Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Главное условие "демократии" — национальная однородность, общая история, а также общий язык и чувство общей судьбы, пишет Chronicles: A Magazine of American Culture. Посягательства на традиционную семью и массовая иммиграция — заклятые враги настоящей демократии.
Срджа Трифкович (Srdja Trifkovic)
"Коллективный Запад" во главе с США — это военно-политический и культурный блок, в основу которого положен набор ложных утверждений и несостоятельных идеологических допущений. Главное среди них то, что "мы" (Америка, Британия, Франция, Германия, Евросоюз и так далее) — избранные и благословенные, так как "наша демократия" составляет основу исключительной политической системы, в которой каждый гражданин в полной мере пользуется якобы неотъемлемыми правами.
Это ложь. Если "демократия" вообще имеет какой-нибудь смысл, то она означает идентичность или тесную близость ценностей и интересов тех, кто правит, и тех, кто поручает им это делать; тех немногих, кто руководит, и великого множества тех, кем они руководят; тех, кто на законных основаниях командует, и тех, кто с готовностью подчиняется.
Исторически и интеллектуально правильное определение демократии неотделимо от понятия идентичности. Оно подразумевает базовое этническое и духовное единообразие конкретного общества, которое пользуется "демократией". Идентичность — это фундамент сплоченности общества и государства. Это основа равенства граждан, определяемого, наверное, принадлежностью к какой-либо нации — одной из великого множества, сформировавшихся два века тому назад под звуки "Марсельезы". Но если говорить о Европе, то это скорее более старое и глубокое ощущение неизменной любви и преданности.
"Демократическая" нация не является и не может быть беспорядочной мешаниной самоопределяющихся индивидуумов, преданных главным образом самим себе и, пожалуй, некоему набору модных на данный момент, но якобы постоянных, идеологических суждений. Несомненно, она не может быть беспорядочной мешаниной людей, которые оказались в данный момент в определенной географической области.
Национальная однородность, в основе которой лежит общее происхождение, история, обычаи и традиции, а также общий язык и чувство общей судьбы, является непременным условием возникновения и существования жизнеспособного демократического общества. Без этого не может быть легитимности у политической системы, которую формирует и развивает данное общество. Это единственное значимое определение "демократии".
У этой модели есть два заклятых врага. Враг первый — это содомито-трансгендерное посягательство на традиционную семью, которая является основой биологического выживания всех наций и преемственности их коллективной памяти. Нам говорят, что связанных с полом/гендером "идентичностей" ровно столько, сколько людей на земле.
Второй враг — это навязанная нам массовая иммиграция. Суть политики состоит в способности отличать врага от друга. Но это невозможно, когда саму эту дифференциацию демонизируют, называя расизмом.
Такое оружие массового культурного уничтожения превратилось в не подлежащую обсуждению идеологическую основу и в правовой таран правящего класса по обе стороны Атлантики. Выступать против первого или второго строго запрещено. Выступать против первого и второго — явное преступление.
В стране, которую наводнили иммигранты, "демократия" разрушается и попадает в формальную категорию. Такую судьбу транснациональный правящий класс в равной мере уготовил США и Европе, хотя средства для достижения этой цели в каждом из этих случаев у него разные.
Правящий класс понимает: только благодаря общей идентичности тех, кто правит, и тех, кем правят, "мы, народ" становимся политически значимой общностью. Этого нельзя допустить. Поэтому "наша демократия" отвергает возможность и целесообразность гармоничного сосуществования народа и государства. В реальности "народ" вообще невозможно представлять, даже теоретически.
В результате возникает гротескная карикатура на либерализм, на его атомарный индивидуализм. Вера в примат "прав" является инфантильным бегством от всего "политического". Олицетворением этого недуга стала Демократическая партия в США и Партия зеленых в Германии. Моральная двойственность такой системы привела нас через нигилизм к откровенному сатанизму, наглядным проявлением которого стала церемония открытия Олимпийских игр в Париже. И везде эта двойственность подкрепляется фиктивным юридическим нейтралитетом.
На практике такая система должна выдавать предопределенные результаты. "Демократия" — это не более чем средство для достижения идеологических целей при помощи циничных манипуляций. К нежелательному результату, каким стала победа Трампа в 2016 году, относятся как к недемократическому по своей сути отклонению. Проблемы избирательной системы США хорошо известны нашим читателям. Это сбор бюллетеней, юридические войны с оппонентами и так далее. В Великобритании такие ухищрения стали возможны благодаря системе голосования по одномандатным округам, которая позволяет "ультрапробужденной" Лейбористской партии с одной пятой от общего количества голосов получать недосягаемое большинство в две трети в палате общин. С другой стороны, партия Найджела Фараджа "Реформировать Соединённое Королевство", являющаяся единственной подлинной оппозицией в новом составе палаты общин, имеет более 14% голосов, но у нее только четыре депутата в парламенте.
Во Франции "Национальное объединение" Марин Ле Пен получило наибольшее количество голосов избирателей — 37%, однако в Национальном собрании она оказалась на третьем месте. А к востоку от Рейна "Альтернатива для Германии" может сколько угодно побеждать на земских выборах, несмотря на демонизацию со стороны медийного картеля. Истэблишмент всегда будет ставить на ее пути непреодолимую стену, которая помешала прийти к власти Ле Пен и Фараджу и эффективно нейтрализовала Дональда Трампа, даже если он каким-то чудом сумеет вернуться в Белый дом в январе будущего года.
