Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Расширением НАТО Запад хотел убить двух зайцев сразу: "защитить" Восточную Европу и убедить Москву, что альянс не представляет для нее угрозы. Но он совсем не понял Россию, пишет автор статьи в Foreign Policy. Чтобы добиться успешных отношений с ней, надо было смотреть на географию.
Разработчики плана Маршалла признавали существование границ влияния США в Европе. Дипломатам, работающим сегодня с Москвой, необходимо сделать то же самое.
Читайте ИноСМИ в нашем канале в Telegram
На своей даче, стоя перед картой Советского Союза, только что расширившего границы после капитуляции Германии в мае 1945 года, Иосиф Сталин одобрительно кивал. Огромный буфер, который он отделил от оккупированной советскими войсками Восточной Европы, поможет ему защитить свою империю от будущих наполеонов и гитлеров. Затем Сталин вытащил трубку изо рта и провел ей у основания Кавказа. Он покачал головой и нахмурился.
На своей даче, стоя перед картой Советского Союза, только что расширившего границы после капитуляции Германии в мае 1945 года, Иосиф Сталин одобрительно кивал. Огромный буфер, который он отделил от оккупированной советскими войсками Восточной Европы, поможет ему защитить свою империю от будущих наполеонов и гитлеров. Затем Сталин вытащил трубку изо рта и провел ей у основания Кавказа. Он покачал головой и нахмурился.
"Мне не нравится наша граница здесь", — сказал он своим помощникам, указываяна область, где советские республики Грузия, Армения и Азербайджан граничили с такими враждебно настроенными странами, как Турция и Иран.
В течение следующих 18 месяцев в отношениях между СССР и США наступило резкое охлаждение в связи с тем, что Сталин начал давить на Анкару и Тегеран, добиваясь от них территориальных уступок, а президент США отреагировал на это, отправив свою флотилию в Средиземное море. В феврале 1947 года обнищавшая Британия сообщила Госдепартаменту, что она больше не в состоянии защищать греческое правительство в его гражданской войне против поддерживаемых Югославией коммунистов, и в результате Трумэн пообещал оказать экономическую и военную помощь Афинам и Анкаре. Сталин, чье государство пыталось восстановиться после нашествия нацистов, ушел в оборону. Теперь его задача заключалась в том, чтобы удержать эту новую зону безопасности в Восточной Европе и помешать США захватить контроль над заклятым врагом России — Германией.
В марте 1947 года новый госсекретарь США Джордж Маршалл (George C. Marshall) отправился в Москву на шестинедельные утомительные переговоры со своим советским коллегой Вячеславом Молотовым по вопросу о будущем оккупированной Германии. Поскольку ни та, ни другая сторона не хотели мириться с вероятностью того, что эта опасная, занимающая стратегически важное местоположение держава станет союзником противника, переговоры зашли в тупик. Однако Сталин продолжал верить, что в конечном итоге Трумэну придется смириться с объединением Германии на условиях СССР — огромные репарации и такая политическая структура, которая удовлетворит коммунистов, — чтобы выполнить обещание своегопредшественника Франклина Рузвельта о выводе американских войск из Европы в течение двух лет после окончания войны.
Маршалл покинул Москву, убежденный в том, что сотрудничеству с СССР пришел конец. Германия и большая часть Западной Европы приближались к социальному и экономическому краху, а ответом Сталина, казалось, был афоризм Ленина "чем хуже, тем лучше". Маршалл решил, что пришло время для того, чтобы США в одностороннем порядке приняли меры для сохранения демократического, капиталистического правительства в тех частях Европы, на которые пока не распространялся контроль СССР. В своей знаковой речи, которую он произнес в Гарвардском университете 5 июня 1947 года, он изложил то, что позже превратилось в масштабный четырехлетний план по поддержке Европы в ее попытках восстановиться после войны и провести интеграцию — в план Маршалла.
