Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Начиная с 1945 года история Европы создавалась победителями и стала инструментом идеологической легитимации, пишет La Vanguardia. Служить текущим политическим интересам было куда интереснее, чем искать историческую правду. Утешительная ложь укрепляла национальную самооценку, но имела существенный недостаток: она не соответствовала фактам.
В 1945-м, после победы над Гитлером, Европа приступила к восстановлению своего мира. История стала фундаментальным инструментом идеологической легитимации, опирающейся на память о борьбе с тоталитарными державами. Однако, как отмечает Ян Кершоу (Ian Kershaw) в своей книге "Американские горки: Европа 1950-2017" (Roller-Coaster: Europe, 1950-2017), европейский взгляд на собственное прошлое был весьма искажённым и недостаточно критичным.
Во Франции национальная идентичность строилась вокруг идеи антифашизма. При этом игнорировался тот факт, что французское сопротивление не было таким широким, как это пытались показать, не было оно и достаточно эффективным, и к тому же в нём было множество внутренних противоречий. Однако это не помешало Де Голлю стать бесспорным героем борьбы с немцами. Этот образ он создал себе сам в своих мемуарах.
Существовала твёрдая убеждённость в том, что страна обрела свободу своими силами, хотя и была в долгу перед союзниками. Такое утверждение укрепляло национальную самооценку, но имело существенный недостаток: оно не соответствовало фактам. Если бы не высадка в Нормандии, Париж не смог бы освободиться от немцев.
При таком предвзятом отношении к недавним событиям упускалось из виду, что коллаборационизм являлся гораздо более распространённым явлением, чем это признавалось. После освобождения от нацистов это была слишком неудобная правда. Удобно было делать вид, что вся страна выбрала демократию, и только меньшинство поддерживало Третий рейх, но оно представляло собой "инородное тело" для нации.
Прошло много лет, прежде чем на эту тему стало возможно говорить всерьёз. Однако определённые воспоминания всё ещё вызывали споры. Именно поэтому в 1969 году на телевидении запретили показывать документальный фильм Марселя Офюльса (Marcel Ophüls) "Печаль и жалость" о сотрудничестве с захватчиками в городе Клермон-Ферран, в центральной части Франции.
Как отмечает Роберт Гилдеа (Robert Gildea) в книге "Бойцы в тени", в фильме "намекалось на то, что французы были далеко не героями, они действовали определённым образом, потому что были либо оппортунистами, либо трусами, если не сказать настоящими предателями". Один из лидеров сопротивления, который снялся в ленте, даже говорил, что для того чтобы уйти в подполье, нужно было быть "не от мира сего". Таким образом он хотел сказать, что граждане, как правило, не собирались участвовать в опасных мероприятиях.
Поскольку эта версия противоречила господствующей точке зрения, согласно которой все французы сопротивлялись нацизму, её было сложно принять. Только в 1981 году фильм показали на малом экране. Такова была свобода слова в республике.
В Италии официальная историография утверждала, что героизм антифашистов обелил национальную честь, которую запятнал фашизм. Но искать историческую правду было не так интересно, как служить интересам холодной войны в эпоху идеологически поляризованного мира Москвы и Вашингтона.
Христианско-демократические правительства совсем не хотели признавать вклад коммунистов в борьбу с Муссолини, тогда их волновало присоединение к НАТО и экономическая помощь в рамках Плана Маршалла. Одновременно минимизировалась широкая народная поддержка режима чернорубашечников.
В 1960-е годы историк Ренцо де Феличе (Renzo de Felice) вызвал своими заявлениями ожесточённые споры. По его словам, фашизм существовал благодаря социальному консенсусу. Возмущённые критики обвинили историка в легитимации ультраправых, но важный лидер коммунистов Джорджо Амендола (Giorgio Amendola), бывший партизан, согласился с ним, признав, что в 1930-е годы большинству итальянцев было удобно жить в антидемократической системе. После заявлений Амендолы споры уже были не такими ожесточёнными.
Федеративная Республика Германия попыталась представить нацизм как паузу в немецкой истории, до которой страна развивалась якобы в положительном направлении. Это было равносильно отрицанию того, что в консервативной Веймарской республике в 1920-х годах уже проявлялись антидемократические настроения. Когда историк Курт Зонтеймер (Kurt Sontheimer) указал на этот факт, он столкнулся с серьёзными трудностями при публикации своего исследования.
Утешительная ложь коснулась и других аспектов. Говорили, например, что зверства во время войны совершали СС, а немецкая армия, наоборот, якобы воевала с честью. Но, как показывает историография, вермахт тоже был виновен в преступлениях. Большая часть населения тоже не осталась в стороне, как бы ни продвигали легенду о простых людях, которые ничего не знали о Холокосте.
СССР тоже по-своему идеализировал события. Если верить его пропаганде, Красная армия освободила Европу практически в одиночку, без какой-либо значительной помощи западных союзников.
С другой стороны, из навязанной истории исключили все те эпизоды, за которые могло быть стыдно. Казалось, что между Гитлером и Сталиным не было никакого пакта о ненападении, для удобства забывалось и о том, что не только немцы вторглись в Польшу в 1939 году: советские войска тоже захватили часть этого государства.
Начиная с 1945 года историю Европы создавали победители. Было время, когда они упивались своей победой, вместо того чтобы тщательно разбираться в сложностях событий, в которых свет и тень зачастую сливаются в одно целое и становятся практически неразделимыми.
