наносили бы им удары — на территории НАТО — этим "тактическим" оружием. Советы ответили бы тем же. Затем мы поразили бы больше целей по всей Восточной Европе более мощным и дальнобойным оружием, надеясь остановить Советы. Опять же, Советы ответили бы нам так же. С таким количеством ядерного оружия в игре, и с хаосом и паникой, охватившей лидеров СССР и США, та или иная сторона могла испугаться более крупного нападения и поддаться искушению нанести упреждающий удар по стратегическому ядерному оружию в сердце Америки или Советского Союза. За этим последовала бы полномасштабная ядерная война. Миллионы умерли бы сразу. Миллионы других погибли бы позже.
США и НАТО не только ожидали этой ядерной эскалации, но и угрожали стать инициирующей ее стороной. В этой политике была своя ужасающая, но элегантная логика. По сути, Запад говорил Кремлю, что применение ядерного оружия произойдет не потому, что этого может пожелать какой-то неуравновешенный президент США, а потому, что вероятные советские успехи на поле боя сделают его неизбежным выбором для НАТО.
К 1960-м годам развитие технологий позволило и Востоку, и Западу разработать так называемую "ядерную триаду", состоящую из стратегических бомбардировщиков, стратегических ракет подводного базирования и межконтинентальных ракет наземного базирования. Арсеналы с обеих сторон вскоре исчислялись десятками тысяч. На таком уровне противостояния даже самые агрессивные ястребы времен холодной войны понимали, что при полном обмене ударами взаимное уничтожение США и СССР неизбежно. Подробные и четкие военные планы рухнули бы через несколько дней — или даже часов — и превратились бы в то, что стратег-ядерщик Герман Кан назвал "судорож-ной" или "бесчувственной" войной, когда большая часть Северного полушария стала бы представлять собой океан стекла и пепла.
Реальность того, что ядерная война означала полное опустошение для обеих сторон, привела к появлению концепции "взаимного гарантированного уничтожения", или MAD (термин был придуман американскими стратегами). MAD сначала был не столько политикой, сколько простой реальностью. В начале 1970-х Соединенные Штаты предложили обеим сторонам превратить эту реальность в определенную политику: сверхдержавы должны признать, что у них достаточно оружия, и пришло время установить ограничения. Советы, с некоторыми оговорками, согласились. Гонка к взаимному уничтожению была поставлена на паузу.
Сегодня MAD остается в центре стратегического сдерживания. Соединенные Штаты и Россия сняли некоторое ядерное оружие с немедленного старта, но его многие виды по-прежнему готовы к применению в считанные минуты. По договору Вашингтон и Москва ограничились 1550 атомными боеголовками каждая. Основная идея заключается в том, что эти цифры лишают любую из сторон возможности уничтожить ядерный арсенал противника первым ударом, но при этом сохраняют возможность уничтожить не менее 150 городских центров в каждой стране. В мире ядерного оружия это прогресс.
Распад Советского Союза изменил многое, но в ядерной сфере перемен почти не произошло. Ракеты и их боеголовки остались на месте. Они продолжают ждать на безмолвной службе. Расчеты в шахтах, экипажи подводных лодок и бомбардировщиков теперь состоят из внуков и правнуков людей, создавших первое ядерное оружие и разработавших планы его применения. И все же в течение многих лет мы вели международную политику так, как будто мы каким-то образом решили проблему ядерной войны.
Если ядерный арсенал США существует исключительно для сдерживания применения противником ядерного оружия, то пора об этом сказать.
Ядерное оружие — это костыль, на который мы опираемся, чтобы не думать об истинных потребностях и затратах на оборону. Практически без каких-либо обсуждений за 30 лет мы удвоили число стран, находящихся под ядерной гарантией НАТО. Мы говорили о сокращении сил в таких местах, как Южная Корея, и уклонялись от дорогостоящих решений об увеличении нашей военно-морской мощи в Тихом океане. И все потому, что мы думаем, будто ядерное оружие устранит дисбаланс в обычных вооружениях и что само существование ядерного оружия каким-то образом стабилизирует нестабильные ситуации. Беспокойство по поводу того, не рискует ли сама по себе такая уверенная опора на ядерное сдерживание эскалацией и ядерной войной, кажется многим устаревшей. Воспоминания о холодной войне, сказал мне однажды молодой ученый — это своего рода "багаж", мешающий проведению смелой политики.