Сталин резко раскритиковал этот проект, назвав его американским заговором, направленным на установление политического и военного господства США в Европе. Сталин боялся потерять контроль не только над Германией, но и над Восточной Европой. До начала реализации плана Маршалла Сталин никогда не был особенно категоричным в вопросе тех форм социализма, которые внедряли страны, входившие в советскую сферу влияния. Болгарии, Чехословакии, Венгрии, Польше и Румынии было позволено сформировать коалиционные правительства по их усмотрению. Он требовал только сохранения верности Москве в вопросах внешней политики. Но все изменилось. К концу 1948 года Сталин добился полного поглощения или уничтожения всех оставшихся некоммунистических элементов в правительствах государств Восточной Европы.
Трумэн намеревался использовать план Маршалла в качестве инструмента для сокращения степени участия США в обеспечении безопасности Европы. Однако Госдепартамент ясно дал понять, что Соединенные Штаты предоставят 13,2 миллиарда долларов помощи лишь в том случае, если ее получатели согласятся на интеграцию их экономик, на что последние ответили, что утрата независимости сделает их более уязвимыми перед давлением и угрозами СССР (и Германии). Поэтому президент согласился удовлетворить требования Франции и Великобритании обеспечить военный эскорт той помощи, которая будет выделяться им в рамках плана Маршалла. 4 апреля 1949 года, спустя год после утверждения закона об оказании помощи в рамках плана Маршалла, Трумэн подписал учредительный документ Организации Североатлантического договора.
В мае США, Великобритания и Франция приняли Конституцию нового государства — Западной Германии. СССР ответил на это в октябре созданием собственного государства — Восточной Германии. Границы европейских странв эпоху холодной войны оставались неизменными в течение следующих 40 лет.
***
Спустя 40 лет, 9 ноября 1989 года толпы жителей Восточной Германии собрались у Берлинской стены, крича: "Откройте ворота!" Когда пришедшие в замешательство пограничники выполнили их требование, десятки тысяч людей хлынули в Западную Германию. В течение следующих нескольких дней на западную сторону перешли несколько миллионов человек.
Спустя шесть недель в Дрездене толпа встретила канцлера Западной Германии Гельмута Коля криками "Единство!" Неподалеку от этого места нервничавший, но все же не терявший самообладания 37-летний агент КГБ в течение нескольких недель жег документы, готовясь к возможной атаке разъяренной толпы на свой штаб. Огромное количество пепла даже вывело из строя печь в том здании. Спустя много лет российские журналисты спросили этого бывшего агента о его работе в Германии. "Нас интересовала любая информация о нашем главном оппоненте", — объяснил Владимир Путин. Этот оппонент — НАТО — с тех пор превратился в навязчивую идею российских лидеров.
К началу 1990-х годов восточногерманские коммунисты потеряли все в результате народного подъема и превратились в отработанный политический материал, а генеральный секретарь СССР Михаил Горбачев уже смирился с воссоединением Германии. Однако он продолжал требовать, чтобы объединенная страна пообещала не вступать в НАТО. Членство Германии в альянсе, как сказал Горбачев немецким и советским журналистам, необходимо "полностью исключить".
Горбачев и его преемники утверждали, что Запад обманул их в вопросе планов НАТО по расширению на восток. По словам советского лидера, НАТО представляла собой "организацию, с самого начала враждебную СССР". Таким образом, "любое расширение зоны НАТО", заявил он тогдашнему госсекретарю Джеймсу Бейкеру (James Baker), будет "неприемлемым". Однако, когда в октябре произошло воссоединение Германии, Горбачев уже не мог помешать восточной стороне выйти из Варшавского договора и вступить в НАТО.
После распада СССР в 1991 году президент России Борис Ельцин продолжил обсуждать этот вопрос со своим американским коллегой. США, как он сказал тогдашнему президенту Биллу Клинтону, "сеют семена недоверия", дразня бывшие государства Варшавского договора членством в НАТО. Для лидера "согласиться на расширение границ НАТО в сторону границ России", как сказал он Клинтону во время встречи в Кремле в 1995 году, "было бы предательством по отношению к российскому народу". Министр обороны Павел Грачев предупредил польских политиков о том, что его соотечественники считают этот альянс "монстром, нацелившимся на Россию". Глава Службы внешней разведки Евгений Примаков, который позже станет министром иностранных дел и премьер-министром, утверждал, что расширение НАТО потребует от Москвы разработать более эффективную оборонную стратегию. "Для нас это не просто вопрос психологии, — сказал он в ходе беседы с американским дипломатом Строубом Тэлботтом (Strobe Talbott) в 1996 году. — Это вопрос безопасности". Московский Совет по внешней и оборонной политике предупредил, что расширение границ НАТО превратило "страны Балтии и Украину... в зону интенсивного стратегического соперничества".
