Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Европа все глубже погружается в кризис: экономический, финансовый, энергетический и экологический, заявила в интервью Radio Universum экономист Маркета Шихтаржова. Она рассказала, чего следует ожидать, и можно ли еще как-то "подстелить себе соломки".
Есть ли вообще какой-то выход из кризиса, через который мы проходим? По логике вещей однажды он закончится. Но пока мы, к сожалению, по словам экономиста Маркеты Шихтаржовой, пребываем в положении наркомана, который вроде должен стремиться избавиться от зависимости, но чем глубже мы погружаемся в кризис — экономический, энергетический и экологический — тем больше людей призывают к псевдорешениям, которые и довели нас до такого положения. Говоря словами народной мудрости, мы сами пилим сук, на котором сидим, и за этим неизбежно последует падение. Поэтому не остается ничего иного, как спросить, чего нам ожидать, и можно ли еще как-то "подстелить себе соломки" — каждому из нас в отдельности и всему обществу в целом. А ведь большинство людей по-прежнему не верят, что мы сидим на суку, а если и так, то сидим невысоко и без пилы в руках — только с глупой улыбкой на лице.
Radio universum: Кажется, еще три года назад ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) сообщила, что средний класс в западном мире беднеет, и на него возлагается постоянно растущее бремя. За последние четыре года мы наблюдаем это своими глазами, и ситуация еще ухудшается. Пугает ли вас то, что эти экономические эксперименты очень дорого обходятся именно среднему классу, который служил стабилизационным элементом любого общества?
Маркета Шихтаржова: Это одно из основополагающих явлений, черт экономической деградации. Если отстраниться от теории и описать простыми словами, то это явление, которое просто существует, и мы не можем с ним ничего поделать. Мы можем попытаться ему сопротивляться, но, скорее всего, политика, который пойдет на это, общество сметет. Вот так я это вижу. По-моему, людям кажется, что вокруг тотальная "шизофрения", тотальная депрессия, что все потеряно, но я не могу полностью подтвердить это мнение. В любом кризисе я вижу некую выгоду, например, возможность заработать.
Вы сами недавно говорили, что многие сказочно разбогатели на COVID. Почему? Потому что увидели для себя шанс. Потому что на их мышление не повлиял коллективизм и социализм. Их мышление осталось креативным, и они думали: "Смотри-ка, сложилась новая ситуация, и люди сходят с ума из-за болезни. Неважно, опасна эта болезнь или нет, но продавать народу маски будет выгодно". Они так и поступили и разбогатели. На тот момент это была отличная идея. Точно так же можно подходить к любому кризису. Просто каждый человек может креативно найти в современном мире некий параллельный мир. Будь то криптовалюты или эмиграция в какой-нибудь медвежий угол типа Грузии, которая замечательно развивается, которая все еще на подъеме, которая еще не в стадии деградации, а все еще в стадии развития и так далее. Такие шансы есть, но нужен творческий подход.
Я принципиально решила, что буду всегда среди тех людей, которые в любой жизненной ситуации найдут возможность для движения вперед, для развития. Вот и сейчас я не могу смотреть на нынешнюю ситуацию (дорогая энергия, все дорогое, экономика деградирует) как на полный коллапс. Я всегда оцениваю положение с личных позиций и стараюсь найти для себя какой-то шанс, чтобы продвинуться вперед, чтобы продвинуть свой бизнес, найти новые возможности у нас в Чешской Республике или где-нибудь за рубежом. Люди с коллективистским подходом к жизни, освоив этот тип мышления, сидят и пассивно ждут, когда о них позаботится государство, когда о них позаботится остальное общество. Они не задумываются над тем, как им извлечь свою выгоду из данной ситуации. Вот в чем дело.
— Думаю, с вас стоит брать пример. О таком подходе хорошо говорить именно в начале года, который может принести нам что угодно. Главное, как ко всему отнестись: как к возможности, или как к тому, чего мы не хотели, не ждали, и не знаем, что с этим делать. Но в любом случае я думаю, что одна вещь очень важна для того подхода, о котором вы говорите. Главное — полностью осознать, в какой ситуации мы находимся.
