Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Миру не избежать глобальной войны, пишет NR. Эксперты сравнивают текущую ситуацию с 1930-ми годами XX века. Сейчас, как и тогда, многие страны отказываются признавать неизбежность тотального конфликта – но война придет, рано или поздно, уверены авторы статьи.
Сет Кропси (Seth Cropsey), Гарри Хейлем (Harry Halem)
США придется выбирать: либо смелость, либо трусость.
Обманчивый мир, который продлился 31 год после распада Советского Союза, закончился 24 февраля 2022 года, когда территориальные захваты вновь стали инструментом ревизионистских держав. Однако история, особенно история глобального насилия, предшествовавшая Второй мировой войне, напоминает нам, что когда начинают сгущаться тучи кризиса, ситуация обычно имеет тенденцию к ухудшению, и в результате происходит общемировой взрыв.
В этом отношении демократические страны оказались сегодня в ситуации, аналогичной 1930-м годам. Безрассудством и глупостью периода, предшествовавшего 1930-м годам, было не столько умиротворение (как называют стратегию ограниченных, но значительных уступок агрессивному противнику ради удовлетворения его стремления к экспансии), сколько отказ признать системную неизбежность соперничества и конфликта. Сегодняшняя ошибка — это также не умиротворение, а желание демократических политических лидеров уйти от стратегической действительности. Война придет — рано или поздно. Демократические государства должны готовиться к долговременной борьбе. Как и в 1930-е годы, у нас нет запаса времени и начальных преимуществ.
Лучше говорить о мировом кризисе, чем о мировой войне, поскольку в языковом плане слово "война" — вещь весьма капризная. У нее есть как правовое, так и морально-политическое определение. Понятие мировой войны имеет свои ограничения. В годы Первой мировой войны боевые действия велись в Европе, на Ближнем Востоке, в Африке и в Азии. Но эпицентром конфликта была Европа. Стычки на Ближнем Востоке и в Африке были важны, но носили ограниченный характер. А в Азии военных действий после начала 1915 года почти не было, потому что за пределы Европы Германия могла направить лишь очень ограниченные силы и средства. Так была ли Первая мировая война на самом деле мировой войной? В ней участвовали все крупные державы. Более того, это был первый современный конфликт, два ведущих участника которого — США и Япония — не были европейскими государствами. Таким образом, мы можем назвать тот конфликт мировой войной, хотя проходил он главным образом в Европе.
Но в связи с эти возникает более важный вопрос об определении. Это вопрос времени. Первая мировая война стала следствием того, что можно назвать Первым мировым кризисом. До середины XIX века международная политика была едва ли не синонимом европейской политики по той простой причине, что благодаря своим техническим, политическим и военным достижениям европейские державы стали неоспоримо доминировать над всеми прочими крупными странами. Происходившие с XV по XIX столетие европейские войны, кульминацией которых стала попытка Наполеона установить господство на континенте, имели общемировые последствия. Генеральная стратегия наполеоновской Франции включала в сферу своих интересов как минимум Европу, Ближний Восток, Центральную Азию и Южную Азию. Цель Франции заключалась в ослаблении связей Британии с ее бесценным имперским владением Индией, но она не была достигнута. Тем не менее, центральный вопрос наполеоновских войн, вопрос структуры европейского, а следовательно, мирового порядка, решался на полях сражений Европы, в европейской морской зоне, а также за столом переговоров с участием десятков европейских дипломатов, которые прорабатывали детали урегулирования после окончания военных действий. К началу XX века изменения в распределении международной власти и влияния превратили европейский кризис в общемировой.
