Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В новом тысячелетии западные медиа неоднократно компрометировали себя: двойные стандарты и лицемерие прочно вошли в журналистскую практику, пишет Daily Sabah. И это не ошибка, а выбор: ведущие западные издания превратились из зеркала реальности в ее конструктора.
Ревда Селвер Исерик (Revda Selver Iseric)
Западные СМИ приписывают себе правдивость, справедливость и объективность — добродетели, возвышающие беспристрастность и уважение к человеку. Их насаждают факультеты журналистики в США и Европе, медиахолдинги же охотно позиционируют себя глобальными "арбитрами правды", с готовностью клеймя "незападных" коллег за ангажированность и пропаганду. Но стоило миру в прошлом десятилетии столкнуться с чередой миграционных потрясений, как блестящий лак потрескался.
Двойные стандарты: Украина и Сирия
Когда в феврале 2022-го на Украине начались боевые действия, западная медиамашина запустилась на полную мощность. В эфир и на первые полосы хлынули репортажи, переполненные сочувствием и призывами к единению. Создавали образ храброго гражданского — чаще всего женщины или ребенка, застигнутого врасплох боевыми действиями. Истории были наполнены человеколюбием: именами, лицами, эмоциями. Все это формировало чувство морального долга и причастности.
Но стоит вспомнить, как сирийцы бежали от войны в 2011 году, и картина предстает совершенно иной. Тон повествования был в лучшем случае отстраненным, в худшем — дегуманизирующим. Человеческие жизни свели к сухим цифрам, безликой массе, политической проблеме. Сочувствие сменилось подозрением. Вместо повествования о человеческой трагедии акцент делался на экономических издержках, культурных барьерах и угрозах безопасности.
Такой контраст — не просто вопрос политики — это симптом, который показывает, как раса, религия и "европейская идентичность" диктуют нарративы, и как западная журналистика отказывается от собственных этических принципов, стоит жертвам оказаться небелыми или мусульманами.
В 2022 году журналистка NBC Келли Кобилла (KellyCobiella) описала украинцев так: "Это не беженцы из Сирии... они христиане, они белые, они похожи на нас". Ее коллега с CBS Чарли Д’Агата (Charlie D’Agata) назвал Украину "относительно цивилизованной" страной. Случайность? Нет. Эти фразы выдают скрытую установку западной медиакультуры: сочувствие — это привилегия.
Чтобы это доказать, я провела контент-анализ влиятельной британской The Daily Telegraph. Сравнила, как газета писала о сирийских беженцах в 2011-м и об украинских в 2022-м. Я выделила пять типичных для медиа "углов подачи": человеческая история, мораль, экономические последствия, ответственность и конфликт. Картина вышла показательная.
Сирийцев показывали под углом "экономической угрозы" и "конфликта". Для Британии и ЕС они были "бременем для бюджета", "источником напряженности" и "угрозой безопасности". Никаких личных историй — просто "поток мигрантов", а на фоне него — призрак терроризма и криминала.
Украинцев же освещали в разрезе "человеческой трагедии" и "морального долга". Это были живые люди с именами и историями: матери, дети, разлученные семьи. Политические лидеры требовали к ним сострадания, а заголовки вопили о несправедливости.
Эта пропасть в подходах — не ошибка, а осознанный выбор. Выбор, который показывает, чью боль западные медиа считают достойной внимания, а чью — нет.
Некоторым суждено стать "жертвой обстоятельств"
Страдания арабских, мусульманских или других неевропейских беженцев зачастую выставляют как нечто отстраненное, политизированное и, к сожалению, "предсказуемое". Такие рамки стирают человеческие черты, превращая людей в нечто абстрактное. Также они легитимизируют давние ориенталистские мифы, описывающие Ближний Восток как земли вечной нестабильности, насилия и нескончаемой войны, — регион, чья боль уже никого не удивляет.
Этот подход опровергает фундаментальные принципы, на которые так любит ссылаться западная журналистика. Объективность — не синоним нейтральной интонации. Объективность формируют редакционные решения: какой сюжет поставить в приоритет, чей микрофон включить, какую эмоцию вызвать. Когда одна группа беженцев системно показывается "человечнее" и "достойнее" другой, журналистика теряет этичность, превращаясь в политический инструмент под маской профессионализма.
Цена такой избирательности вполне осязаема. Медиа формируют у публики картину мира; та же, в свою очередь, влияет на политику властей, настроения в обществе и обращение с беженцами. Предвзятый репортаж способен раздуть ксенофобию и исламофобию, дать ход жестоким миграционным законам и сделать равнодушие к чужой боли социальной нормой. Так СМИ напрямую решают, чья жизнь имеет ценность, а чья — нет.