— Несомненно. Я тоже рассказываю всем, когда меня кто-нибудь спрашивает, кто лучше всех справляется с ситуацией, и что важно для преодоления трудностей. Это прозорливость и информация. Не нужно никогда полагаться на официальные СМИ, на то, что мы там слышим, что нам говорит правительство. Оно и само толком не знает, что говорит и делает. Поэтому верить тому, что говорит нам государство, не лучший вариант.
(…)
— Мы с вами говорили о том, как страдает средний класс, и есть еще одно явление, связанное с этим явление. Средний класс отличается умеренными настроениями. Это спокойная сила любого общества. Но если эта спокойная сила выйдет из себя, поскольку, как вы уже говорили, они работают все больше, а зарабатывают все меньше и вынуждены бессильно смотреть на то, как перераспределяются их деньги, то это может привести к подъему популистов, антисистемных партий на выборах и разным эксцессам. Постепенно, как ранее предупреждала Организация экономического сотрудничества и развития, падение среднего класса может привести к коллапсу демократии. Опасаетесь ли вы этого явления? Движемся ли мы к нему?
— Да, я боюсь этого, и считаю, что мы идем именно к этому. Связь тут прямая. Или скажу так: это сообщающийся сосуд. Люди полностью утратили понятие о причинах и последствиях, слишком поддались своим страхам: будь то страх перед экономическим спадом, или углеродом, или болезнью, или чем-то еще. Просто мы как общество пали жертвой собственного страха, а в результате звучат призывы к быстрым и простым плацебо в виде лозунгов популистов. Это может легко привести к утрате демократии.
Я уже смирилась с такой перспективой. Поэтому для меня это не сюрприз. Я исхожу из того, что если придется уж совсем туго, я снимусь с якоря, перееду куда-нибудь в другое место и буду вести свой бизнес удаленно. Я буду где-то физически находиться, например, в Грузии, а бизнес буду вести с помощью интернета. Мир уже предлагает сегодня такие возможности, и главное — быть открытым для любых вариантов и не ставить себе рамок.
Возьмем для примера, не знаю, довоенную Германию. Уже гитлеровскую, но довоенную. Разве был какой-то смысл сопротивляться развитию событий тогда? Нет. Потому что общество настолько оболванили, так настроили, что любого, кто выступал против него, оно сметало. Тогда правильно было просто покинуть такое общество, уехать. Бессмысленно было сопротивляться. Думаю, сегодня это тоже бессмысленно. К сожалению или к счастью, я смирилась с тем, что события развиваются не в лучшем направлении. (…)
— Но если большинство трудолюбивых, лично ответственных людей снимутся с якоря, то кому мы оставим землю наших предков, в каком состоянии она будет, когда однажды придется в нее возвращаться? Если мы все уедем в Грузию. Да и мест, куда ехать не так уж много. Я еще слышала про Уругвай, но…
— Многие страны Латинской Америки, Азии, например Таиланд, кажутся весьма жизнеспособными экономиками, пусть и стоящими на принципах, полностью отличных от наших. Кому мы оставим страну? Тем людям, которым будет комфортно в этой системе и которые похоронят ее еще быстрее. Если капитаны промышленности снимутся с якоря, то перерождение наступит быстрее. (…)
— За последние как минимум три года мы узнали, что наши руководители совсем не брезгуют откровенно тоталитарными практиками, и с этим связаны в том числе ваши опасения. Еще четыре года назад, в январе 2019, вы сказали, что в Чехии резко сокращаются свободы. Как ситуация изменилась за четыре года?
— Ситуация подтверждает мою правоту. Свобод точно становится меньше, и я могу это повторить. Только теперь процесс идет не медленно, а достаточно быстро, как это много раз подтвердила пандемия. Но нам еще предстоит пройти в этом смысле очень большой путь. Думаю, что в ближайшие годы свобод станет еще меньше.