Первый мировой кризис легко можно обозначить временными рамками. С 1870 года в Европе было несколько войн, даже между великими державами. Пруссия сначала воевала с Австрией, затем с Францией, а одержав победу над обеими, превратилась в Германию. Российская империя вела одну войну за другой с рушившейся Османской империей, и каждая такая война заканчивалась за столом переговоров, где другие великие державы грозили войной в целях сдерживания российских амбиций. В 1905 году Япония вступила в войну с Россией, разгромила ее на суше и на море и тем самым заявила претензию на место среди великих держав. С 1908 по 1913 год вспыхивали многочисленные кризисы и небольшие войны, в том числе, масштабные боевые действия на Балканах. Тем не менее, начало настоящего катаклизма следует отнести к 1914 году, когда убийство эрцгерцога Франца Фердинанда в июне вскоре привело к многочисленным объявлениям войны странами континента. Османы и итальянцы, несколько месяцев державшиеся в стороне от войны, не были решающей действующей силой. Скорее, начало Первой мировой войне положило вступление в военные действия европейских держав, а также Японии, которые объявили войну в конце августа 1914 года. А окончание Первого мирового кризиса приходится на период с ноября 1918 по июль 1919 года и охватывает перемирие 1918 года (для Германии это была единственная возможность предотвратить крах и революцию), подписание Версальского договора и Парижскую мирную конференцию. В этот договор были заложены семена следующего мирового кризиса, это несомненно. Но он означал явный историко-хронологический выход из Первого мирового кризиса.
В результате мы получили четко разграниченную историческую картину событий, как будто каждое из них изолировано от других. Но это заблуждение. Концентрация проблем и вспышки насилия, ставшие определяющей чертой начала Первого мирового кризиса, а также внешне упорядоченное его завершение в 1919 году не являются нормой.
Второй мировой кризис начался вскоре после первого. И это показывает, что традиционная, четко демаркированная американо-европейская периодизация истории не просто вводит в заблуждение, но и наносит вред долгосрочному стратегическому мышлению.
Версальский договор был попыткой ограничить способность Германии к завоеваниям. Рядом с ним стоит Вашингтонский военно-морской договор (Договор пяти держав), ставший одной из первых попыток контроля вооружений в истории человечества. Но, во-первых, США официально не присоединились к международной системе после окончания Первого мирового кризиса по причине ограниченных политических талантов Вудро Вильсона и своей рефлекторной враждебности по отношению к долгосрочным обязательствам. А, во-вторых, в отсутствие у Америки желания участвовать в руководстве коалицией, Франции и Британии не хватило геополитической хватки и умения ограничить подъем Германии и сдержать советскую Россию.
Именно это обстоятельство, мощь Советов и Германии, стало доказательством провала в урегулировании Первого мирового кризиса. В предыдущие два столетия Россия и Германия играли центральную роль в европейском раскладе сил. И любая система должна была учитывать возможность господства Германии на европейском континенте и территориальные притязания России в Восточной и Центральной Европе, а также на Ближнем Востоке. Версальский договор не решил эти проблемы должным образом. Если бы Соединенные Штаты стали его полноправным участником, все было бы иначе. Поэтому урегулирование Первого мирового кризиса в действительности просто отсрочило неразрешенный конфликт.
Относительный мир в 1920-е годы отчасти был следствием огромного ущерба, нанесенного Первой мировой войной. Британия и Франция были лишены возможности проводить крупные военные кампании. Советский Союз, несмотря на его попытки вторжения в Европу, остановили на Висле в 1920 году. Большая часть Украины была включена в состав советской империи, но Польша и остальные страны Центральной Европы получили двадцатилетнюю передышку от советского гнета. Второй мировой кризис назревал в течение 10 лет, и только потом произошел взрыв.
Первые признаки появились в Азии. Гражданское правительство Японии все слабее контролировало вооруженные силы. В результате Квантунская армия оккупировала в 1931 году Маньчжурию и создала там марионеточное государство Маньчжоу-Го. Военные действия между Японией и Китаем начались в 1937 году, когда японцы попытались провести молниеносное наступление против Китайской Республики. Это положило начало восьмилетней войне, которая сломала хребет Японской империи. На самом деле, можно провести прямую черту между решением японских военных развязать войну в Китае в июле 1937 года, нападением японцев на Перл-Харбор в декабре 1941-го и разгромом и оккупацией Японии в 1945 году. Несмотря на победы в начальный период войны, Япония обнаружила, что для порабощения такой большой страны, как Китай, требуется гораздо больше времени и ресурсов, чем у нее было в запасе. Таким образом, была вполне вероятна другая война за дополнительные ресурсы, либо с американцами, либо с Советами. И неважно, что Япония таким способом просто создавала себе новых врагом. Идеология заставила Японию довести Азию до катастрофы. Вторая мировая война началась 7 июля 1937 года недалеко от Пекина, а не двумя годами позднее в Польше.