Это, конечно же, подводит нас к Украине. Война там может поставить четыре ядерные державы — Россию, Соединенные Штаты, Великобританию и Францию — на одно поле битвы, и тем не менее споры по поводу реакции США и НАТО на российскую спецоперацию иногда происходят как бы в "ядерной пустоте". Президент Джо Байден сплотил глобальную коалицию против Москвы, но по-прежнему полон решимости избежать прямого военного конфликта с Россией. Он мудро отказался повышать ядерную готовность США в ответ на объявленный Путины переход на особый режим боевого дежурства сил сдерживания России. Но ему пришлось идти по этому осторожному пути, столкнувшись с требованиями людей, которые, кажется, не находятся под воздействием (или не затронуты) воспоминаниями о холодной войне. Призывы к более агрессивной конфронтации с Россией, в том числе требования создания бесполетной зоны над Украиной, поддержанные американской мощью, выдвинуты рядом видных политических деятелей Америки. Член палата представителей Конгресса республиканец Адам Кинзингер даже внес в Конгресс резолюцию, разрешающую Байдену использовать американскую военную силу против России.
Эти требования игнорируют тот факт, что, как писал ранее в этом году профессор Гарвардского университета Грэм Эллисон, в случае горячей войны между ядерными сверхдержавами "лестница эскалации до конечной глобальной катастрофы в ядерной войне может быть на удивление короткой". Предупреждение Эллисона особенно актуально сегодня, когда Россия и НАТО фактически поменялись местами: Россия теперь уступает в сфере обычных вооружений и угрожает первой применить ядерное оружие, если столкнется с угрозой поражения режима на поле боя.
Наша коллективная амнезия, это наше "Великое ядерное забвение" подрывает американскую национальную безопасность. Американские политические лидеры обязаны правильно разъяснять общественности то, как именно и насколько Соединенные Штаты могут полагаться на свое ядерное оружие для обеспечения своей безопасности. Если мы намерены сократить обычные вооруженные силы США и вернуться к ядерному оружию как к уравнителю на поля боя, то общественность должна знать об этом и думать об этом. Если ядерный арсенал США существует исключительно для сдерживания врага от применения им своего атомного оружия, то пора об этом так и сказать, а заодно и обрисовать последствия такого подхода.
Каждая президентская администрация с 1994 года выпускала "обзор ядерной политики", который якобы должен был отвечать на вопрос, почему у Америки есть ядерный арсенал. Он существует для ведения ядерных войн или для сдерживания ядерной атаки? И каждая администрация фальсифицировала ответ, говоря, что, по сути, это немного того и другого. Это не серьезный ответ. Он уходит от гораздо более глубокого вопроса: если мы на самом деле не хотим применять ядерное оружие, то что мы должны сделать, чтобы наш обычный военный потенциал соответствовал бы нашим международным обязательствам?
Мы привыкли принимать эти отговорки наших лидеров, потому что считаем стратегическое ядерное сдерживание чем-то само собой разумеющимся — как нечто существующее вокруг нас почти независимо от нашей воли, подобно силе гравитации или погоде. Но сдерживание опирается на человеческую психологию, на деятельность и решения реальных людей, которые должны постоянно этим сдерживанием управлять.
Десятилетия такого отрицания сделали американцев плохо подготовленными к размышлениям о множестве вариантов, позволяющих сохранить мир при наличии ядерного оружия. Эффективное сдерживание даже в мире после окончания "холодной войны", требует способности прямо смотреть в лицо реальностям войны ядерной. И это означает еще раз понять, каково это — слышать сирены и задаваться вопросом, являются ли они просто учебной тревогой, или уже нет.
Автор: Том Николс (Tom Nichols) — в настоящее время профессор Военно-морского колледжа США и Гарвардского университета. Его работы касаются России, ядерного оружия и вопросов национальной безопасности США.