— Можете ли вы как-то объяснить, почему демократически избранный продемократический политик или те, кто его выбирает, журналисты или активисты ведут себя так, как мы говорили. То есть они с готовностью соглашаются на ограничение определенных свобод, хотя по-прежнему строят из себя защитников демократии, свободы и нравственности?
— Вспомните стэнфордский эксперимент или другие психологические эксперименты, которые показали, что два или три человека при определенных обстоятельствах способны утопить или убить человека, если им кажется, что они под надзором, что какое-то авторитетное лицо им это поручило. И они даже будут считать, что сделали правильно. Просто психологические эксперименты показали, что в обществе две трети людей так устроены. Если бы нас в этой студии было трое, а не двое, то двое из нас чисто статистически были бы способны убить третьего. Вот так. Поэтому не стоит злиться на конкретного журналиста или политика. Конечно, среди политиков больше процент психопатов. Это тоже доказано. Но таков обычный состав общества.
Это все равно что злиться на льва за то, что он хочет сожрать антилопу. Это естественный ход вещей, и только при нормальных обстоятельствах, когда экономика процветает, когда людям не приходится бороться за еду, подобное не всплывает на поверхность. Но люди и не знают о себе, что внутри них это есть. Кто скажет, что при определенных обстоятельствах может убить человека? Подавляющее большинство будет клясться, что никогда в жизни не пошли бы на это, и тем не менее лабораторные психологические эксперименты доказывают людям то, чего они сами о себе не знают.
То же касается экологического активизма и социальной инженерии. Появляется социальный инженер и, как правило, все разрушает, добивается результатов прямо противоположных тем, какие хотел. Чем больше мы хотим безуглеродной экономики, тем больше у нас в воздухе углерода, потому что мы сжигаем то, что сжигать не следует, ведь мы бедны. Точно так же это работает и с экономикой: чем больше она беднеет, чем больше люди поступают друг с другом как звери, а не люди. Вот из чего мы вынуждены исходить.
— С одной стороны, это результат обнищания, но вообще вину я бы возлагала не на конкретных людей, а на тех, кто создает в обществе атмосферу, в которой выгодно отбросить приличия, воспитание, нравственность и человечность.
— Да, я соглашусь с вами.
— Очень часто говорят о том, что во многих вещах мы виноваты сами из-за своей финансовой неграмотности. Согласитесь ли вы и с этим, или мы зачастую жертвы того, что за так называемой финансовой грамотностью скрывается то, что политики или финансовые специалисты специально говорят с нами так, чтобы мы ничего не поняли? Я во многих вещах не разбираюсь, и тем не менее мне приходится принимать решение о них.
— Жертва сама это допускает. Никто не должен становиться жертвой финансовой безграмотности, и нужно самообразовываться. Вокруг я вижу огромное количество людей, которые принимают настолько неграмотные финансовые решения, что непонятно, как при их образовании они вообще могли нечто подобное придумать. Они просто выбрасывают деньги на ветер. Вероятно, им кажется, что государство должно о них позаботиться. "Оно же не даст мне обанкротиться". Не знаю, я не могу представить, почему они так думают, когда речь идет о двух вещах: о здоровье и финансовом благополучии. Люди порой намного лучше относятся к своим четвероногим питомцам, водят их, например, к ветеринару, чем к своему собственному здоровью. И к собственным деньгам они относятся как полные дураки, хотя живут на них. Я не понимаю. Это какой-то особый психологический блок. Да, многие люди просто не хотят повышать свою финансовую образованность.
— А не извиняет ли их то, что все эти вещи становятся такими сложными, что невозможно стать юристом только для того, чтобы снять квартиру. Иногда и юристы обманывают нас, если мы не держим ухо востро. И то же можно сказать о многих финансово-экономических консультантах, предлагающих нам разные финансовые продукты. Я иногда боюсь, что когда-нибудь, решив купить, например, автомобиль, буду вынуждена сначала выучиться на автомеханика, а если захочу построить дом, то придется обучиться строить стены. Вы понимаете?
