Несколько лет назад Марчин Круль (Marcin Król) опубликовал важную работу — «Европа на пороге краха». В ней он пишет, что наш континент находится в «серьезном политическом, остром цивилизационном и, возможно, смертельном духовном кризисе». Эти слова прекрасно описывают ситуацию, в которой очутился не только наш континент, но и весь Запад. Интриги путинской России, которые мы наблюдаем в последнее время, лишь подтверждают, в насколько глубоком кризисе очутился сегодня западный мир, но причиной сложившейся ситуации стали не они.
В конфронтации с Москвой в первую очередь становится заметна слабость самого нового институционально-геополитического пласта западной цивилизации, возникшего после Второй мировой войны, однако, кризис — это результат прогрессирующего разрушения самого ее цивилизационного фундамента. Я имею в виду цивилизацию в ее традиционном понимании, в случае Запада, говоря метафорически, это синтез Афин, Рима и Иерусалима, который произошел в эпоху позднего средневековья и дал мощный импульс развития той части Европы, в которой существовало западное христианство. С того момента Запад начал стремительно обгонять весь остальной мир. В XVIII и XIX веках к этому добавилась политическая цивилизация, то есть либерализм, принесшая с собой появление капиталистической рыночной экономики. Именно этот фундамент начинает сейчас разрушаться, что ослабляет геополитическую позицию Запада.
Разрушительная деформация принципов
В последние два десятилетия, помимо хорошо описанных демографических и культурных трендов, появились новые причины, по которым Запад начал терять свои позиции на международной арене. Швейцарский историк Гонзаг де Рейнольд (Gonzague de Reynold) писал, что «каждая система разрушает себя сама, позволяя своим собственным принципам приобретать гипертрофированную форму». Как работает это правило, можно наблюдать по меньшей мере в трех сферах жизни Запада.
За этим стояло желание получить прибыль любой ценой. Стремясь облегчить себе задачу, так называемые финансовые рынки старались избавиться от государственного контроля, уверяя, что любые проявления государства в экономике — это анахронизм. На практике приобретшая гипертрофированную форму идея «вашингтонского консенсуса» («либерализация и дерегуляция») обернулась негативными последствиями не только для экономики, но также для политики и общественной жизни.
Вторая сфера, в которой можно наблюдать подобное явление, — это демократия. Ее разрушают не только деньги, но и чрезмерный либерализм, превративший демократию в процедуру согласования противоречащих друг другу частных и групповых интересов, которые невозможно свести к общему знаменателю. Утрачивая эффективность, демократическая система теряла свою легитимность, а пытаясь исправить ситуацию, лишь усугубляла положение. Люди перестали в нее верить.
Свою роль сыграл также либеральный крен в сфере прав человека: появлялись новые индивидуальные и групповые права, привилегии, претензии, но не обязанности, а принцип сохранения культурной и социальной общности был забыт. Кроме того, о чем в последнее время все чаще пишут, либерализм оторвался от своего культурно-этической базы, которая обеспечила ему такой успех в прошлом.
Горький привкус глобализации
Отход США Трампа от глобализации — это закономерное и отнюдь не удивительное явление. Такое развитие событий было неизбежным, ведь в процессе так называемой второй глобализации (начавшейся в 1980-х годах) началось беспрецедентное по своим масштабам имущественное расслоение, которое увеличило разрыв между высоко- и слаборазвитыми странами, а также затронуло жителей отдельных государств. Это не могло не привести к социальным последствиям, отразившимся на политических предпочтениях людей и на результатах выборов.
Вторая глобализация также ускорила темп роста так называемого остального мира (хотя не всего), который стал производить больше товаров, смог снизить цены на них и начать экспорт на западные рынки. На Западе это привело к падению конкурентоспособности промышленности и росту уровня безработицы. Кроме того, вторая глобализация ускорила те процессы, которые запустила первая, то есть, используя выражение Арнольда Тойнби (Arnold Toynbee), подготовила «цивилизационный контрудар». В итоге мы увидели активизацию миграционных потоков из бывших колоний в метрополии и другие западные страны. Волна миграции вызывала популистско-националистическую реакцию, ведь появились отнюдь не теоретические проблемы, связанные с культурной безопасностью и социальной сплоченностью.
Если проблемы миграции, конкуренции и их социально-культурные последствия можно назвать неизбежным итогом фазы экспансии Запада, то его недавние военные операции следует отнести к категории непростительных ошибок, которых можно было избежать, фактически ямой, которую мы сами себе вырыли. Эти операции ослабили международную позицию Запада и стали в каком-то смысле проявлением разрушительного воздействия гипертрофирования собственных принципов, ведь войны вписывались в концепцию либерального интервенционизма, которая появилась в западной политике в последнюю четверть века. Запад неумело, бессмысленно и зачастую нарушая право, создавал настоящие гуманитарные катастрофы, производил невероятные разрушения и провоцировал губительную для себя самого ответную реакцию (терроризм, волны миграции). Одновременно он настроил против себя многие регионы мира. Похожие эффекты принес кризис 2008 года: он пошатнул веру в отсутствие альтернативы западной модели развития, то есть нанес удар по легитимности глобального лидерства Запада.
Меньше Запада в Западе
Это основные (но не единственные) причины по которым в последние годы мы наблюдаем, как Запад переживает распад свой идентичности и невероятно быстро утрачивает прежние позиции на международной арене. Особенно неожиданным и тревожным выглядит то, что Запад теряет свои «геополитические фланги». Президентом США стал политик, ориентирующийся на совершенно незападные ценности и способ мышления, а также отказавшийся от прежней лидирующей роли своей страны в западном мире. Если воспользоваться выражением из области микроэкономики, можно сказать, что Белый дом подвергся «рейдерскому захвату».
