Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Сейчас у ЕС нет никакой стратегии в отношении России, кроме того, что он хочет победить ее и вытеснить c Украины, заявил в интервью Болгарскому Радио политолог Александр Кларксон. Когда боевые действия на Украине закончатся, может сложиться ситуация, когда войны нет, но нет и мира.
Веселин Паунов
Взаимопонимание Франции и Германии всегда считалось наиболее важным для прогресса европейской интеграции. Их тесные отношения, оформившиеся в конце 1950-х годов, назвали "франко-германским двигателем" Европы.
От работы этого "двигателя" зависело выживание Европейского сообщества и союза во многие критические моменты – от споров об общей сельскохозяйственной политике в 1960-х годах до борьбы за спасение евро после 2010 года.
Однако сейчас из-за ситуации на Украине Европейский союз переживает тяжелые времена, а экономическая мощь Германии оказалась плохо подготовлена к тому, чтобы быть лидером и в сфере обороны.
В интервью БНР доктор Александр Кларксон, преподаватель Королевского колледжа Лондона, специалист по немецкой и общеевропейской политике развивает тезис о том, что Франции нужны другие партнеры для продвижения по европейской стратегической автономии.
Болгарское Радио: Конфликт на Украине – самый большой вызов единству ЕС; видимо, он приведет к переформированию ведущих держав. В своей статье вы пишете, что "франко-германский двигатель" выдыхается. Почему вы так думаете?
Александр Кларксон: Двигатель задыхается, потому что, с одной стороны, он устарел, с другой – на него влияют отношения между Олафом Шольцем и Эмманюэлем Макроном. Кажется, что в какой-то степени эти двое не ладят друг с другом. У Макрона свое видение европейской стратегической автономии, хотя со временем оно стало более реалистичным. В этом видении по-прежнему есть военные амбиции и амбиции в сфере безопасности.
Олаф Шольц — более прагматичный политик, часто действующий очень медленно, после чего реагирует внезапно – в этом мы убедились в ситуации с танками "Леопард 2". Он вовлечен в очень сложный коалиционный договор с либералами и зелеными, в то время как в его социал-демократической партии есть разногласия. Это контрастирует со временами Ангелы Меркель, которая также возглавляла коалиционное правительство, но ее партия была более сплоченной. Думаю, что сейчас во Франции есть тенденция смотреть на европейскую интеграцию с большим вниманием и интересом, что, однако, не значит, что франко-германскими отношениями пренебрегают.
Видимо, у французов были проблемы с последствиями расширения ЕС при Шираке, Саркози и Олланде. Знаете, во время Холодной войны к ЕС присоединились Испания, Португалия и Греция, а после ее окончания - Австрия, Швеция, Финляндия и, конечно, страны Восточной Европы. Это изменило работу ЕС – теперь приходится работать с гораздо более широким кругом партнеров. Поэтому я думаю, что за последние 5-6 лет Макрон понял, что продвижение интересов Франции и ее видения будущего Европейского Союза зависит не только от партнера Германии, но и от других стран-членов. Более того, у самой Германии есть проблемы.
Поэтому французы связались с итальянцами и заключили Квиринальский договор. Сейчас, конечно, у Макрона сложности с правительством Мелони, но этот контракт был согласован с Драги. Франция также подписала договор с Испанией и обдумывает возможность сотрудничества с польским правительством после выборов, надеясь, что нынешнее польское правительство падет. Таким образом, французы начинают смотреть дальше Германии, потому что их амбиции относительно того, куда должна двигаться Европа, в некоторых отношениях ближе к тому, чего хотят Италия и Испания. Они гораздо более агрессивны во внешней политике, как и поляки. Вот почему я думаю, что Франция меняет способ взаимодействия по вопросам европейской интеграции. Не думаю, что немцы действительно приспособились к этому или что они понимают, как Франция и другие европейские страны начинают их обгонять.
– Известно, что часть политики Германии заключается в том, чтобы страна не вмешивалась в военные действия. Да, ситуация сейчас экстремальная, но разве призывы к немецкому руководству отправить танки на Украину – это не выкручивание рук?
– Думаю, этот вопрос во многом зависит от партии канцлера. Олаф Шольц — социал-демократ. У его партии есть давние политические традиции, которые, вероятно, не приспособились к гораздо более жестоким реалиям европейской политики последних 5-6 лет, особенно в отношении России и Украины. Значительная часть партии не хочет идти на увеличение армии, даже несмотря на то, что они проголосовали за чрезвычайный бюджет Бундесвера в размере 100 миллиардов евро.
Партнеры социал-демократов по коалиции, зеленые, изначально были гораздо большими пацифистами, но из-за своего стремления отстаивать права человека и более радикальных взглядов на европейскую интеграцию они теперь заняли более агрессивную позицию, особенно в отношении России и Китая. Зеленые гораздо охотнее работают вместе с французами над разработкой значительно расширенного европейского оборонного пакта, несмотря на то что он может не отвечать конкретным прогрессивным целям партии. Либералы же очень связаны с США. Поэтому я думаю, что, когда мы говорим о Германии, мы должны говорить конкретно о том, что у самого Шольца были проблемы с убеждением своей партии, что, конечно, разочаровало не только французов, но и ряд других европейских стран, которые хотели бы большей вовлеченности Германии.