Позиция России поставила Клинтона перед выбором между двумя вариантами действий. Он мог проигнорировать возражения Москвы и продолжить активно настаивать на расширении Североатлантического альянса, руководствуясь той логикой, что "Россия всегда останется Россией" и что она всегда будет угрожать своим соседям и доминировать над ними, если ее не сдерживать угрозами применения военной силы. В тот момент такого мнения придерживалась Республиканская партия — она изложила свою позицию в документе 1994 года под названием "Контракт с Америкой" (Contract with America). Другой вариант заключался в том, чтобы терпеливо ждать того момента, когда поведение Москвы опровергнет ее обещания уважать суверенитет своих соседей. Такой была позиция бывшего посла США в СССР Джорджа Кеннана (George Kennan). Но Клинтон выбрал третий вариант — расширять границы НАТО, ничего в это не вкладывая, в соответствии с той логикой, что у альянса нет реальных врагов. В 1996 году Рональд Асмус (Ronald Asmus), который вскоре стал одним из самых влиятельных чиновников администрации Клинтона, заявил, что цена расширения НАТО будет умеренной, поскольку "смысл в том, чтобы избегать конфронтации с Москвой, а не готовиться к новой российской угрозе".
"Вы думаете, мы действительно сможем убедить восточных европейцев в том, что мы защищаем их, — спросил недоверчивый сенатор-демократ Сэм Нанн (Sam Nunn), выступая перед военными чиновниками, — в то время как мы убеждаем россиян в том, что расширение НАТО не имеет к Москве никакого отношения?" В своей служебной записке Тэлботт предупредил, что "расширенный альянс НАТО, исключающий Россию, не поможет сдержать ретроградные, экспансионистские импульсы Москвы". Напротив, утверждал он, "он еще больше ее подстегнет". Но Ричард Холбрук (Richard Holbrooke), который тогда был спецпредставителем Клинтона на Балканах, отверг эти предупреждения. США, написал он в World Policy Journal в 1998 году, могут "убить сразу двух зайцев... и люди будут оглядываться на эти споры и удивляться, зачем нужно было поднимать столько шума. Они увидят, что в отношениях России с Западом ничего не изменилось".
Сильнее ошибиться Холбрук просто не мог. "Мы взяли на себя ответственность за защиту целого ряда стран, — сказал 94-летний Кеннан в интервью колумнисту New York Times Тому Фридману (Tom Friedman) в 1998 году, — хотя у нас нет ни ресурсов, ни намерения делать это сколько-нибудь серьезным образом". И он оказался прав. Приняв свое решение, Клинтон стравил испытывающий недостаток ресурсов альянс НАТО с озлобленной и авторитарной Россией.
Спустя несколько дней после того, как Чешская Республика, Венгрия и Польша вступили в НАТО в марте 1999 года, этот альянс начал свою трехмесячную бомбовую кампанию против Сербии, которая, как и Россия, является славянской православной страной. Это нападение на братское государство привело в ужас обычных россиян, особенно с учетом того, что атаки проводились не в защиту члена НАТО, а в защиту мусульманского населения Косово, которое тогда было провинцией Сербии. Действия, которые НАТО предпринимал в бывшей Югославии — в Боснии в 1995 году и Сербии в 1999 году, — объяснялись весьма благородной целью, а именно необходимостью положить конец убийствам невинных людей. Однако расширение НАТО на восток, в сторону бывших стран Варшавского договора, заставило россиян прийти к противоположному выводу. Москва знала, что ее прежние вассалы, вступив в этот блок, теперь обязаны поддерживать политику Запада, который бросает вызов интересам России. Чем дальше на восток расширялся альянс НАТО, тем опаснее он становился для страны.