— Понимаю. (…) Но, на мой взгляд, не нужно быть гением, чтобы понять: если тратишь больше денег, чем твои доходы, кончится это плохо. Тем не менее люди вот так живут достаточно долго, прежде чем понимают, что остались на бобах. (…)
— Все чаще со всех сторон слышны сообщения, которые я могу назвать пугающими, потому что меня они пугают. Например, что будет финансовая реформа. По-вашему, в них есть правда?
— Извините, что я улыбаюсь. Улыбку у меня вызвал не ваш вопрос, а то, что как раз вчера по стечению обстоятельств я со своим коллегой из фирмы говорила о том, что, наверное, чаще всего в последнее время меня спрашивают: "Будет ли финансовая реформа?" Ко мне обращаются люди, мои клиенты или случайные люди, когда я консультирую по разным финансовым вопросам, и они, например, спрашивают, как быть с недвижимостью, не купить ли золото или ценные бумаги, а в конце они всегда прибавляют: "Я боюсь финансовой реформы". А она будет.
— Слушатели заваливают меня письмами с этим вопросом. (…)
— Тут мы подходим к тому, что имеет под собой экономическую основу. Возможно, многих я удивлю, сказав, что эта реформа уже проводится. Она ведется достаточно давно, ведь что такое финансовая реформа? Финансовая реформа — управляемое авторитетом государства обесценивание денег или валюты. Некоторое время назад мы говорили об источниках инфляции и ее происхождении, и я перечисляла три основные причины. Также я сказала, что все эти причины по сути связаны с действиями государства. Если инфляция очень высокая, приближается к 20%, и если инфляция — это обесценивание нашей валюты, и если ее по сути провоцирует государство, то в принципе это и есть финансовая реформа. Процесс вполне соответствует ее определению.
Таким образом, финансовая реформа уже идет, пусть и в совершенно иной форме, нежели люди представляли себе. Им всегда кажется, что кто-то будет днем и вечером их убеждать, что реформы не будет, а утром они проснутся и останутся без денег. Вот о чем думают люди, и какого сценария боятся. Я бы сказала, что этот сценарий сейчас реализуется куда аккуратнее, собственно через инфляцию, и этой инфляцией управляет государство. Ведь если бы Европейский центральный банк захотел, он мог бы повысить процентные ставки до 15%, и инфляция исчезла бы. Но банк этого не делает. Потому что он лучше допустит обесценивание валюты, чтобы еврозона не распалась.
То есть это и есть определенный тип реформы, и люди теряют свои деньги постепенно и управляемо. Не за ночь, но все равно их теряют, потому что вся финансовая активность в Европе сегодня переоценена, и особых возможностей для инвестиций нет.Ты не можешь выбрать, вкладываться в акции или облигации или банковские счета или во все сразу. Да и недвижимость уже не та, поскольку почти каждый финансовый актив сегодня переоценен, и если сегодня вы во что-то вложите деньги с умом, то все равно в определенном смысле теряете имущество, пусть и медленнее, чем при финансовых реформах раньше. Но это так и есть.
Так что, на мой взгляд, финансовая реформа идет, и она куда масштабнее, чем мы представляли. По-моему, ждать резких реформ "за ночь" не стоит, и намного вероятнее, как мне кажется, долговой и финансовый кризис образца 2008 года. Там сценарий вполне ясен по причинам, о которых мы уже не раз говорили. Экономический спад, обнищание населения и повышение процентных ставок — покупательная способность падает. А когда падает покупательная способность населения, то закономерно банки сталкиваются с проблемами при выплате им кредитов. Значит, у банков в Европе ухудшиться баланс, а значит, может пойти слух, что тот или иной банк на грани банкротства. Хотя слух не будет соответствовать действительности. Но домыслы могут появиться, и люди могут, так скажем, совершить набег на банк, просто взять его штурмом, как это было у нас, например, в случае "Сбербанка". Это был вполне финансово здоровый банк, но "набег" его свалил, потому что ни один не может устоять в такой ситуации, даже самый большой банк.