Как известно, Дональд Трамп предпочитает поддерживать политическую дружбу с лидерами недемократических государств. При этом эксперты по политическим системам уже некоторое время назад обратили внимание, что США превращаются из демократического государства в как минимум страну с олигархической демократией. Кто будет ей управлять и как, решают большие деньги. Тот же отход от западных ценностей и политических стандартов мы наблюдаем в Центральной Европе, которая в геополитическом смысле присоединилась к Западу только после 1989 года. Считается, что там вновь взяли верх образцы восточной политической культуры (эхо эпохи коммунизма и результат сильного воздействия России).
Приметы распада идентичности Запада видны даже в самом его сердце — в Западной Европе. Симптоматичным примером этого процесса служит спор между канцлером Меркель и ее министром иностранных дел о том, можно ли считать ислам «частью Германии». Ислам, без всякого сомнения, не является частью Запада, а во многих своих проявлениях он был и остается недружественным западной цивилизации явлением. Цивилизационное разложение западного мира, происходящее под воздействием ислама, можно, впрочем, заметить во многих других странах.
В свою очередь, политический разворот, которые совершили США и Великобритания (Брексит), можно назвать концом англо-американского порядка. Это значит, что Запад лишился англосакского элемента, который вносил такой важный вклад в его идентичность и потенциал. Справимся ли мы с такой утратой, скоро станет видно.
В свою очередь, китайцы заявляют в неофициальных разговорах, что избрание Трампа и его политика (или, скорее, отсутствие политики) — это для них дар небес. Вашингтон уступает место Пекину в Восточной Азии и на пространстве, которое Збигнев Бжезинский называл «евразийской шахматной доской», что вызывает оторопь у наблюдателей во всех важнейших мировых столицах. В итоге мы наблюдаем кризис либерального миропорядка, который в последнее время активно обсуждают эксперты. Очень убедительно пишет об этом британский политолог Ханс Кунднани (Hans Kundnani), который концентрирует внимание на экономических и идеологических аспектах этого кризиса, а также его влиянии на сферу безопасности.
К сожалению, все указывает на то, что мы имеем дело не с кризисом, а с крахом международного порядка, который в два этапа (после Второй мировой войны и после окончания холодной войны) внедрял Запад. Сейчас о своем желании взять процесс глобализации под свой контроль заявляют китайцы. Если это произойдет, он станет совсем другим как в плане своего содержания, так и выгод, которые могут извлечь его участники, в том числе «весь остальной мир», частью которого станет Запад.
Страх войны
В вышеописанном контексте становится понятно, почему Россия, во много раз уступающая по силе Западу, добивается таких успехов в конфронтации с ним. Путин свернул на этот курс в 2012 году после возвращения на президентский пост, то есть за два с лишним года до нападения на Украину. В своей стратегии в отношении Запада российский президент использует его внутреннюю слабость, кризис демократии, возрождение авторитарно-националистических тенденций (в особенности в Центральной Европе), рост популярности популистских сил во многих европейских странах и высокую восприимчивость западных политиков к разным формам коррупции, кроме того, он помогает им обрести влияние в своих партиях и сделать карьеру (здесь можно упомянуть Николя Саркози, Виктора Орбана и Дональда Трампа).
Путин также может рассчитывать на внутренние конфликты и столкновения интересов, которые заставляют отдельные страны забыть об интересах всего сообщества, примером чего служат связи Орбана с российским президентом, беспечное отношение Германии к строительству газопровода «Северный поток — 2» или восхищение Трампа хозяином Кремля. На руку Путину играют наивность и мягкотелость западных политиков (в частности, Эммануэля Макрона), которые верят, что они смогут повлиять на шаги российского лидера при помощи личных контактов с ним, хотя он много раз доказывал обратное. Им, конечно, удается потешить свое самолюбие, но от такой политики выигрывает только Россия.
Впрочем, Путин не только может на все это рассчитывать, но и более или менее официально все это поддерживает, стремясь окончательно ослабить позицию Запада, бросить тень на его либерально-демократический имидж и лишить его возможности реагировать на шаги Кремля, направленные непосредственно против западного сообщества или против его интересов в разных регионах мира.
В таких обстоятельствах санкции (в особенности такие робкие, как сейчас) не производят на Москву особенного впечатления. Благоприятную для россиян атмосферу создает неприязнь всего остального мира к Западу, который своей политикой последних двух десятилетий сам способствовал нарастанию таких настроений. Сейчас Россия может рассчитывать на то, что мир отнесется к ее антизападным действиям с пониманием.
Принципиальная проблема, однако, заключается в падении морального духа Запада. Он не может сформулировать четкую стратегию в отношении России и только запоздало, слабо и несогласованно реагирует на ее шаги. Он испугался «новой холодной войны», хотя на самом деле ее ведет лишь Путин, а сам Запад старается всеми силами ее избежать. Слабое российское государство этой войны не боится, а превосходящий ее по силе Запад трепещет при мысли, что ему придется в нее вступить.
Но если западное сообщество не будет готово ее начать, если оно не будет способно разработать новую политику сдерживания, оно продолжит позволять Москве выставлять себя на посмешище, а единственное, чем оно сможет ответить, например, на атаку с использованием химического оружия останется выдворение нескольких десятков российских дипломатов. Но Макрон собирается в Россию на встречу с Путиным, а Трамп втайне от своих советников договаривается о таком же рандеву в другом месте…
В недавнем прошлом Запад благодаря сплоченности, решимости и продуманной стратегии мирным путем победил Советский Союз, который был гораздо сильнее России. Сейчас деморализованный Запад, отказывающийся от своей идентичности и неспособный мыслить стратегически, проигрывает слабой, но решительной Российской Федерации.