Это стало очевидным, когда члены НАТО начали в одностороннем порядке предпринимать шаги, которые они никогда не предприняли бы, если бы не входили в состав альянса. В 2015 году, к примеру, Турция сбила российский истребитель, который пересек границы ее воздушного пространства, направляясь из Сирии, где он бомбил оппонентов президента Башара аль-Асада. "Воздушное пространство Турции — это воздушное пространство НАТО", — заявил тогда министр иностранных дел Турции, обращаясь к России. Кремль это запомнил. "Турция подставила не себя, она подставила весь Североатлантический альянс, — заявил премьер-министр Дмитрий Медведев в своем интервью журналу Time. — И это очень безответственно".
***
Пытаясь заверить россиян в том, что НАТО не является для них угрозой, администрация Клинтона полагала, что легитимные интересы России после завершения эпохи гласности и перестройки не противоречат интересам НАТО. Однако такая точка зрения опиралась на предпосылку о том, что в основе холодной войны лежала идеология, а не география. Отец геополитики Хэлфорд Маккиндер (Halford Mackinder) посмеялся бы над такой точкой зрения. Маккиндер, который умер в 1947 году, когда стартовала реализация доктрины Трумэна и плана Маршалла, привлек внимание политиков к стратегическому значению обширной центральной части Евразии, где доминировала Россия. "Кто правит Восточной Европой, — написал он в 1919 году, — владеет Сердцем земли; кто правит Сердцем земли, владеет Мировым Островом [Евразией]; кто правит Мировым Островом, владеет миром". Именно идеи Маккиндера, а не Маркса, лучше всего объясняли суть холодной войны.
Вечный страх России перед вторжением извне обуславливал ее внешнюю политику тогда и продолжает диктовать ее сегодня. "У истоков маниакальной точки зрения Кремля на международные отношения лежит традиционное и инстинктивное для России чувство незащищенности", — написал Кеннан в своей знаменитой Длинной телеграмме 1946 года. Россия — огромная, малонаселенная и сталкивающаяся с серьезными транспортными проблемами — имеет естественную склонность к распаду. Россия была "землей, которая никогда не знала дружественных соседей". Ее определяющей характеристикой стала невозможность защитить себя. Никакие горные хребты и никакие водные массивы не защищают ее западные рубежи. В течение многих веков она постоянно сталкивалась с нашествиями иностранцев. Такая география и история способствуют возникновению чрезвычайно централизованной и автократической власти, одержимой внутренней и внешней безопасностью. Коммунисты были лишь одним из воплощений такой власти.
Западные границы России всегда были наиболее уязвимыми. Европейские земли к западу от них представляют собой огромный полуостров, окруженный Балтийским и Северным морями на севере, Атлантическим океаном на западе и Черным морем на юге. Между тем у России очень мало выходов к морю. Северный Ледовитый океан расположен далеко от ее густонаселенных центров. Многими портами невозможно пользоваться в зимние месяцы. Турецкие воды на юге, как и скандинавские на севере можно легко перекрыть. В период холодной войны норвежские, британские и исландские авиабазы мешали России выходить к морю.
Но подобные проблемы существовали не только в XX веке. Во второй половине XIX века Великобритания и Франция противостояли России — на Балканах, Ближнем Востоке, в Индии и Китае — задолго до того, как мир услышал предложенный Кеннаном термин "сдерживание". Поскольку исторически у Москвы был ограниченный набор вариантов обороны, ее военная доктрина зачастую носила наступательный характер. Она стремилась доминировать в отношениях со своими соседями, чтобы не позволить другим державам использовать приграничные территории против нее. В то время как Запад считает страх Москвы перед вторжением совершенно необоснованным, история учит российских лидеров тому, что намерения иностранных государств обычно остаются скрытыми или же часто меняются. Каждая эпоха приносит с собой новую экзистенциальную угрозу. В любой момент может появиться очередной Наполеон или Гитлер.