Европейский союз стал непревзойденным мастером политических махинаций. Стратегия брюссельского аппарата состоит в том, чтобы лишить государства их государственности, но не ликвидировать их официально. Власть передается Аппарату, но без ненужной ему подотчетности, прозрачности и прочих ограничений, которые накладываются на власть предержащих в обычных странах.
В результате появляется аморфная конструкция некоего подобия власти, которую постоянно видоизменяют те, кто всем заправляет. Ключевой характеристикой этого постмодернистского творения является намеренная неопределенность. Смысл и суть суверенитета размывается до такой степени, что он становится бесполезным. ЕС превратился в марксистское культурное "сообщество ценностей". Брюссель стал всемирной штаб-квартирой лишенного своих корней класса элиты, взращенного на наследии Франкфуртской школы.
Ключевым результатом такого превращения стало то, что странам-членам ЕС уже не разрешают проводить собственную иммиграционную политику. Еще в 1999 году вопросы иммиграции по Амстердамскому договору передали под юрисдикцию Брюсселя. Спустя четыре года ЕС на своем саммите в Салониках (июнь 2003 года) расширил права иммигрантов, включив в этот перечень права на работу, образование, здравоохранение, социальные услуги, жительство и участие в общественной жизни.
Однако европейские свободы не следует понимать как "исключительную привилегию граждан Союза". Чтобы предотвратить эту опасность, брюссельский аппарат требует от всех стран-членов усиления правовых мер против "дискриминации, расизма и ксенофобии". Результатом стало продолжающееся демографическое самоубийство и моральное самоуничижение старых европейских наций.
На руинах Европы после трагедии 1914 года возникли две очень похожие, приспособившиеся к современным условиям агрессивно материалистические, выступающие против традиций гностические идеологии: большевизм и нацизм. В конце XX века упадок Запада породил третью, родственную двум первым, идеологию, которая оказалась намного коварнее и искуснее. На свой стальной кулак она надела плюшевую перчатку радужной расцветки. Агитпроп и министерство информации она заменила медийным картелем и государственным образованием.
Подобно фашизму и большевизму, у неолиберального тоталитаризма элитарная сущность: это вера в богоданную миссию авангардной элиты создавать лучший мир, манипулируя политическими процессами и занимаясь массовой идеологической обработкой. Этот Мир и тот Мир окончательно разделились. Идеологическая концепция создает собственную "реальность". Получатели таких посланий не должны знать, что являются жертвами обмана. В противном случае на них наклеивают ярлык изгоев, мятежников и девиантов, подлежащих уголовному преследованию. Нравственность не является производной объективного поведения субъекта. Это строго ситуативное понятие, зависящее от положения такого субъекта на шкале политической и идеологической оценки.
Сегодня на "коллективном Западе" позывы к персональным действиям по-прежнему проходят через индивидуума, но диктует их система. У этого индивидуума, встроенного в сеть создающих собственную реальность взаимоотношений, просто нет выбора, и он вынужден соответствовать рамкам системы. Характер и природа человека как объективная реальность не существует.
Переход западного общества в пост-историю имеет одну беспрецедентную особенность: культура как механизм поддержания общественной динамики становится ненужной. Единственное благо — это материальное богатство, профессиональный успех и физическое здоровье. Эмоциональные переживания и личное мнение — балласт, атавизм, бремя дотехнологической эпохи в истории общества. Вопрос смысла исключается. Понятие цели удалено. Культура есть продукт для потребления, а не для ощущений. Конец истории в смысле превращения общества в социотехнологическую систему, которую регулирует подконтрольный олигархам рынок, означает не только конец нации, но и конец человека.
Жестокая комедия "нашей демократии" — это результат огромного разрыва между волей народа и замыслами транснационального правящего класса , управляющего политическим процессом. Этот класс априори отвергает идею о том, что человек, особенно современная западная личность, не является самодостаточным созданием, что ему не хватает врожденных и приобретенных навыков и умений, что не может быть имманентного оправдания его образа жизни, основанного на подчинении природы и отрицании нравственности.
Нравственность государственного устройства должна основываться на прочных правовых концепциях и идеях. Ее нельзя свести к абстракциям. Трагический разрыв пришел вместе с французской революцией, которая была восстанием против порядка созидания, впоследствии приведшим Европу к политической секуляризации и драматическому нравственному упадку. Христианство впервые низвели до положения одной из нескольких религий, а в наше время оно открыто подвергается богохульной клевете.
"Наша демократия" проявила себя как процесс систематического упадка и разрушения традиционных форм общества, идентичности и контекстуальных смыслов. Преобладает чувство ложной реальности, сформированной посредством экономической рациональности и идеологической обработки.
Немецкий философ и социолог Карл Шмитт (Carl Schmitt), думал, что процесс загнивания начался с Декарта, который был сосредоточен на субъективных и внутренних процессах, на нашем эгоцентричном мышлении, но не на действительности внешнего мира. Правда это или нет, неоспоримо то, что человек — падшее и опасное создание. И лишь благодаря Богу зло в мире не восторжествовало. "Наша демократия" — это враг. Она не отрицает человеческую природу, как часто утверждают некоторые консерваторы. Она лелеет и взращивает самые низменные, самые отвратительные черты.
Америка должна быть заинтересована в том, чтобы гнев Божий рано или поздно стал осязаем и очевиден. Пора положить конец бредням об американской исключительности и об американской нации как о носительнице высшей истины. Иначе мы навсегда застрянем в трясине либерального тоталитаризма, у которого нет настоящей политики — тоталитаризма легкомысленного, упаднического и отвратительного во всех смыслах.