Приведенная логика "выборочного сочувствия" работает не только в области миграционных кризисов. Она отчетливо прослеживается и в том, как Запад пишет о Газе. Гуманитарные организации фиксируют массовую гибель мирных жителей, депортацию, голод — а в эфирах и газетах царит праздность и нравственная неопределенность. Палестинцев не "убивают", они просто "погибают"; лицо преступника скрывают за словами "стычки" и "перекрестный огонь"; голод называют "гуманитарной катастрофой", а не следствием продуманной стратегии. В то же время страдания израильтян подаются персонифицированно, с упоминанием имен и эмоцией. Такой нарратив затуманивает диспропорцию насилия, снимает с кого-либо ответственность и представляет затяжные страдания мирных жителей как обыденность.
"Индивидуум" против "общества"
Тот же лицемерный подход наблюдается и в том, как западные медиа освещают акты массового насилия в своих собственных обществах. После стрельбы в мечетях Крайстчерча (Новая Зеландия) в марте 2019 года, в ходе которой белый австралиец в рамках тщательно подготовленной ультраправой террористической атаки убил полсотни мусульман во время служения, такие издания, как BBC, преимущественно представляли преступника как "одиночку". Заголовки концентрировались на его личном пути радикализации и собственных действиях, аккуратно отсекая связь насилия с более широким контекстом исламофобной культуры и идеологией белого превосходства.
А вот после массовой стрельбы на пляже Бонди в Сиднее в декабре 2025 года (самого последнего инцидента, жертвами которого стали 16 человек) обсуждение возможной мусульманской принадлежности преступника началось в публичной сфере еще до того, как прояснились факты. Поскольку нападение произошло во время празднования Хануки, трагедией немедленно воспользовались ультраправые и произраильские силы, чтобы усилить стереотип о склонности мусульман к насилию. Эти два случая вместе показывают устойчивый медийный стереотип: если насильник белый, речь ведут о личных мотивах; если есть хотя бы намек на связь с мусульманами — насилие обобщают, придают ему расовую окраску и возбуждают подозрения в адрес целых групп.
Один заголовок BBC после бойни на Бонди подвел своих авторов: "Стрелок с пляжа Бонди, по словам полиции, родом из Индии". Для многих читателей эта фраза мгновенно переключает внимание: не насилие, а биография. Она наводит на мысль: а вдруг причина именно в его происхождении? В тот момент национальность никак не была связана с доказанным мотивом, идеологическим наполнением или виной. Однако ее сделали центральным пунктом. Если же преступник белый, заголовки почти никогда не сообщают, откуда он "родом". Вместо этого авторы обращаются к его психике, личной драме или одиночеству.
Эта разница не случайна. Заголовки вперед фактов формируют реальность. Сделав происхождение ключевым пунктом, BBC задается вопросом "кто он", а не "что он сделал", возбуждая подозрения в адрес мигрантов и сообществ "неправильной" расы. Предвзятость в СМИ не всегда заметна; порой она прячется в одной строчке, тихо указывая, кого нам следует винить и кого бояться.
"Запад" и "все остальные"
Подобное же замалчивание сопровождает трагедию Судана, где одна из самых масштабных гуманитарных катастроф современности развивается на фоне почти полного игнорирования со стороны ведущих западных СМИ. Десятки тысяч убитых, миллионы изгнанных из своих домов и еще миллионы обречённых на голод — и все это не удостаивается ни первых полос, ни долгого общественного негодования. Да и в тех редких случаях, когда западные медиа все же пишут о Судане, они зачастую прибегают к расплывчатым клише: "столкновения", "нестабильность", "сложный этнический конфликт". Такой язык снимает с кого-либо вину и стирает ощущение трагичности происходящего.
В отличие от украинских, суданские жертвы почти никогда не обретают лиц и историй, которые рождают эмпатию — нет, они так и остаются статистикой. Это и есть главный медийный принцип: то, о чем не говорят, перестает существовать политически. В Судане, как в Сирии и Газе, тишина говорит сама за себя. Существует иерархия, в ней одни жизни мобилизуют западное сообщество, а другие ему безразличны. Судан обнажает неприглядную правду: мировое сострадание избирательно, особенно если жертвы — чернокожие и гибнут вдалеке от Запада.
Вопрос не в том, достойны ли украинцы помощи — они, без сомнения, достойны. Вопрос в том, почему эта же безотлагательность и человечность не касается сирийцев, палестинцев, суданцев, афганцев, йеменцев или рохинья. Откуда границы у западного сочувствия?
Западные медиа — не пассивное зеркало реальности, а активный его архитектор. Выбирая, о чем и в каком ключе рассказывать, журналистика буквально преподает публике урок о ценности человеческих жизней — или, наоборот, искажает его.
Продолжая декларировать принципы свободы и объективности прессы без честного самоанализа, Запад рискует превратиться в карикатуру на собственные идеалы: политически ангажированную, этически беспринципную и морально двойственную.
Пора посмотреть этому лицемерию в глаза. Поистине этичные медиа не меняют принципы в зависимости от цвета кожи, гражданства или религии. Этика — не укоренившийся шаблон, а ежедневные решения редакции. И раз уж журналистика претендует на этичность, то должна быть основана на справедливости для всех жертв насилия и изгнания, а не только для "своих".
