Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Историк Николас Малдер побеседовал с французской газетой Le Monde об экономических санкциях. Как отметил эксперт, ограничения редко приносит политические результаты, более того, со временем их эффективность падает.
Мари Шаррель (Marie Charrel)
Запад должен хорошо понимать цель экономических санкций, введенных против России, иначе они могут оказаться контрпродуктивными, предупреждает Николас Малдер (Nicholas Mulder), историк из Корнельского университета (штат Нью-Йорк). В только что опубликованной им работе "Экономическое оружие: усиление санкций как инструмент современной войны" прослеживается, как в XX веке западные государства использовали блокады и эмбарго в попытке прекратить конфликты. И объясняется, почему эти меры часто терпели неудачу.
Le Monde: Санкции, введенные против отдельно взятой страны — старый инструмент. Когда они становятся экономическим оружием?
Николас Малдер: Применение блокады против города или страны во время конфликта восходит к античности, такая мера использовалась регулярным во время наполеоновских войн. В годы Первой мировой войны население Османской империи, Австро-Венгрии и Германии подвергалось жесточайшей блокаде: по разным оценкам, от голода умерло несколько сотен тысяч человек.
В 1918 году победители решили прибегать к блокаде и после завершения конфликта. В условиях уже сильно глобализированной экономики память о трагическом опыте блокады в Центральной Европе будет достаточно сдерживающим фактором, чтобы избежать применения вооруженной силы против государств, нарушающих международный порядок, думали они тогда. Так Лига Наций, созданная в 1919 году по инициативе США, была наделена этим экономическим оружием сдерживания.
— Тем не менее ваша книга напоминает нам о том, что ограничительные меры, применявшиеся в межвоенный период, почти не работали. В каком-то смысле они даже усиливали напряженность. Почему?
— В ХХ веке экономические санкции часто оказывались контрпродуктивными. В 1930-е годы санкции, примененные для того, чтобы остановить агрессоров, нацистскую Германию и имперскую Японию, выявили экономическую взаимозависимость стран. Это подтолкнуло режимы, уже идеологически склонные к национализму, к поиску самодостаточности, чтобы противостоять англо-американскому давлению и начать территориальные завоевания. Вместо того, чтобы предотвратить Вторую мировую войну, эмбарго только ускорили события.
— Каким карательным экономическим мерам подвергалась Япония в 1930-е гг.?
— После вторжения японской армии в восточный Китай в 1937 году президент США Рузвельт ввел эмбарго для Токио, сначала на топливо для самолетов, затем на железную руду, никель, медь. Летом 1941 года, после японского вторжения в Индокитай, западные державы приняли решение о нефтяном эмбарго. Этот шаг стал одним из причин нападения Японии на Перл-Харбор.
В 1935 году Лига Наций ввела карательные меры против Италии Муссолини в ответ на вторжение в Эфиопию. Они не имели действия. Но нацистский режим внимательно следил за ними. Сознавая, что он, вероятно, подвергнется таким же ограничениям, он был убежден, что ему необходимо укреплять свою экономическую независимость. Но, как это ни парадоксально, несмотря на эти неудачи, западные либеральные государства продолжали использовать санкции и после 1930-х гг.
— Так это экономическое оружие никогда не было эффективным?
— Есть, конечно, исключения. Они принесли свои плоды в пограничной войне между Югославией и Албанией в 1921 году и между Болгарией и Грецией в 1925 году. В обоих случаях простая угроза применения санкций со стороны Лиги Наций способствовала разрешению конфликта. Но это были маленькие страны, достаточно уязвимые и зависимые от внешнего мира. Это показывает, что, если мы хотим избежать того, что санкционные меры окажутся контрпродуктивными, как в Японии и Германии в 1930-е годы, они должны быть точно продуманы, что очень сложно сделать.
— Иран находится под эмбарго Запада с 1979 года. Что можно из этого почерпнуть?
— Во-первых, экономические санкции и сохраняющаяся угроза новых мер со временем теряют свою эффективность. Затем, продуктивные системы в конечном итоге адаптируются. После тяжелых кризисов, пережитых Тегераном из-за эмбарго, экономическая активность стабилизировалась, несмотря на стагнацию и инфляцию. Надо сказать, что структура экономики России относительно похожа на иранскую, с большим объемом экспорта углеводородов и определенными промышленными мощностями. Таким образом, после первоначальной рецессии произойдёт реорганизация промышленности, и российская экономика не падет — даже при очень слабом или отрицательном росте и обнищании населения — в течение длительного времени.