Сползание Европы в трясину кошмара, между тем, началось не с прихода Гитлера к власти в Германии, а с авантюризма Муссолини в Средиземноморье. Итальянский диктатор, несомненно, был самым талантливым из политических лидеров Оси. Он инстинктивно понимал дипломатические проблемы и баланс сил. Неуступчивость Сталина, которую зачастую по ошибке считают стратегическим терпением, не шла ни в какое сравнение с интеллектом Муссолини.
Однако дипломатические таланты дуче не подкреплялись политическим благоразумием и осторожностью, рожденными четким пониманием военных и экономических сдерживающих факторов Италии. Режим Муссолини с 1920-х годов стремился создать из Италии собственную версию великой державы. Первым шагом на этом пути стало "усмирение" Ливии, которое на самом деле было жестокой колониальной войной, в ходе которой широко использовались концентрационные лагеря и нападения на местное гражданское население с целью приведения его к покорности. Муссолини хорошо осознавал риски, которые европейские амбиции Гитлера создавали для Италии. Присоединиться к победителю на какое-то время было выгодно, но со временем господствовавшая в Европе Германия непременно подчинила бы себе Италию. Результатом таких размышлений стала серия переговоров и дипломатических договоренностей между Италией и западными союзниками, кульминацией которых стали Локарнские договоры. Они должны были заложить основу для рациональной коалиции против немецкой экспансии. Но амбиций у Муссолини было гораздо больше, чем благоразумия, результатом чего стал абиссинский кризис, из-за которого Италия в 1935 году поссорилась с союзниками. Испания, в свою очередь, годом позже скатилась в пучину гражданской войны, став опосредованным полем битвы для Германии, Италии и Советского Союза.
На протяжении всех этих кризисов и все более жестокой войны Японии в Китае союзники проводили политику стратегического самоустранения. Умиротворение было лишь частью этой истории. Этим словом обозначали британскую тактику соглашательства с территориальными захватами Германии в Европе, которую она применяла в расчете на то, что это станет основой для долгосрочного урегулирования. Но британское умиротворение было бы невозможно без стратегических просчетов и политической нерешительности Франции.
Нельзя сказать, что Франция не хотела сражаться. В 1939 и 1940 годах ее общество и политическое руководство были готовы отправить большую часть мужского населения призывного возраста в мясорубку войны, чтобы разгромить Германию в ходе позиционной войны, схожей с Первой мировой войной. Всему виной — военная политика Франции. Франция отказалась рассматривать любые варианты действий, кроме стратегической обороны, сделав ставку на долгосрочное развитие артиллерии и полагая, что это позволит ей стереть в пыль германскую армию своей огневой мощью. У нее не было никаких запасных планов, предусматривающих ограниченное наступление на Германию с применением механизированных частей или даже мотопехоты и мобильной артиллерии. Более того, несмотря на шумиху вокруг Малой Антанты в Центральной и Восточной Европе, у французов не было желания самостоятельно оказывать сопротивление Германии. Таким образом, Франция, отказавшись воевать в одиночку, а также выстраивать гибкую и легко корректируемую военную политику, обрекла себя на катаклизм. А требование Англии пойти на уступки Германии она использовала как психологическое оправдание своего нежелания действовать самостоятельно.
Какие уроки мы можем извлечь из этой последовательности событий? История себя не повторяет, по крайней мере, с абсолютной точностью. Однако между развитием событий в прошлом столетии и нынешней ситуацией есть определенные сходства.
Мы оказались в эпицентре Третьего мирового кризиса. Не было ни официальных переговоров, ни урегулирования, положившего конец холодной войне. Не было аналога Версальского договора и сопутствующих ему соглашений, который можно было бы назвать основополагающим для миропорядка после окончания холодной войны. Тем не менее, в период с 1988 по 1992 годы ситуация быстро менялась, обозначив вполне очевидный переломный момент. Германия объединилась и вступила в НАТО. СССР распался на Россию и ряд небольших государств на ее периферии, самым важным из которых по причине географии, населения, ресурсов и исторической памяти была Украина.
Ирредентизм Германии в период после Первого мирового кризиса хорошо известен. Еще до прихода Гитлера немецкая армия и внешнеполитическое ведомство были полны решимости восстановить положение Германии как великой державы. Для этого они рассматривали варианты ограниченных войн против Польши, Австрии, Чехословакии, а возможно, и Франции. В идеале можно было создать коалицию, балансирующую между центральноевропейскими державами и Советским Союзом. Германия так и не признала свое поражение в 1918 году. Она хотела вернуть мир в июнь 1914 года с некоторыми незначительными изменениями, а четыре года кровопролития считала не более чем трагической ошибкой.