Однако, по-моему, мы слишком обвиняем Шольца: многие из этих противоречий существовали со времен Меркель и вскрылись из-за российско-украинского конфликта. Меркель не хотела слишком сильно давить на избирателей, продвигая более смелую политику. Социал-демократам, бывшим тогда с ней в коалиции, было очень удобно стоять за Меркель, потому что она решила ряд проблем, пытаясь "улучшить" Россию. Так что другая проблема, с которой сталкивается Шольц, —необходимость решить или смягчить политические проблемы, которые создала Меркель.
– Вы упомянули, что, возможно, будущими самыми надежными партнерами Франции станут Италия и Польша. Что дает вам основания указывать именно на эти страны?
– Именно это и парадокс, потому что речь идет о двух европейских странах, которые больше всего готовы применить силу. Очень интересны итальянцы: они любят говорить как пацифисты, кажутся миролюбивой нацией, но, если вы посмотрите, во что они вкладывают деньги и что они делают, на самом деле они довольно "суровые". Они вложили значительные суммы в свои военно-морские силы и осуществляют программу их расширения, что очень необычно для европейских стран. Их армия находится не в лучшей форме и устроена так, чтобы прежде всего поддерживать итальянский флот.
За последние 5-6 лет поляки значительно усилили свою военную мощь, учитывая их 1200 новых танков и сотни артиллерийских орудий. У поляков, как и у итальянцев, довольно радикальные взгляды на применение военной силы. Так что в какой-то степени у Польши и Италии гораздо более наступательный военный и стратегический менталитет, чем у Франции. Проблема в том, что, несмотря на относительную близость Италии, Польши и Франции в стратегической культуре, когда речь идет о будущем Европы, их видения разительно отличаются. И так уже много лет. Итальянцы часто говорят, что французы пренебрегают итальянскими интересами в Средиземноморье, и по этому поводу часто возникают разногласия. Италия и Франция поддерживали противоборствующие стороны в гражданской войне в Ливии.
В Польше национал-консервативное правительство, но даже когда у власти были либералы, меня не покидало чувство, что Франция смотрит на нее свысока. Изменения, которые произошли, на самом деле произошли в Париже при Макроне. Французские политики молодого поколения поняли, что если они хотят чего-то добиться, то не могут полагаться только на немцев. А значит, они должны изменить тон, подход, отношение, то, как они взаимодействуют с другими крупными странами ЕС.
Думаю, сейчас в Париже идут большие дебаты о том, что делать, чтобы снизить напряженность в отношениях с Польшей. С польским правительством очень непростые отношения. Однако в Париже понимают, что если на Германию больше нельзя полагаться в вопросе европейской интеграции, то Франции нужно присоединиться к Польше, Италии и Испании.
– В этой перестановке ведущих держав блока какова роль Великобритании, поскольку она больше не является членом ЕС?
– В Лондоне все больше понимают, что Великобритания, возможно, и вышла из ЕС, но она не может покинуть Европу и должна поддерживать рабочие отношения с европейскими странами. Ситуация на Украине напомнила британцам, играющим ключевую роль в помощи Украине, о том, что их общие интересы зависят от выживания других их европейских партнеров. Так Британия поняла, что возможна новая форма партнерства. Мы с коллегами часто приводим в пример отношения Канады и Соединенных Штатов. Канада, конечно, независимая страна, у которой есть свои политические традиции, но очевидно, что два соседа зависят друг от друга и очень много работают над укреплением связей между собой.
30.01.2023
– Обычно я задаю этот вопрос своим собеседникам, потому что они постоянно говорят только об оружии, вооружении, о сражениях, но не о мире. Каковы шансы на мир на Украине, доктор Кларксон?
– До 2014 года у Европы была какая-то стратегия отношений с Россией, пусть плохая и неработающая, что привело к событиям на Украине. И по самой Украине стратегии не было. С другой стороны, сейчас у нас есть очень четкая стратегия интеграции Украины, может быть, не как полноправного члена ЕС, но, наверное, хотя бы части общего европейского рынка. Есть понимание, что Украина может и не входить в НАТО, но может быть так хорошо защищена, что никто не посмеет напасть на нее.
Но проблема в том, что сейчас у Европы действительно нет стратегии в отношении России, кроме того, что мы хотим победить ее и вытеснить из Украины. Мы знаем, что хотим защитить себя от агрессии путинского режима, но нет четкой стратегии, в каком направлении мы хотим, чтобы Россия двигалась. Какая Россия нужна Европе? Хочет ли Европа демократическую Россию? В какой мере Европа — будь то ЕС в целом, отдельные государства-члены или Великобритания — хочет вмешиваться в дела России? Хотим ли мы отступить и позволить всему идти своим чередом?
Не уверен, что даже если военные действия на Украине закончатся, а они в конечном итоге закончатся, это будет означать мир. Мы можем оказаться в ситуации, когда войны нет, но нет и мира, потому что что бы ни случилось, Россия не будет стабильной. Россия может столкнуться с крупными внутренними катаклизмами, и это подвергает риску безопасность всей Европы.