Западу важно четко сформулировать цель, которую преследуют санкции против России. Если они окажутся постоянными, если не будет четких условий, позволяющих их отменить, уже будет невозможно использовать их в качестве рычага для деэскалации и достижения прекращения огня.
— Вы говорите, что экономические последствия эмбарго не следует путать с их политической эффективностью...
— Слишком часто между этими понятиями возникает путаница. Ожидается, что в этом году российская экономика погрузится в рецессию примерно на уровне 15%. Если экономический ущерб считается показателем успешности ограничительных мероприятий, то цель достигнута. Но если цель состоит в том, чтобы обеспечить мир и безопасность на европейском континенте, то мы от этого далеки.
— Должна ли Европа ввести эмбарго на российский газ?
— Если она хочет усилить давление на Москву, это действительно похоже на следующий шаг, поскольку это нанесет серьезный ущерб российской экономике. Но это также потребует гораздо более жесткой налоговой политики в Европе, а также глубокой перестройки экономической политики — хотя бы для того, чтобы защитить домохозяйства от скачка цен на энергоносители и увеличить инвестиции в возобновляемые источники энергии.
Франция, Италия, Испания, я полагаю, поняли, что невозможно вести такую экономическую войну без усиления интервенционизма. Но Северная Европа, Нидерланды, откуда я родом, Германия, Швеция и Финляндия хотят принять участие, сохраняя при этом строгую бюджетную политику. Им придется сделать выбор.
— Меры, принятые против Москвы, сильно заденут россиян. Были ли случаи, когда ограничения провоцировали протестное движение, способствовавшее смене режима?
— Были. Это особенно характерно для ЮАР в 1960-х и 1970-х годах. Ограничительные меры не были главной причиной ликвидации апартеида, но они способствовали этому. Это связано с тем, что в стране существовала крупная политическая оппозиция, организованная вокруг Нельсона Манделы и Африканского национального конгресса. Она сыграла решающую роль в том, чтобы стать выразителем чаяний чернокожих, подвергая критике белое население.
В России оппозиция разгромлена, Алексей Навальный сидит в тюрьме, остатки интеллигенции бегут из страны. Олигархи подчиняются Путину. Нет никаких политических предпосылок, способных привести к изменениям.
— Может ли этот конфликт усилить уже действующие протекционистские тенденции?
— Да, может. Я не верю в конец глобализации, но я думаю, что мы увидим формирование политических блоков, стремящихся укрепить свою независимость от основных энергетических и пищевых ресурсов. Экономическая взаимозависимость имеет одно преимущество: она создает высокие издержки и барьеры для войны. Когда между блоками происходит раскол, препятствий для применения силы между государствами становится меньше. Мы входим в гораздо более опасный мир.
— В письме в Лигу Наций в 1924 году экономист Кейнс утверждает, что эффективнее оказывать помощь пострадавшим странам, чем применять репрессии к агрессорам. Что он имел в виду?
— Я был удивлен, обнаружив, что Кейнс развил эту геополитическую идею как расширение своей экономической философии. В своем письме он предложил организовать материально-техническую и финансовую помощь странам, попавшим в затруднительное положение, в частности для их восстановления, считая, что это гораздо больше будет способствовать стабилизации мира, чем карательные меры против нападавших. В некотором смысле, это то, что Евросоюз делал после падения коммунизма, создавая структурные фонды для стран Восточной Европы.
То же самое делает и Китай со своими "новыми шелковыми путями". Кредиты, которые он предоставляет странам-партнерам, позволяют ему расширять свое влияние за пределы Азии. Если западный блок хочет укрепить свою легитимность в мире, ему есть чему поучиться у Кейнса.
— Чему?
— Доход на душу населения на Украине сегодня ниже, чем в 1990 году, когда рухнул коммунизм. Европе нужно больше думать о том, как она может помочь Киеву построить более сильную экономическую модель. Нужно подумать и о России, отбросив в сторону эмоции. Во время экономического кризиса начала 1990-х годов страна потерпела коллапс, сравнимый с Великой депрессией 1930-х годов на Западе. Это способствовало обогащению олигархов и приходу к власти Путина. В будущем необходимо будет подумать о поддержке экономического развития России на долгие годы.