Москва примерно так же расценила распад Советского Союза. Она не признала окончание холодной войны. Объясняется это не российской версией мифа об ударе ножом в спину, который возник в Германии после поражения в Первой мировой войне, а скорее нежеланием России признать реалии, сложившиеся после 1991 года, и неспособностью США принудить ее к этому. Даже когда распадалась советская империя, Михаил Горбачев видел в объединении Германии перезагрузку и полагал, что Европа вернется к балансу сил 1945-1948 годов. Он не считал это началом новой системы, которая будет включать единое евроатлантическое пространство безопасности и прочное стратегическое присутствие Америки в Евразии. Такая точка зрения неизбежно отвергала существование НАТО и независимость стран Восточной Европы. Борис Ельцин придерживался таких же взглядов, несмотря на продуктивные, как это ни странно, отношения с Биллом Клинтоном. То же самое можно сказать о Владимире Путине. По мнению Москвы, не существует не только Украина, но также Прибалтика и Белоруссия.
Россия также считает незаконным присутствие НАТО за пределами бывшей внутренней границы Германии. Именно поэтому она, находясь под властью ложных идей, видит в Германии американскую марионетку, которая остается в "оккупации". По ее мнению, сегодняшняя война в Европе сродни кризису 1938 года в Судетах. Правда сейчас, в отличие от Чехословакии, которую предали ведущие державы, Украина стоит на своем и стойко борется с превосходящим ее по силе противником.
Судетский кризис не был первым крупным стратегическим инцидентом 1930-х годов с участием ревизионистской державы. Так и российская экспансия началась задолго до 2022 года, когда возник вооруженный конфликт на Украине. В 2008 году Россия воевала с Грузией. В 2014 году Кремль воспользовался возникшей на Украине нестабильностью и присоединил Крым. Если бы историю Третьего мирового кризиса писал украинец, он бы наверняка датировал его возникновение февралем 2014-го, 2008-м или 2004 годом — и был бы прав в любом случае.
Военные действия России на Украине проводятся очень похоже на захват Китая Японией в 1930-е годы. В обоих случаях нападающая сторона вначале разработала стратегию постепенного разрушения суверенитета своей жертвы, а потом воспользовалась благоприятной возможностью для резкой эскалации. Япония исходила из того, что очень быстро захватит Китай в 1937 году, однако завязла в жестокой войне на истощение. Точно так же и Россия в 2022 году увязла на Украине. Самое большое различие — это, конечно же, размер. Япония была намного меньше Китая, а Россия гораздо больше Украины по территории, населению и ВВП. Тем не менее, в обоих случаях напавшая страна столкнулась с неожиданными проблемами. Япония решила расширить масштабы своей войны, сначала против Советского Союза, а потом против США. Россия пока не пошла на такой шаг.
Самое поразительное различие между прежними мировыми кризисами и нынешней ситуацией состоит в том, что главная на сегодня ревизионистская держава — Китай — пока воздерживается от активного участия в военных действиях. Но мы должны серьезно относиться к его военным приготовлениям и к заявленной готовности к применению силы.
Таким образом, Соединенные Штаты встали перед выбором. Но не между перевооружением и умиротворением, а между смелостью и трусостью. Перевооружение — это очень важно, и оно, скорее всего, будет осуществлено в предстоящие пять лет, даже если будет слишком поздно для предотвращения большого конфликта, как это случилось с Британией перед Второй мировой войной. США могут, подобно Франции, занять сдержанную позицию, оттягивая конфликт из-за отсутствия поддержки союзников и нехватки военной мощи. Но это станет гарантией более масштабного столкновения в последующие годы. Либо же Америка может начать действовать прямо сейчас, продемонстрировать свои возможности и вступить в долговременную борьбу за превосходство в одном из трех регионов Евразии.
Так или иначе, грядет война.
Сет Кропси (Seth Cropsey) — президент Йорктаунского института. Служил в ВМС, был заместителем помощника министра военно-морских сил.
Гарри Хейлем (Harry Halem) — старший научный сотрудник Йорктаунского института и сотрудник Европейского форума лидерства.