После окончания Второй мировой войны угрозой, с точки зрения Кремля, стало наступление капитализма во главе с Вашингтоном и его марионеткой — Западной Германией. Включение Украины и Белоруссии (1922) и стран Балтии (1940) в состав Советского Союза, а также создание буферных государств на востоке позволило укрепить безопасность России в ущерб Западу. В 1949 году решение разделить Германию позволило создать стабильное равновесие, которое просуществовало четыре десятилетия. Как только Москва утратила контроль над Берлином в 1989 году, оборонительный рубеж России рухнул, заставив ее отступить к своим границам на восток дальше, чем она когда-либо была с XVIII века.
В своем обращении в 2005 году президент России Владимир Путин, бывший офицер КГБ, который был на передовой скрытого противостояния Москвы альянсу НАТО в 1980-х годах, назвал распад Советского Союза "величайшей геополитической катастрофой" XX века. Большая часть его работы на посту главы государства была посвящена восстановлению элементов экономического пространства и сферы безопасности СССР перед лицом расширения НАТО и Евросоюза и противостоянию попыткам бывших членов Советского Союза сорвать реализацию интересов современной России.
Хотя военные столкновения в Молдове, Грузии и на Украине объясняются "агрессивными попытками Кремля восстановить элементы советской империи", стоит отметить, что Россия не присоединила ни один из сепаратистских регионов — за исключением Крыма, где находится российский Черноморский флот. <...> Замороженные конфликты в трех странах мешают им вступить в НАТО. Этот альянс всегда отказывал во вступлении тем государствам, которые ведут неразрешенные пограничные споры, внутренние территориальные конфликты или обладают слишком слабой армией, не способной обеспечить защиту своих границ.
<...>
Вероятно, взгляды Путина нашли наилучшее отражение в его частном разговоре с бывшим лидером Израиля Шимоном Пересом, который состоялся незадолго до смерти последнего в 2016 году. "Зачем американцам НАТО? — спросил Путин, как потом вспоминал Перес. — С чьей армией они хотят сражаться? Или они думали, я не знаю, что Крым российский и что Хрущев подарил его Украине? Меня это не беспокоило, пока вам не понадобились украинцы в НАТО. Зачем? Я их не трогал".
Вероятно, взгляды Путина нашли наилучшее отражение в его частном разговоре с бывшим лидером Израиля Шимоном Пересом, который состоялся незадолго до смерти последнего в 2016 году. "Зачем американцам НАТО? — спросил Путин, как потом вспоминал Перес. — С чьей армией они хотят сражаться? Или они думали, я не знаю, что Крым российский и что Хрущев подарил его Украине? Меня это не беспокоило, пока вам не понадобились украинцы в НАТО. Зачем? Я их не трогал".
Это нельзя назвать словами идеолога. Их также нельзя назвать отражением характера "безжалостного лидера России". В конце концов, Горбачев, который никогда не был поклонником Путина, тоже поддержал присоединение Крыма, а также военную операцию России в Грузии. Запад, как он писал в своих мемуарах, оказался глух "к тем чувствам, которые расширение НАТО вызывало" у Москвы.
Западным лидерам не обязательно сочувствовать России, но, если они хотят вести эффективную внешнюю политику, им необходимо ее понимать. Возможно, в Европе больше нет коммунизма, но география этого региона осталась прежней. Россия все еще слишком велика и сильна, чтобы влиться в западные институты, не изменив их фундаментальным образом, и слишком уязвима перед наступлением Запада, чтобы не возражать против своей изолированности.
План Маршалла, который стал одной из основ холодной войны, считается одним из величайших достижений американской внешней политики не только потому, что он оказался провидческим, но и потому, что он сработал. Он сработал, потому что США смирились с существованием российской сферы влияния там, куда они не могли вторгнуться, не утратив свой авторитет и общественную поддержку.
План Маршалла, который стал одной из основ холодной войны, считается одним из величайших достижений американской внешней политики не только потому, что он оказался провидческим, но и потому, что он сработал. Он сработал, потому что США смирились с существованием российской сферы влияния там, куда они не могли вторгнуться, не утратив свой авторитет и общественную поддержку.
Величайшие законы искусства управления государством основаны на реализме в той же степени, как и на идеализме. И сейчас Америке стоит освежить в памяти этот урок истории.
Автор: Бенн Стейл (Benn Steil)