Если же будет целая серия подобных "набегов" на банки, например в Италии (это произвольный пример, и я ни на что не намекаю), то, конечно, паника могла бы охватить и другие страны еврозоны или Европейский Союз в целом, потому что все знают, что какой-нибудь итальянский банк является, например, материнским банком чешского банка и так далее. Тогда под угрозой окажутся и чешские банки, и правительству придется немедленно реагировать, заявить нечто вроде: "Мы гарантируем на сто процентов все вклады в банках. Не только в страховом, но и в стопроцентном размере". Это, в свою очередь, подорвет другие элементы государственного бюджета. В общем, ситуация может обостряться, и в итоге это привело бы к тому, что финансовый кризис сделал бы людей еще беднее, чем сейчас. Но этот механизм, этот переводной механизм несколько отличается от того, что представляют себе люди. Это не то, что вы отдаете деньги в банк, и за ночь банк срезает с них половину, потому что такое распоряжение. Скорее речь идет о финансовом развале, к которому приведет паника и долговой кризис.
— А что вы скажете о постоянном стимулировании безналичных расчетов? Также говорят о планах отменить наличные деньги и совершать сделки, покупки только с помощью переводов на счет, нулей и единиц.
— Конечно, я знаю об этих планах. Я распределила свои финансы так, чтобы не зависеть только от этих переводов, потому что в момент, когда какая-нибудь страна решит отменить наличные деньги и законом разрешит только безналичные, финансовая реформа перейдет на совершенно новый уровень. Ведь тогда провести ее будет куда проще. Тогда можно будет сказать, что экономику мы оживим тем, что заставим людей потреблять. А заставим потреблять тем, что введем отрицательный процент, скажем, десять процентов на все вклады, и тогда люди будут знать, что если они оставят деньги на счету, то потеряют десять процентов от них, и единственный вариант — тратить их. Поэтому все пойдут в магазины, что приведет к огромной инфляции, а также спровоцирует краткосрочный скачок экономического роста. Вот вам и финансовая реформа. И ее сделала бы возможной только отмена наличных. Жуткий сценарий. Но его вполне всерьез рассматривают и даже уже готовятся к его реализации в еврозоне.
— Вы сказали, что распорядились своими финансами, но, боюсь, что если такое будет, то следующим шагом любого правительства будет изъятие золота. В прошлом такое уже случалось не раз.
— Во-первых, я не сказала, что только золото. Во-вторых, даже если и так, выход есть. Да, власти могут заявить об изъятии золота, но никто не говорит, что вы не можете потерять ваши монеты. На них нет серийных номеров, и они ходят по всему миру. На них отчеканена номинальная стоимость, которая совершенно не соответствует их реальной ценности. Поэтому прежде, чем у нас начнут отбирать монеты, вы можете пересечь с ними границу и продать их. Или можно убрать их в сейф где-нибудь в экваториальной Африке. Сейчас это вполне законный вариант и совершенно правильный с нравственной точки зрения. Если правительство начнет вести себя как преступник, правильно вести себя достойно с нравственной точки зрения, а не как преступник.
— Сейчас любой совет сгодится. Скажите, на что вы надеетесь? Ведь вы оптимистка, и это видно и по вам, и по тому, что вы говорите. На 2023 год вы смотрите с определенным оптимизмом. На чем он основан?
— Просто на том, и это вам подтвердит любой представитель бизнеса, что коренные исторические перемены, а нынешняя экономическая ситуация — своего рода исторический перелом, открывают огромные инвестиционные возможности для бизнеса. Когда ничего не происходит, когда экономика движется в своем темпе — два процента за год, а инфляция тоже два процента в год, то и возможностей для инвестиций нет. В момент, когда что-то происходит, можно придумать массу предпринимательских вариантов. Можно вложить свои деньги, например, в солнечные панели, повысить стоимость своей недвижимости, и так избежать обесценивания через инфляцию, да еще и решить проблему дорогой энергии. И так можно продолжать еще долго.
(…)
